Лопер, Синди

Синди Лопер Cyndi Lauper
Синди Лопер в 2008.
Основная информация
Дата рождения	22 июня 1953(1953-06-22) (70 лет)
Место рождения	Куинс, Нью-Йорк, США
Годы активности	с 1977
Страна	США США
Певческий голос	лирическое сопрано
Жанры	поп, поп-рок, новая волна, дэнс-рок, AC, данс-поп, блюз
Коллективы	Blue Angel
Лейблы	Portrait, Epic, Downtown
[www.cyndilauper.com/ dilauper.com]

Си́нди Ло́пер (англ. Cyndi Lauper, полное имя Си́нтия Энн Сте́фани Ло́пер англ. Cynthia Ann Stephanie Lauper; род. 22 июня 1953, Нью-Йорк, США) — американская поп-певица, автор песен и актриса, обладательница премий «Грэмми», «Тони» и «Эмми». Добилась известности в 1983 году с выходом альбома She’s So Unusual. Общие продажи её записей, включающих 11 альбомов и более 40 синглов, превышают 60 миллионов копий. Синди продолжает выступать по всему миру, часто устраивая турне в поддержку прав человека.

Биография

Ранние годы

Синди Лопер родилась в районе Куинс Нью-Йорка у Фреда и Кэтрин Лоперов. Отец будущей певицы был швейцарского происхождения, а её мать имела итальянские корни (её предки происходили из Кампании).

Когда Синди было пять лет, её родители развелись. Её мать уехала из дома бывшего мужа, взяв с собой троих детей. Она повторно вышла замуж и снова развелась, после чего начала работать официанткой, чтобы как-то обеспечить своих детей. Именно в это время Синди начала слушать записи таких музыкантов как Джуди Гарленд, Билли Холидей, Элла Фицджеральд и The Beatles. Мать девочки всячески поощряла её стремление к независимости и творчеству. В 12 лет Синди начала играть на гитаре, которую ей подарила сестра, и сочинять стихи. Она очень любила искусство и музыку и всегда пыталась найти пути самовыражения. Уже в таком раннем возрасте Синди начала красить волосы в яркие цвета и носить необычную одежду. В старших классах она училась в школе для творчески одарённых детей, но так и не закончила её (хотя сдала выпускные экзамены позже). Синди ушла из дома, когда ей было 17 лет. Причиной побега стал её «кошмарный» отчим, который угрожал изнасиловать её и её сестру и неоднократно шпионил за девушкой, когда та принимала душ. После этого Лопер была официанткой, сменила множество работ, но всегда знала, что главная её цель — стать звездой музыкальной сцены. В автобиографической книге под названием «Синди Лопер. Мемуары» певица рассказывает, что в те далекие времена ей часто не хватало денег даже на то, чтобы купить еду. Она часто путешествовала автостопом, что порой приводило к отвратительным ситуациям: один из водителей принудил её к сексуальной связи. Впрочем, это было не единственным изнасилованием в жизни Лопер. В 80-е годы один из членов музыкальной группы, с которой она выступала в клубах Лонг-Айленда, изнасиловал её фаллоиммитатором, но действовал не в одиночку: две другие участницы группы — женщины, — удерживали Синди, чтобы она не вырвалась. Для неё это стало шоком во всех смыслах. «Это сделал не только парень. Его сообщницами были женщины. Когда это произошло, я поняла, что изнасилование — не только мужская вещь, его могут совершать и женщины в отношении женщин».

Синди уехала в Канаду, чтобы изучать искусство, но провела там всего две недели. В конце концов она поступила в один из колледжей Вермонта.

В середине 70-х годов Синди была вокалисткой нескольких нью-йоркских кавер-групп. Она перепевала песни таких артистов как Jefferson Airplane, Led Zeppelin и Bad Company. В 1977 году Синди записала свой первый сингл — кавер-версию песни группы Fleetwood Mac под названием You Make Lovin' Fun. В том же году Синди повредила голосовые связки и была вынуждена оставить выступления на сцене. Доктора советовали ей навсегда забыть о карьере певицы. Однако после работы с профессиональным вокальным тренером Синди удалось восстановить голос.

1978—1981: Blue Angel

В 1978 году менеджер Синди познакомил её с саксофонистом Джоном Тьюри. Музыканты начали сотрудничество и создали группу Blue Angel. Они записали несколько демоверсий своих песен и отдали плёнку менеджеру группы The Allman Brothers Band Стиву Массарски. Он сказал им, что их песни просто ужасны, но ему понравился голос Синди. В конце концов Массарски стал менеджером группы, выкупив их контракт за 5 тысяч долларов. Уже тогда Синди предлагали заключить контракт как сольному исполнителю, но она отказалась, чувствуя долг перед группой.

В 1980 году Blue Angel записали свой дебютный альбом на студии Polydor Records. В 2003 году журнал Rolling Stone признал его обложку одной из 100 лучших среди альбомов новой волны. Несмотря на положительные отзывы критиков, продажи оказались более чем скромными. В звукозаписывающей компании произошли кадровые перестановки, и новое руководство отказалось продлевать договор с Blue Angel, поскольку у них не было ни одного хита. Из-за этого участники группы уволили своего менеджера. Он подал против них судебный иск на 80 тысяч долларов. Судебный процесс разорил группу, и она распалась.

Чтобы свести концы с концами, Синди начала подрабатывать в магазинах, продолжая выступать в местных клубах. Музыкальные критики, знакомые с её творчеством в период работы в Blue Angel, отмечали высокий потенциал певицы, её широкий вокальный диапазон (четыре октавы), идеальный слух и стиль. В 1981 году во время выступления в одном из нью-йоркских баров Синди встретила Дэвида Уолффа, который стал её менеджером и помог подписать контракт с Portrait Records, дочерней компанией Epic Records.

1983—1985: She’s So Unusual

Первый сольный альбом Синди She's So Unusual вышел 14 октября 1983 года. Собрав и отшлифовав в дорожках этого альбома целую мозаику стилей «новой волны», тридцатилетняя Лопер в одночасье стала кумиром девочек среднего школьного возраста. Большую роль в её успехе сыграли пестрые костюмы с лохмотьями и запоминающиеся видеоролики на песни «Girls Just Want to Have Fun» и «Time After Time», которые бесконечно крутило незадолго до этого созданное MTV. Сами песни пользовались огромным успехом в хит-парадах: в США четыре сингла с этого альбома вошли в Top 5. В 1985 году Синди получила премию «Грэмми» в категории «Лучший новый артист».

В этот период критики часто сравнивали Синди с Мадонной, что объяснялось сходством их сценических образов и репертуара. Многие полагали, что Синди ждёт куда более блистательная карьера.

1986—1988: True Colors

Второй альбом Синди True Colors вышел 15 сентября 1986 года. Он был не так успешен, как предыдущий, но всё же синглы, выпущенные с него, были очень популярными. Так, заглавная песня, которая с момента своего появления считается одой равноправию и одним из негласных гей-гимнов, продержалась на вершине американского хит-парада две недели, а композиция Change of Heart достигла третьего места. Следует отметить, что в это время Синди уже отошла от звучания новой волны, сместившись в сторону поп-музыки. Помимо новых песен, в альбоме True Colors была композиция Maybe He'll Know, записанная в период работы в Blue Angel, и кавер-версия песни Марвина Гэя What's Going On.

Летом 1987 года Синди отправилась в мировое турне, по результатам которого было смонтировано концертное видео Cyndi: Live in Paris.

В следующем году состоялся кинодебют Синди. Она снялась в картине «Флюиды» с Джеффом Голдблюмом и Питером Фальком, где сыграла ясновидящую, отправившуюся на поиски сокровища древних инков. Для саундтрека к фильму Синди написала песню Hole in My Heart (All the Way to China), однако она не смогла спасти картину от низких сборов, а Синди — от нелестных отзывов критиков.

В том же году Синди отправилась в Советский Союз в рамках проекта, направленного на сотрудничество советских и американских авторов песен. Совместно с Игорем Николаевым она написала песню Cold Sky, вошедшую в сборник Music Speaks Louder Than Words.

1989—1992: A Night to Remember

Следующий альбом Синди вышел 23 мая 1989 года. Хотя он получил одобрительные оценки критиков, его продажи оказались значительно ниже по сравнению с предыдущими двумя работами певицы. Альбом содержал лишь один хит — I Drove All Night, кавер-версию песни Роя Орбисона, которую он записал перед своей смертью и не включил ни в один альбом или сборник. В это же время Синди прекратила личные и деловые отношения со своим менеджером и возлюбленным Дэвидом Уолффом.

В 1990 году Синди была среди приглашенных Роджером Уотерсом звезд, для участия в рок-опере The Wall в Берлине. В том же году певица познакомилась с Йоко Оно на одном из сборных концертов, посвящённых творчеству Джона Леннона.

На съёмках остросюжетного фильма «На старт, пошли» в 1991 году Синди познакомилась с актёром Дэвидом Торнтоном. У них начались романтические отношения. 24 ноября 1991 года Дэвид и Синди поженились.

1993—1995: Hat Full of Stars и Twelve Deadly Cyns

Четвёртый студийный альбом Синди Hat Full of Stars, в котором она стала соавтором каждой из песен, вышел лишь в июне 1993 года. Критики были в восторге от новой работы певицы, отмечая её отличные вокальные и исполнительские данные. Изменилась и тематика её песен: от любовных баллад предыдущего альбома Синди перешла к таким неоднозначным вопросам как аборты и расизм. Тем не менее, альбом смог подняться лишь до 112 места в хит-параде США, что было гораздо ниже предыдущих результатов Синди. Это можно объяснить многочисленными разногласиями между певицей и руководством звукозаписывающей компании и как результат — почти полным отсутствием рекламы альбома.

В этом же году Синди сыграла вместе с Майклом Джей Фоксом в комедии «Жизнь с Майки». В этом фильме можно услышать песню Feels Like Christmas из Hat Full of Stars.

В 1994 году Синди попыталась возродить свою карьеру. Она записала сборник хитов Twelve Deadly Cyns... and Then Some, в который, помимо старых песен, вошёл ремикс на её хит Girls Just Want to Have Fun, новая версия песни I'm Gonna Be Strong из альбома Blue Angel, а также новая композиция Come On Home. Сборник пользовался огромной популярностью в Великобритании, где добрался до второго места. В США его успехи были более скромными. В это же время вышел одноимённый сборник видеоклипов Синди.

В 1995 году Синди получила премию «Эмми» за роль Марианны в сериале Без ума от тебя.

1997—2000: Sisters of Avalon

В 1997 году Синди объявила, что ждёт ребёнка. Мальчик появился на свет 17 ноября. Его назвали Диклин Уоллес Торнтон Лопер — в честь Элвиса Костелло (его настоящее имя Диклэн) и Уильяма Уоллеса.

Очередной студийный альбом Синди Sisters of Avalon вышел в конце 1996 — начале 1997 года (в зависимости от страны). В музыкальном плане творчество певицы перешло в танцевальное направление. Синглы, выпущенные с этого альбома, пользовались большим успехом в американских клубах. Синди продолжила «серьёзную» тематику своих работ, начатую с Hat Full of Stars, обратившись в своих композициях к темам СПИДа и транссексуализма. В поддержку альбома певица отправилась в турне вместе с Тиной Тёрнер.

В конце 1998 года Синди выпустила рождественский альбом. В него вошли кавер-версии традиционных рождественских песен, новые композиции собственного сочинения, а также песня, ранее вошедшая в альбом Hat Full of Stars.

В 1999 году Синди записала кавер-версию песни Disco Inferno и получила за неё номинацию на «Грэмми» в категории «Лучшая танцевальная запись». Однако награду получила давняя соперница Синди — Мадонна — за композицию Ray of Light.

2001—2004: Shine и At Last

Шестой студийный альбом Синди Shine готовился к выходу 11 сентября 2001 года. Однако примерно за неделю до этого компания Edel, с которой Синди заключила контракт после ухода из Epic, прекратила своё существование, а песни из нового альбома попали в интернет. В 2002 году вышел мини-альбом, в который вошли пять песен из невышедшего Shine. В 2004 году альбом всё же увидел свет, но только на территории Японии, где творчество Синди традиционно пользуется более высокой популярностью.

В 2003 году вышел альбом её истолкований классических поп-мелодий середины 20-го века под названием At Last. Альбом достиг 38 места в хит-параде США, что было лучшим результатом Синди со времён выхода A Night to Remember 14 годами ранее. За исполнение композиции Unchained Melody она была представлена к премии «Грэмми». В том же году Epic Records выпустила ещё один сборник хитов Синди, который особого успеха не имел.

2005—2007: The Body Acoustic

В 2005 году вышел сборник акустических версий старых песен Синди The Body Acoustic. Большую часть композиций она исполнила дуэтом с другими музыкантами, например Шэгги, Ани ДиФранко и Сарой Маклахлан. В сборник вошли и две новые песни певицы — Above the Clouds, исполненная с Джефом Бэком, и I’ll Be Your River — дуэт с Вивиан Грин.

В 2007 году Синди отправилась в благотворительное турне True Colors Tour. К ней присоединились Дебора Харри, Erasure, The Dresden Dolls и другие музыканты.

2008—2009: Bring Ya to the Brink

В мае 2008 года Синди выпустила альбом Bring Ya to the Brink, полностью состоящий из танцевальных композиций. Эта работа оказалась достаточно успешной, достигнув в хит-параде США 41 места. Два сингла с этого альбома — Same Ol' Story и Into the Nightlife — добрались до вершины танцевальных чартов Биллборда, а сам альбом получил номинацию на «Грэмми» в категории «Лучший электронный/танцевальный альбом».

В конце 2008 года вышел сингл A Christmas Duel, записанный совместно со шведской рок-группой The Hives. Он был выпущен только в Швеции и занял 4 место в национальном хит-параде этой страны — лучший результат Синди за всю её карьеру.

В сентябре 2012 года Синди Лопер (Cyndi Lauper) выпустила автобиографическую книгу под названием «Синди Лопер. Мемуары», в которой рассказала о своем непростом пути к вершинам шоу-бизнеса, о сексуальном насилии, жертвой которого она не единожды становилась, и о том, почему она много лет является преданной союзницей ЛГБТ, защищая гей-права. «Я попыталась честно рассказать, что я чувствовала как женщина, которая живёт собственной жизнью и сама диктует правила», — пояснила певица в интервью радиостанции SiriusXM.

Синди Лопер давно отстаивает права ЛГБТ. Несколько лет подряд она организовывала тур «Истинные цвета» (True colors), названный в честь своего музыкального хита, в котором принимали участие гомосексуальные звезды и их союзники. Этот тур собрал большое количество средств, перечисленных певицей в фонд правозащитных организаций. В прошлом году на её деньги в Нью-Йорке был открыт приют для бездомной ЛГБТ-молодежи — подростков, которых выгнали из дома собственные семьи, не желая мириться с их гомосексуальностью. Певица утверждает, что искренне переживает за этих людей, и что причины этого для неё являются очень личными — не только потому, что в молодости она сама хлебнула горя, будучи вынужденной сбежать из дома. Среди её друзей есть геи, а её родная сестра — лесбиянка. «Я — их друг, я — член их семьи, — сказала Лопер о гомосексуалах. — И я не собираюсь стоять и смотреть, как мои друзья подвергаются дискриминации, потому что их гражданские права и свободы урезаны — это касается и моей сестры, и моего двоюродного брата… Стоять, смотреть на все это и держать рот на замке. 40 процентов бездомных детей — это гомо- и транссексуалы. И на улице они оказались лишь потому, что они — гомо-, или транссексуалы. Мы [организаторы приюта] подумали, что это поправимо».

Дискография

• 1983: She's So Unusual
• 1986: True Colors
• 1989: A Night to Remember
• 1993: Hat Full of Stars
• 1996: Sisters of Avalon
• 1998: Merry Christmas...Have a Nice Life
• 2001: Shine
• 2003: At Last
• 2005: The Body Acoustic
• 2008: Bring Ya to the Brink
• 2010: Memphis Blues
• 2016: Detour

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Лопер, Синди
• [www.cyndilauper.com Официальный сайт певицы]
• [www.last.fm/ru/music/Cyndi+Lauper Профиль Синди Лопер] на Last.fm
• Лопер, Синди (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [ibdb.com/person.php?id=391830 Синди Лопер] (англ.) на сайте Internet Broadway Database

Отрывок, характеризующий Лопер, Синди

Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.