Cinecolor

Синеколо́р (англ. Cinecolor) — ранняя технология цветного кинематографа, основанная на субтрактивном синтезе цвета из двух цветов: красного и сине-зелёного. Процесс основан на виражной технологии, применявшейся в системе «Мультиколор» 1929 года, ведущей своё происхождение от двухцветной системы «Призма». «Синеколор» разработан кинематографистом английского происхождения Уильямом Креспинелом (англ. William T. Crespinel), основавшим корпорацию «Кинемаколор» (англ. Kinemacolor) в 1906 году. Американская корпорация «Синеколор» (англ. Cinecolor) основана им же в 1932 году в противовес монополии «Техниколора» на кинорынке. «Синеколор» и «Техниколор», начиная с конца 1920-х годов были самыми популярными технологиями цветного кино.

Технология

Киносъёмка

В отличие от раннего «Техниколора» и других двухцветных процессов, получавших чёрно-белый цветоделённый негатив на одной киноплёнке, «Синеколор» сразу использовал две киноплёнки, прижатые в фильмовом канале киносъёмочного аппарата эмульсиями друг к другу (техника «бипак»). При этом ближняя к объективу ортохроматическая киноплёнка (по отечественной терминологии 1930-х — «фронт-фильм») с нанесённым на эмульсию оранжевым красителем, служила цветоделительным светофильтром для нижней панхроматической плёнки («рюк-фильма»). В результате после проявления обеих плёнок получались два чёрно-белых цветоделённых негатива, один из которых, получаемый на «фронт-фильме», содержал сине-зелёную составляющую изображения, а второй, на «рюк-фильме» — красно-оранжевую. Оранжевый фильтрующий слой «фронт-фильма» в процессе лабораторной обработки растворялся.

В отличие от других двух- и трёхцветных технологий, для съёмки по технологии «Синеколор» применялись стандартные киносъёмочные аппараты, пригодные для съёмки на две плёнки, проходящие через обычный лентопротяжный тракт с незначительно модифицированным фильмовым каналом. При этом использовался грейфер со стандартным шагом кадра и не требовалось никаких дополнительных устройств цветоделения, поскольку оно происходило непосредственно в «бипаке». По сравнению с трёхплёночными аппаратами «Техниколора», стоившими по 16000 долларов и обслуживавшимися представителем компании, аппараты для «Синеколора» являлись стандартной модификацией обычной кинокамеры для комбинированных съёмок. Это удешевляло процесс, не требуя аренды дорогостоящей аппаратуры, поэтому многие киностудии предпочитали использовать «Синеколор» вместо «Техниколора». Именно поэтому эта двухцветная технология просуществовала параллельно с трёхцветными до конца 1940-х годов, когда появились многослойные позитивные киноплёнки, вытеснившие сложные процессы съёмки и печати с несколькими плёнками. По аналогичному процессу снимались первые отечественные цветные кинокартины, такие как «Карнавал цветов» и «Груня Корнакова». При этом использовались импортные комплекты киноплёнки, главным образом, «Агфа».

Печать

Цветоделённые изображения в системе «Синеколор» располагались с разных сторон позитива. Для этого выпускалась специальная позитивная киноплёнка «дипо-фильм», с двумя эмульсионными слоями, политыми с обеих сторон подложки. Под одной из эмульсий располагался защитный окрашенный подслой, растворявшийся в процессе проявления. В кинокопировальном аппарате контактной печати такая киноплёнка располагалась между цветоделёнными негативами, каждый из которых прижимался к своей стороне плёнки эмульсией. В результате позитивная киноплёнка экспонировалась с двух сторон через цветоделённые негативы. Окрашенный подслой препятствовал экспонированию противоположных эмульсий через подложку. Оптическая совмещённая фонограмма печаталась на сине-зелёной стороне киноплёнки.

После печати и проявления с обеих сторон киноплёнки получались позитивные цветоделённые чёрно-белые изображения. Следующий этап получения цветного фильма заключался в тонировании оранжевой составляющей изображения в дополнительный сине-зелёный цвет. После этого киноплёнка сушилась и процесс повторялся с её обратной стороны, чтобы тонировать сине-зелёную составляющую в дополнительный красно-оранжевый цвет. В результате такого процесса получался цветной позитив, составляющие которого располагались с разных сторон подложки.

Качество цветопередачи при двухцветном процессе значительно уступает всем трёхцветным, передавая удовлетворительно красный, оранжевый, синий и коричневый цвета, а также оттенки человеческой кожи. В то же время, ярко-зелёный и пурпурный цвета отображались искажённо. Однако, стоимость кинопроизводства по процессу «Синеколор» была несравнимо более низкой, чем с трёхплёночным «Техниколором», что делало его конкурентоспособным у кинематографистов с небольшим бюджетом. До 1940 года технология использовалась небольшими киностудиями для короткометражных и документальных фильмов. Студия «Парамаунт» снимала по двухцветному процессу сериал научно-популярных короткометражек «Популярная механика» (англ. Popular Mechanix) и некоторые серии мультфильма «Моряк Попай». Полнометражных художественных фильмов по технологии «Синеколор» снято всего несколько и первым из них в 1939 году стал «Джентльмен из Аризоны» (англ. The Gentleman from Arizona).

Super Cinecolor

В 1948 году, в противовес постоянному росту стоимости цветных кинопроцессов, «Синеколор» начал выпуск комплектов киноплёнок «бипак» с высокой светочувствительностью, многократно превосходящей трёхплёночный процесс «Техниколор». За счёт этого новые комплекты «бипак» обеспечивали двойную экономию на съёмочном освещении, делая стоимость съёмки по процессу «Синеколор» всего на 10% дороже обычной чёрно-белой. Это было несопоставимо с дорогостоящей технологией «Техниколора», использовавшей специальные камеры и мощный свет.

В том же году был разработан трёхцветный процесс под названием «Супер Синеколор» (англ. Super Cinecolor), который был комбинацией виражной и гидротипной технологий. «Супер Синеколор» использовался для печати с трёх плёнок «Техниколора», но был дешевле обычной гидротипной печати, поскольку требовал изготовления только одной матрицы. Печать двух цветов производилась на двухстороннюю киноплёнку с цветоделённых негативов таким же способом, как и в двухцветном «Синеколоре». Отличие состояло в том, что на сине-зелёную фотоэмульсию гидротипным способом дополнительно наносилась жёлтая краска с матричной плёнки, отпечатанной с третьего негатива. Вместо традиционных для процесса «Техниколор» дополнительных цветов: жёлтого, пурпурного и голубого, «Супер Синеколор» использовал в позитиве жёлтый, красный и сине-зелёный для совместимости с существующей двухцветной технологией. Результатом была искажённая цветопередача готовой фильмокопии, значительно уступавшая конкурентам. Кроме того, как и у оригинального двухцветного процесса, у «Супер Синеколора» оставался тот же недостаток: изображения разных цветов располагались с разных сторон киноплёнки, затрудняя их одновременную резкую проекцию на экран. Неспособная конкурировать с другими цветными технологиями, корпорация «Синеколор» в 1954 году вышла из бизнеса и все её производственные мощности были куплены «Техниколором».

См. также

• Список технологий цветного кино
• Цветной кинематограф

Литература

• Дмитрий Масуренков [rus.625-net.ru/cinema/2007/05/history.htm Киноаппараты для цветных съемок] (рус.) // «Техника и технологии кино» : журнал. — 2007. — № 5.

• Николай Майоров [mediavision-mag.ru/uploads/06%202012/70-74_6%202012.pdf Вторая жизнь «Карнавала цветов»] (рус.) // MediaVision : журнал. — 2012. — № 8. — С. 70—74.

• Николай Майоров [www.kinozapiski.ru/data/home/articles/attache/196-209.pdf Цвет советского кино] (рус.) // «Киноведческие записки» : журнал. — 2011. — № 98. — С. 196—209. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0235-8212&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0235-8212].

Ссылки

• [www.widescreenmuseum.com/oldcolor/cinecolor2.htm История «Cinecolor» на сайте The American Widescreen Museum] (англ.). Проверено 18 декабря 2011. [www.webcitation.org/67jh8tWvH Архивировано из первоисточника 18 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Cinecolor

Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.