Синг, Джон Миллингтон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джон Миллингтон Синг

Джон Миллингтон Синг (англ.  John Millington Synge; 16 апреля 1871, Ретфернхем, под Дублином — 24 марта 1909, Дублин) — ирландский драматург, один из крупнейших деятелей национального возрождения Ирландии. Писал на английском языке.





Биография и творчество

Из семьи богатых землевладельцев, дед со стороны матери, Роберт Трейл, был видной фигурой Ирландской англиканской церкви, общественным деятелем. Отец — адвокат, умер от оспы в 1872, так что Джон воспитывался матерью в фамильном имении. Учился в частных школах, затем — в Королевской музыкальной академии Ирландии (фортепиано, скрипка, флейта, композиция и контрапункт), готовился стать музыкантом. В 18881892 учился в дублинском колледже Святой Троицы, изучал ирландский и иврит, выступал в концертах с оркестром академии. Параллельно увлекался орнитологией, стал членом дублинского Клуба натуралистов. Интересовался ирландскими древностями.

Дебютировал в 1892 стихами в журнале дублинского колледжа. Под влиянием идей Дарвина пережил духовный кризис отошел от протестантизма, в рамках которого был воспитан (простонародные герои его пьес — наполовину католики, наполовину язычники). Учился в Германии (Кобленц, Вюрцбург) и Франции (Париж). Слушал в Сорбонне лекции Анри д’Арбуа де Жюбенвиля о кельтских древностях. В 1896 познакомился с Йейтсом, который убедил его вернуться в Ирландию и принять деятельное участие в возрождении ирландской культуры.

В 1903 Синг приехал в Лондон, дебютировал как драматург пьесой В сумраке долины. Вместе с Йейтсом стал одним из основателей и директоров Театра Аббатства в Дублине (1904), здесь была поставлена его драма Святой источник (1905). Наибольшую известность, а впоследствии и мировую славу получила пьеса Синга Удалой молодец — гордость Запада (1907), также поставленная в Театре Аббатства. Среди зрителей были Шон О’Кейси и Сэмюэл Беккет, впоследствии многим обязанные Сингу в собственном творчестве; пьесу знал и ценил Кафка.

Синг умер от лимфогранулематоза. Пьеса по мотивам ирландских саг «Дейрдре, дочь печалей»[en] была поставлена уже после смерти автора в 1910.

Постановки

«Удалой молодец — гордость Запада»

Постановки Дмитрия Астрахана

«Удалой молодец — гордость Запада» ставилась режиссёром неоднократно[3]

Стихи

Сводные издания

  • Collected Works. Vol.1-4 (1962—1968)

Публикации на русском языке

  • Чудо-герой. Ирландская комедия в 3 д. Пер. М.Потапенко. Петроград, 1915
  • Герой. Пер. К.Чуковского. Петроград, 1923
  • Драмы. М.: Искусство, 1964

Напишите отзыв о статье "Синг, Джон Миллингтон"

Литература

  • Kiely D.M. John Millington Synge: A Biography. New York: St. Martin’s Press, 1994
  • McCormack W. J. Fool of the Family: A Life of J. M. Synge. New York: New York UP, 2001

Примечания

  1. 1 2 Апчинская Н. [chagal-vitebsk.com/?q=node/142 Театр Марка Шагала. Конец 1910-х — 1960-е годы]. Витебск : ВГТУ, 2004. — 22 с.
  2. 1 2 Мальцев В. [www.chagal-vitebsk.com/node/87 Марк Шагал — художник театра. Витебск—Москва. 1918—1922]// Шагаловский сборник. Вып. 2: Материалы VI—IX Шагаловских чтений в Витебске, 1996—1999. Витебск, 2004. С. 37-45.
  3. Шитенбург Л. [www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=5&e_chrdept_id=7&e_chr_id=2403&chr_year=1991 февраль 1991 Главным режиссёром Театра Комедии им. Акимова становится Дмитрий Астрахан] // Новейшая история отечественного кино: 1986—2000. СПб.: Сеанс, 2004 Т. V: Кино и контекст.

Ссылки

  • [culture.niv.ru/doc/literature/world-encyclopedia/226.htm (рус.)]
  • [eire.narod.ru/TEXTS/SYNGE/web.html Дж. М. Синг в РУНЕТе]
  • [herolit.ru/index.php?a=term&d=1&t=717 КРИСТИ МЭГОН]


Отрывок, характеризующий Синг, Джон Миллингтон

Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.