Синдарин

Синдарин
Самоназвание:	 (Eglathrin)
Создан:	Дж. Р. Р. Толкин
Категория:	искусственные языки вымышленные языки синдарин
Тип письма:	тенгвар
Языковые коды
ISO 639-1:	—
ISO 639-2:	—
ISO/DIS 639-3:	—
Искусственные языки</div>

Си́ндарин (кв. , Sindarin) — один из вымышленных языков, разработанных Дж. Р. Р. Толкином. В легендариуме представляет собой один из эльфийских языков — речь синдар.

Слово синдарин переводится с квенья как «серое наречие».

Называемый языком «серых эльфов», синдарин являлся основным наречием синдар. Они были эльфами из племени тэлери, оставшимися в Белерианде во время Великого похода. Их язык стал отличаться от языка эльфов других племён, которые уплыли за море. Синдарин берёт своё происхождение из более ранней формы языка, называемой общий тэлерин, который, в свою очередь, произошёл из общеэльфийского языка эльдар до их разделения.

В Третью Эпоху (см. «Властелин Колец») синдарин был основным языком общения эльфов западной части Средиземья. Именно синдарин — тот язык, который во «Властелине Колец» назывался эльфийским.

«Изредка они (Глорфиндел с Арагорном) обменивались несколькими фразами по-эльфийски».

— «Властелин Колец», книга I, глава 12 «Бегство к броду» (перевод Н. В. Григорьевой, В. И. Грушецкого)

Когда нолдор, говорящие на квенья, вернулись в Средиземье, они переняли синдарин, чтобы расположить к себе короля синдар, Элу Тингола. Квенья и синдарин до того были разделены пространством, и поэтому, хотя у них и было много общих слов, различия в грамматике были огромны. Синдарин изменялся сильнее, чем квенья, в результате чего уже в Первую Эпоху появилось несколько наречий. Наречие, используемое в Дориате, месте обитания Тингола, было признано многими Серыми Эльфами, как наиболее величественное.

Во времена Второй Эпохи, довольно много людей, живших на острове Нуменор, могли свободно общаться на синдарине. Их потомки, дунэдайн Гондора и Арнора продолжали говорить на синдарине в Третью Эпоху.

В качестве системы письма синдарин сначала использовал кирт, руническую систему эльфов Белерианда, до возвращения нолдор в Средиземье. После этого использовался тенгвар.

Толкин в создании синдарина основывался на валлийском языке, и он обладает одной интересной особенностью — мутациями согласных, подобно кельтским языкам. Также синдарин испытал влияние староанглийского и древнескандинавского языков.

Слово синдарин на самом деле квенийское. Единственное известное самоназвание синдарина — Эглатрин (англ. Eglathrin). Скорее всего, это самоназвание использовалось только в Первой Эпохе.

Две ветви

В языках Толкина можно выделить две ветви развития:

• «внутреннюю», описываемую событиями его искусственного мира;
• «внешнюю», которая показывает саму эволюцию языка на протяжении жизни Толкина.

Упрощённо можно сказать, что внешняя ветвь — события реального мира, показывающие развитие языка, внутренняя же ветвь — события искусственного мира.

«Внешняя» история

Толкин интересовался языками с самого детства и изобрёл несколько языков, будучи ещё подростком. Со временем он создал целую систему вымышленных языков общения эльфов, а также мир, где они могли бы существовать.

Один из таких языков был создан приблизительно в 1915 году, будучи основан на кельтских языках. Толкин назвал его Голдогрин (англ. [en.wikipedia.org/wiki/Goldogrin Goldogrin]) или «гномий» (англ. Gnomish) язык. Он же написал словарь и описал грамматику голдогрина. Это была первая стадия создания синдарина собственно как самостоятельного языка. В это же время у Толкина появились некоторые задумки насчёт истории эльфов, которую он описал в «Утраченных сказаниях». На гномьем языке говорили Гномы или Нолдоли, Второй Род Эльфов, и на другом языке — эльфине (англ. Elfin) говорило большинство эльфов, живших на Одиноком Острове.

Через несколько лет, около 1925 года, Толкин начал обновлять грамматику и лексику языка его «гномов». Язык был назван нолдорин (слово из квенья, которое уже использовалось для гномьего языка), вместо «голдогрина» или же «лам Голдрина» (англ. lam Goldrin). Это была вторая стадия развития синдарина. Толкин составил грамматику нового нолдорина, «Лам на Нголуит» (англ. Lam na Ngoluith).

В начале 1930-х годов Толкин усовершенствовал нолдорин довольно большим объёмом новой грамматики. Это был так называемый «поздний нолдорин». В то же время Толкин начал создавать наречия илькорин, наречия эльфов Третьего Рода, которые остались в Белерианде (именно тех эльфов, которых Толкин назовёт гораздо позже «синдар» на квенья).

Нолдорин (язык, схожий с валлийским) был на то время задуман как язык, произошедший из старого нолдорина, языка общения Валинора. Нолдор хотели говорить на языке, отличном от языка эльфов Первого Рода, которые также жили с ними и говорили на квенья, так что они изобрели свой собственный язык — старый нолдорин, используя как основание Корэлдарин (англ. Koreldarin) — «язык тех эльфов, что покинули Средиземье и дошли до Кора (англ. Kór), холма эльфов в Валиноре».

Когда нолдор ушли в изгнание из Валинора в Белерианд, старый нолдорин развился в нолдорин, язык валлийского типа с многими диалектами.

Наречия Белерианда — илькорин — не имели никаких сходств с валлийским. Позже Толкин назвал их лемберин (англ. Lemberin).

«Внутренняя» история

Синдарин (сероэльфийский) — собственно название языков эльфийских жителей Белерианда, земель к западу от Голубых гор, которые позже почти полностью утонули. Квенья был языком изгнанных светлых эльфов возвращавшихся в Средиземье. Изгнаники, при относительно небольшом количестве, в конце концов приняли южный диалект синдарина (являвшимся самым чистым и архаичным из всех. Использовавшийся также в Дориате). Они стали его использовать в повседневной речи и даже приспосабливать к нему свои имена. Но и сам синдарин испытал влияние квенья. Синдарин также широко влиял на другие родственные языки эльфов, близких Синдар, которые жили в Эриадоре и восточней.<

—

Синдарин образовался от Старого синдарина (сохранились лишь некоторые записи Дориата), последний в свою очередь произошёл от общего Телерина, в «Тени Средиземья», а не в свете деревьев Валинора. Королевство Дориат стало изолированным после того, как Мелькор обосновался в Ангбанде. Таким образом, с этого времени, язык законсервировался и позже сопротивлялся влиянию нолдорина. До тех пор, благодаря кочевой жизни Серых Эльфов, их язык был практически однородным, с одним исключением. В Северо-Западном регионе Белерианда были поселения эльфов, которые редко выходили далеко за её пределы. Их язык, в целом соответствующий во многих лингвистических аспектах синдарину, рано разошёлся с ним. Его принято называть Митримин.

Диалекты

Дробление синдарина (Старый синдарин) началось с Северной или митриминской и Южной групп.
Южная группа имела гораздо бо́льшую территорию, включавшая также Дориатрин (синд. Doriathrin) или «Центральный синдарин».

Кирдан Корабел был одним из тех телери, кто не был доставлен в Валинор, но стал известен как Синдар, он был родственен Эльве, которого, его старший брат Ольве, признал в качестве главного правителя всех Телери в Белерианде, даже после того, как тот удалился в закрытую область Дориата. Но Кирдан и его люди остались во многом отличными от остальной части Синдар. Они сохранили старые имена Телери и даже разговаривая в последние дни на более архаичном языке.

—

Таким образом, в течение Первой Эпохи, до возвращения Нолдор было четыре диалекта синдарин:

• Южная группа

• Дориатрин, язык Дориата;
• Фалатрин (синд. Falathrin) или Западный синдарин, язык Фаласа;

• Северная группа

• Северо-Западный диалект, на котором говорят в Хитлуме, Митриме и Дор-ломине;
• Северо-Восточный диалект, на котором говорят в Каленардоне и в высокогорье Таур-ну-Фуин.

Дориатрин

Дориатрин сохранил многие архаические черты. В отличие от других диалектов Дориатрин оставался свободным от влияния квенья. «Акцент» Дориата был также весьма узнаваем, так что после оставления Турином Дориата, Турин имел дориатринский акцент вплоть до своей смерти, который сразу указывал на его происхождение, для носителей других диалектов синдарина. Поствоенный «белериандский» как лингва-франка и как язык нолдор, находился под сильным влиянием дориатрина. Многое о морфологии дориатрина и как это контрастирует с остальными диалектами установлено из лингвистических трудов Дж. Р. Р. Толкина.

В дориатрине сохранились в общем пользовании двойные существительные, местоимения и устные личные окончания, а также чёткое различие между «общим» или «коллективным» множественным числом (как elenath) и «особенно» множественного числа (как elin). В немногих, но важных моментах фонологии отмечены изменения, не являющиеся универсальными в синдарине. Наиболее заметным среди них был спирантизация m > носовой ṽ, назальность который однако до конца никогда не терял в дориатрине, вплоть до исчезновения скрытости Дориата. Изменения mp, nt, ñk также начались раньше и пошли дальше чем в других диалектах.

—

Фалатрин

Язык народа Кирдана называется фалатрин, это другой диалект южной группы синдарина. Он по-прежнему близок языку Дориата, благодаря большому товарообороту между двумя группами до времени войн Белерианда.

Северный синдарин

На северном синдарине говорили митрим — северная группа серых эльфов. Он отличался от Дориатрина во многих аспектах. Он содержит много уникальных слов и не был полностью понятен другим эльфам. Первоначально употреблялся в Дортонионе и Хитлуме. Северный диалект был во многом более консервативным и затем разделился на Северо-Западный диалект (Хитлум, Митрим, Дор-Ломин) и Северо-Восточный диалект (Каленардон до его гибели и Дортонион (Таур-ну-Фуин). Именно северный синдарин был принят нолдор, после их возвращения в Средиземье на Лосгар. Позже нолдорский синдарин сильно изменился под влиянием квенья и частично из-за любви нолдор к языковым изменениям.

Главная характеристика северного синдарина была в сохранении p, t, k после носовых и L. Осталась интервокальная m. Но u,o и i/e остаются обособленными — нет мутации в i. H сохранена медиально. Медиально tt, pp, kk > t, p, k.

—

Фонетика

Aa — [a]
Bb — [b]
Cc — [k]
Dd — [d]
Ee — [e]
Ff — [f]
Gg — [g]
Hh — [h]
Ii — [i]
Ll — [l]
Mm — [m]
Nn — [n]
Oo — [o]
Pp — [p]
Rr — [r]
Ss — [s]
Tt — [t]
Uu — [u]
Vv — [v]
Ww — [v]
Yy — [y]
th — [þ]
dh — [ð]

Грамматика

Множественное число образуется при помощи мутации гласной (как правило второй или последней):

• е становится і
• а мутирует в е
• о становится е или у

Примеры:

• edhel (эльф) — edhil (эльфы)
• narn (сага) — nern (саги)
• ithron (маг) — ithryn (маги)

При употреблении определенного артикля і наблюдается лениция первой согласной:

• b—p
• t—d
• v—f
• g—c

Также лениция наблюдается при употреблении частицы avo в повелительном наклонении:

• ped-pedo-avo bedo
• car-caro-avo garo

Современное употребление

Являясь самым распространённым из эльфийских языков Средиземья, синдарин является основой многих толкинистских псевдонимов.

15 января 2016 года команда проекта «Яндекс.Переводчик» объявила о включении синдарина в число языков, на которые осуществляется автоматический (машинный) перевод .

См. также

• Эльфийские языки
• Тенгвар
• Квенья
• Тэлерин

Ссылки

В Викисловаре список слов языка синдарин содержится в категории «Синдарин»

• [folk.uib.no/hnohf/sindarin.htm Sindarin — the Noble Tongue]  (англ.)
• [folk.uib.no/hnohf/oldsind.htm Old Sindarin — between Primitive Elvish and Grey-elven]  (англ.)
• [folk.uib.no/hnohf/doriath.htm Doriathrin — the mothertongue of Lúthien]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Синдарин

Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!