Симфония № 1 (Брамс)

Симфония № 1 до минор op. 68 — произведение Иоганнеса Брамса, написанное в 1876 году. Примерная продолжительность звучания 42-45 минут.

История создания

Ещё в 1853 году Роберт Шуман, отзываясь на фортепианные сочинения Брамса, писал о том, что от этого автора следует ожидать масштабного симфонического сочинения. Первые наброски в симфоническом жанре Брамс сделал в 1854—1855 годах, однако в итоге они были использованы им для Первого фортепианного концерта. Следующим подступом к симфонии стала для композитора Серенада № 1 для оркестра (1858). Черновой набросок первой части будущей доминорной симфонии был создан Брамсом в 1862 году, этот набросок Брамс показал своему другу Йозефу Иоахиму. Однако продолжение работы было отложено более чем на десятилетие. В 1868 году Брамс отправил Кларе Шуман открытку с мелодией, которая в дальнейшем появилась в финале симфонии. Видимо, лишь в 1874 году Брамс вплотную начал работать над симфонией, а ударная часть этой работы пришлась на лето 1876 года: с 12 июня Брамс жил в курортном городке Засниц — и 5 октября написал оттуда своему другу и издателю Фрицу Зимроку о том, что симфония практически завершена.

Первые исполнения

Премьера симфонии состоялась 4 ноября 1876 года в Карлсруэ, дирижировал Феликс Отто Дессофф. Спустя три дня, 7 ноября, сам Брамс дирижировал симфонией в Мангейме. В последующие три месяца состоялись также исполнения симфонии в Мюнхене, Вене, Лейпциге и Бреслау — и только после этого в феврале 1877 года Брамс счёл возможным отправить партитуру Иоахиму для отзыва. Получив рукопись обратно, Брамс начиная с мая пересмотрел своё произведение заново и лишь затем отослал Зимроку для публикации. Партитура и переложение для фортепиано в четыре руки были одновременно опубликованы в октябре 1877 года.

Характеристика музыки

Симфония встретила восторженный приём умеренно-консервативной части германской и австрийской музыкальной общественности — в лице, прежде всего, критика Эдуарда Ганслика. Ожидания этого фланга музыкального сообщества в полной мере выразил (оценив их как сбывшиеся) Ганс фон Бюлов, назвавший Первую симфонию Брамса «Десятой симфонией Бетховена»: это было связано не только с перекличкой между главными темами финалов в произведении Брамса и в Девятой симфонии Бетховена, но и с общим представлением о симфониях Бетховена как непревзойдённой вершине, указывающей единственно правильное направление дальнейшего развития музыки. Точку зрения Бюлова иногда разделяют и современные музыковеды, однако в целом зависимость зрелого Брамса от Бетховена не следует преувеличивать: как отмечал М. С. Друскин, «продолжая линию действенного симфонизма Бетховена, Брамс всё же меньше внимания уделил народно-героическим образам <…> — он посвятил свои произведения преимущественному выражению душевной драмы современника. Тема личности, её жизненной борьбы и нравственного совершенствования занимает у Брамса первенствующее место». Некоторые специалисты выдвигали гипотезы относительно скрытой программности Первой симфонии — например, о том, что в её основу лёг сюжет о Манфреде, взятый из одноимённой поэмы Байрона и использованный ранее Робертом Шуманом (а позднее — П. И. Чайковским в одноимённой симфонии).

Структура

Симфония написана в четырёх частях:

1. Un poco sostenuto — Allegro — Meno allegro (до минор/до мажор)
2. Andante sostenuto (ми мажор)
3. Un poco allegretto e grazioso (ля-бемоль мажор)
4. Adagio — Più andante — Allegro non troppo, ma con brio — Più allegro (до мажор)

Ссылки

• Симфония № 1 (Брамс): ноты произведения на International Music Score Library Project

Отрывок, характеризующий Симфония № 1 (Брамс)

В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.