Синилкина, Анна Ильинична

Анна Синилкина
Род деятельности:	директор ДС ОК «Лужники»
Дата рождения:	14 сентября 1918(1918-09-14)
Место рождения:	Сорочинка, Тульская область
Дата смерти:	26 августа 1997(1997-08-26) (78 лет)
Место смерти:	Москва, Россия
Награды и премии:

Анна Ильинична Синилкина (14 сентября 1918 года, дер. Сорочинка (ныне Щёкинский район, Тульской области) — 26 августа 1997 года, Москва) — советский спортивный функционер, с 1958 по 1997 год — директор Дворца спорта олимпийского комплекса «Лужники», председатель (1972—1988) и почётный председатель (1988—1992) президиума Федерации фигурного катания СССР. Заслуженный работник культуры РСФСР.

Биография

Анна Синилкина родилась в деревне Сорочинка под Тулой в большой семье. У неё было четыре брата и сестра. В возрасте 12-ти лет Анна переехала в Москву.

После войны, её, как активную комсомолку, назначили директором стадиона «Пищевик» («Автомобилист»). В начале 50-х годов в развернулось строительство спортивного комплекса «Лужники». В 1956 году открылся Дворец спорта, руководить которым спустя 2 года поручили сорокалетней Анне Синилкиной. Следующие 38 лет, вплоть до самой смерти, жизнь Анны Ильиничны была неразрывно связана с этой работой. За время её руководства Дворцом спорта в Лужниках в нём прошли старты Олимпийских игр 1980 года, 12 чемпионатов мира и 8 чемпионатов Европы по разным видам спорта.

Любимым видом спорта у Анны Синилкиной было фигурное катание. В 1972 году её кандидатуру выдвинули на пост руководителя Федерации фигурного катания СССР. Именно в те годы, когда президентом Федерации была Анна Ильинична, — с 1972 по 1988 год — советским фигуристам сопутствовали самые яркие успехи на международной арене. Подчас весь пьедестал почёта был занят советскими спортсменами. Немалая заслуга Синилкиной, в том что в 1965 году в Москве в «Лужниках», впервые в СССР, прошёл чемпионат Европы по фигурному катанию.

Татьяна Тарасова так написала о Синилкиной в книге «Четыре времени года»:

«Анну Ильиничну все тренеры и спортсмены называют мамой нашего фигурного катания. Никто из нас никогда не был обделен её вниманием. Она никого не выделяла из огромного числа фигуристов, которых опекала и пестовала действительно как заботливая мамаша. Помогала в жизни и советом, и делами. Если у фигуристов случались какие-нибудь неприятности, в первую очередь бежали к Анне Ильиничне. Она успокоит, она выслушает, она, наконец, пойдет за тебя хлопотать».

На протяжении ряда лет руководила спортивными делегациями на международных соревнованиях. Помогла многим фигуристам определить свою судьбу после их ухода из «большого спорта». По словам Тарасовой: «очень помогла Родниной, когда Ира решила перейти на тренерскую работу. Разместила всех ребят, которых Ира пригласила из других городов, дала зал, лёд… Что ещё тренеру надо? Она помогла Моисеевой и Миненкову, когда они от меня ушли, она помогла Миле Пахомовой, когда та решила стать тренером. Набрала Наташа Линичук за месяц себе группу, и опять я вижу помощь Анны Ильиничны в организации тренировок для группы Линичук. Заканчивают люди кататься и идут не к кому-нибудь, а к Синилкиной.» «Выбила» Игорю Бобрину звание Заслуженного мастера спорта СССР, хотя он был лишь чемпионом Европы и бронзовым призёром чемпионата мира, а в то время для этого звания надо было быть чемпионом мира или Олимпийских игр.

Организовала во Дворце спорта в 1950-е годы гастроли знаменитого шоу «Holiday on Ice» в то время, когда американцы в СССР не приезжали.

Синилкина умерла от обострения сахарного диабета летом 1997 года, все ещё возглавляя Дворец спорта ОАО «Лужники». Похоронена в Москве на Ваганьковском кладбище.

Награды

• Государственные награды СССР: орден «Знак Почёта», орден «Дружбы народов».
• Государственные награды России: орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (1996 год).
• За особые заслуги перед олимпийским движением, в 1993 году, была награждена Серебряным олимпийским орденом МОК.
• За выдающиеся заслуги в развитии фигурного катания в 1993 году награждена высшей наградой Международного союза конькобежцев — памятной медалью Георга Хеслера (Georg Hasler — Президент и почетный генеральный секретарь ИСУ в 1947—1975 годах).

Память

В музее спорта России в «Лужниках» установлен специальный стенд, посвященный жизни и общественной деятельности Анны Ильиничны Синилкиной.

13 марта 2005 года, в день открытия в Москве чемпионата мира по фигурному катанию, в Лужниках напротив входа во Дворец спорта был торжественно открыт памятник Анне Ильиничне Синилкиной.

Ссылки

• [www.bmsi.ru/issueview/86a54cc6-4386-41d6-ba2e-3821e056d7dc/files/figurist_3_n_2008nrm.pdf «Наш добрый волшебник» К 90 летию со дня рождения Анны Ильиничны Синилкиной] журнал «Московский фигурист», № 3(11)/2008, стр. 33
• [www.solovieff.ru/main.mhtml?Part=63&PubID=459 Профиль на сайте В.Соловьёва]

Отрывок, характеризующий Синилкина, Анна Ильинична

Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских