Синайский, Виктор Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виктор Синайский
Имя при рождении:

Виктор Александрович Синайский

Место смерти:

Ленинград, СССР

Жанр:

скульптура, декоративный рельеф

Учёба:

Одесское художественное училище;
Академия художеств

Влияние на:

И. Н. Карачакова-Картина,
С. П. Санакоев

Виктор Александрович Синайский (18931968) — советский скульптор и педагог.





Биография

Родился 21 октября (2 ноября по новому стилю) 1893 года в Мариуполе, Российская империя.

Первые азы живописи постигал в Одесском художественном училище, в котором учился с 1913 по 1916 годы. Здесь его руководителем и первым учителем живописи был К. К. Констанди.

В 1917—1920 годах учился в петроградской Академии художеств у В. А. Беклемишева. Преподавал в ней же (с перерывами) в течение 1921—1951 годов.

Когда в 1921 году А. Т. Матвеевым была организована новая мастерская — в ней стал обучаться и В. А. Синайский.

В. А. Синайский известен не только как скульптор, но и как мастер декоративного рельефа. В Ленинграде он принимал участие в оформлении строящихся архитектурных ансамблей.

Также он был выдающимся педагогом.[1] Вначале работал в мастерской А. Т. Матвеева ассистентом, а с 1920 по 1951 годы — преподавателем. Позднее работал профессором в ИЖСА, где преподавал на скульптурном факультете, а с 1951 по 1965 годы — в Ленинском художественно-промышленном училище. Среди его учеников — Карачакова-Картина, Ирина Николаевна, Санакоев, Сергей Павлович.

Умер 27 января 1968 года в Ленинграде.

Творчество

Участвовал в осуществлении ленинского плана монументальной пропаганды (бюст Ф. Лассаля, гипс, 1918, не сохранился; вариант — гранит, 1921, Русский музей, Ленинград).

В 1929 году в Ленинграде был установлен памятник физику В. К. Рентгену, также выполненный В. А. Синайским.

Среди лучших произведений Синайского — «Молодой рабочий», бронза, 1937, Третьяковская галерея; памятник Н. А. Добролюбову в Ленинграде[2], бронза, гранит (1950—1959).

Напишите отзыв о статье "Синайский, Виктор Александрович"

Примечания

  1. [kochurova-olga.ya.ru/replies.xml?item_no=3579&parent_id=3599 Преподаватели и студенты в мастерской Виктора Александровича Синайского Всероссийской Академии художеств им. И. Репина.]
  2. [st-petersburg-tour.ru/2011/08/19/dobroljubovu-na-pamjatnik_15/ Добролюбову Н.А., памятник | Санкт-Петербург]

Ссылки

  • [www.vesnart.ru/sinaiskii_viktor_ale.html Синайский Виктор Александрович]
  • [www.art-drawing.ru/biographies/brief-biographies/1354-sinaisky-victor-a Синайский Виктор Александрович]

Отрывок, характеризующий Синайский, Виктор Александрович

– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.