Синмиянё

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
</tr></tr></tr></tr>
Корейская экспедиция

Морские пехотинцы после штурма форта Квансон</span></td></tr>
Дата

июнь 1871

</td></tr>
Место

Корея, остров Канхвадо

</td></tr>
Причина

Заключение неравноправного торгового договора

</td></tr>
Итог

Американцы покинули остров, договор заключён не был

</td></tr>
Противники
США Чосон
</td></tr>
Командующие
Джон Роджерс О Джэён
</td></tr>
Силы сторон
650 3000
</td></tr>
Потери
3 морских пехотинцев 370
</td></tr>
</td></tr>

</table> Корейская экспедиция (кор. 신미양요, Синми янъё, что означает «западное вмешательство в год Синми») — морской десант вооружённых сил США на корейский остров Канхвадо в 1871 году.

В 1871 г. в корейские воды вторглась азиатская эскадра США. Целью вторжения было заставить корейских правителей подписать с Америкой торговый договор. Формальной целью было также «выяснение судьбы „торгового“ судна „Генерал Шерман“ и его команды». Когда корейские власти отказались удовлетворить американские требования, на острове Канхвадо был высажен десант[1].



Предыстория

Летом 1866 года к берегам Кореи направился хорошо вооружённый корабль «Генерал Шерман», снаряжённый группой американцев — любителей лёгкой наживы. Целью экспедиции был грабёж сокровищ из могил знатных корейцев. Одновременно владелец корабля заявил, что будет добиваться заключения с Кореей торгового договора. Войдя в р. Тэдонган, корабль начал обстреливать прибрежные поселения. В ответ корейцы нагрузили свои лодки горючим материалом и порохом, подожгли и пустили их вниз по реке навстречу «Генералу Шерману». Американский корабль загорелся и пошёл ко дну[1].

Осенью того же года под предлогом защиты французских миссионеров к берегам Кореи прибыла французская военная эскадра. Французы захватили о. Канхвадо и высадили десант на материке. Но сопротивление корейской армии и населения заставило и французских захватчиков покинуть Корею[2].

После того, как в 1867 году кончилось провалом новое вторжение отдельных американских кораблей, правительство США стало готовить экспедицию своего военно-морского флота в Корею[1].

Ход операции

Экспедиция состояла из 650 человек (550 моряков и 100 морских пехотинцев) и пяти кораблей («Колорадо», «Аляска», «Палос», «Монокаси» и «Бениша») Возглавлять операцию было поручено американскому послу в Пекине Фредерику Ф. Лоу (англ.) и адмиралу Джону Роджерсу. Корейские войска возглавлял О Чже Ён (англ.).

Начались военные действия. Корейские патриоты оказали решительный отпор. Вместе с армией сопротивлялось гражданское население. Для борьбы с агрессорами прибыл отряд охотников на тигров, которые славились своей храбростью и были непревзойдёнными стрелками. Руководитель экспедиции писал позднее в докладе: «Корейцы сражались с исключительным мужеством, ни с чем не сравнимым и никем не превзойдённым. Почти все солдаты в фортах погибли на своих постах». Опасаясь разгрома, десант покинул остров Канхвадо. Через некоторое время американской эскадре пришлось оставить корейские воды.

Убедившись, что колонизировать Корею малыми силами не удалось, американские экспансионисты стали активно поощрять и поддерживать там агрессивные устремления Японии. Они надеялись использовать Японию, которая сама ещё не освободилась полностью от неравноправных договоров, как таран, а затем получить доступ в Корею на основе применения «принципа наибольшего благоприятствования»[1].

Напишите отзыв о статье "Синмиянё"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [biofile.ru/his/13632.html Колонизация Кореи Японией]
  2. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_colier/134/%D0%9A%D0%9E%D0%A0%D0%95%D0%AF Энциклопедия Кольера. Корея. История.]

Отрывок, характеризующий Синмиянё

Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.