Симфоническая фантазия для органа с оркестром
Симфоническая фантазия для органа с оркестром (фр. Fantaisie symphonique: pour orgue et orchestre) — произведение Франсуа Жозефа Фети, написанное в 1866 году. Примерная продолжительность звучания — 17 минут.
Премьера
82-летний композитор, получивший наибольшее признание в качестве педагога и энциклопедиста, сочинил это произведение для торжественного собрания в честь 50-летия воссоздания Королевской академии наук Бельгии, вновь учреждённой декретом короля объединённого Нидерландского королевства Виллема I 7 мая 1816 года. Собрание состоялось 7 мая 1866 года в так называемом Герцогском дворце, служившем для различных публичных мероприятий и спустя десять лет переданном под резиденцию той же Королевской академии. Музыка Фети прозвучала в присутствии короля Леопольда II и королевы Марии Генриетты, между парадной речью президента Академии Шарля Феде и выступлением её непременного секретаря Адольфа Кетле. Грандиозным оркестром, в составе которого были, в частности, 44 скрипки, 16 альтов, 16 виолончелей и 14 контрабасов, дирижировал автор. Партию органа исполнял крупнейший органист Бельгии Николя Лемменс. Концерт также стал инаугурационным для нового большого органа, изготовленного известным мастером Йозефом Мерклином (официальная приёмка нового инструмента комиссией состоялась только через 12 дней).
Официальный отчёт Бюллетеня Королевской академии наук и искусств охарактеризовал исполненное сочинение как «полное молодости, жизни и большого стиля», а игру оркестра — как отличавшуюся «точностью, мощью и обаянием, которых это произведение заслуживало»[1]. Развёрнутую рецензию Адольфа Самуэля напечатал журнал Le guide musical.
Характер музыки
Сам Фети писал, что сочинение для органа с оркестром было в его понимании своеобразным соревнованием двух оркестров, из которого, по его мнению, оба вышли победителями. Нынешняя критика отмечает, что Фантазия представляет собой «хороший образец его тщательно сделанной, хотя временами и эклектичной музыки», причём «первая часть в целом следует стандарту симфонического allegro, за нею идёт песенного характера аndаnte con variazioni», а венчает дело «грандиозный финал со звучными охотничьими рогами и бурными органными аккордами»[2].
Судьба произведения
Симфоническая фантазия считается одним из высших достижений Фети-композитора. Её исполнение, в частности, увенчало в 1884 году торжества в честь его столетия (солировал Альфонс Майи). Специалисты отмечают, что произведение Фети следует считать предшественником масштабной Концертной симфонии для органа с оркестром Жозефа Йонгена[3]. В новейшее время Симфоническую фантазию записали органисты Франц Хаук (с Ингольштадтским филармоническим оркестром) и Анн Фруадебиз (с Симфоническим оркестром Радио и телевидения французского сообщества Бельгии).
Напишите отзыв о статье "Симфоническая фантазия для органа с оркестром"
Примечания
- ↑ [books.google.com/books?id=1uxUAAAAcAAJ&pg=RA1-PA474 Bulletins de l’Académie Royale des Sciences, des Lettres et des Beaux-Arts de Belgique] — 35ème année, 2ème série, t. XXI. — P. 474. (фр.)
- ↑ [www.musicweb-international.com/classrev/2001/Aug01/Guilmant.htm Hubert Culot. Masterworks for organ and orchestra] // Musicweb International, August 2001. (англ.)
- ↑ John Scott Whiteley. Joseph Jongen and His Organ Music. — Pendragon Press, 1997. — P. 109. (англ.)
Отрывок, характеризующий Симфоническая фантазия для органа с оркестром
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
