Симпсон, Ронни

Рональд Симпсон
Общая информация
Полное имя	Рональд Кемпбелл Симпсон
Родился	Глазго, Шотландия
Гражданство	Шотландия
Рост	178 см
Позиция	вратарь
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Клубная карьера*
1946—1950	Куинз Парк Рейнджерс	78 (0)
1950—1951	Терд Ланарк	21 (0)
1951—1960	Ньюкасл Юнайтед	262 (0)
1960—1964	Хайберниан	123 (0)
1964—1970	Селтик	118 (0)
1946—1970	Всего за карьеру	602 (0)
Национальная сборная**
1948	Великобритания (олимп.)
1953—1957	Шотландия Б	2 (0)
1967—1968	Шотландия	5 (0)
Тренерская карьера
1971—1972	Гамильтон Академикал
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Рональд «Ронни» Кэмпбелл Симпсон (англ. Ronald «Ronnie» Campbell Simpson; 11 октября 1930, Глазго, Шотландия — 19 апреля 2004, Глазго, Шотландия) — шотландский футбольный вратарь. В значительной степени известен своими выступлениями за «Селтик», в котором стал одним из «Лиссабонских львов» — первой британской командой, победившей в Кубке Европейских Чемпионов в 1967 году. Ранее в свой карьере Симпсон дважды выигрывал Кубок Англии в составе «Ньюкасл Юнайтед». Также он выступал за «Куинз Парк Рейнджерс», «Терд Ланарк», «Хайберниан». В 1948 году Симпсон представлял Великобританию на Олимпийских играх. Тем не менее, за сборную Шотландии он дебютировал лишь в 1967 году, став её самым взрослым дебютантом (36 лет). Это была известнейшая победа со счетом 3:2 над тогдашними чемпионами мира англичанами на «Уэмбли».

Отрывок, характеризующий Симпсон, Ронни

С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.