Синухе, египтянин

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Синухе, египтянин (фин. Sinuhe egyptiläinen) — исторический роман из 15 «книг» из жизни Древнего Египта, автором которого является финский писатель Мика Валтари.

Содержание

Действие романа происходит в период между 1390 и 1335 годами до н. э. и предваряется предисловием уже состарившегося главного героя, врача Синухе, находящегося в изгнании. Далее описывается его детство, прошедшее в столице Древнего Египта времён Нового Царства, Фивах. Новорожденный Синухе был найден на берегу Нила в тростниковой лодке и воспитан уже немолодым врачом Сенмуном и его простой, но благочестивой супругой, детей не имевшей. Став юношей, Синухе первоначально пожелал сделать карьеру военного, но после встречи со старым заслуженным солдатом, всеми позабытым и прозябавшем в нищете, меняет своё решение и при содействии бывшего однокашника отца, а ныне врача-царедворца, «вскрывателя черепов» Птагора получает возможность учиться в храмовой школе на медика. Здесь, в храме Аммона в Фивах, происходит его знакомство с прекрасной куртизанкой Нефернефер, сыгравшее роковую роль в судьбе Синухе.

Получив основательное профессиональное образование в «Доме жизни» при храме, Синухе в то же время, наблюдая за безобразиями и стяжательством жречества, утрачивает веру в богов Египта. В это время тяжело заболевает правящий фараон Аменофис III и, когда стала неизбежной — несмотря на искусство лекарей и обильные жертвы, принесённые Аммону в храме, построенном по приказу самого фараона — его близкая кончина, к умирающему был вызван царский «вскрыватель черепов» Птагор, взявший с собой ассистентом молодого врача Синухе. Фараон после операции, наутро, скончался, но Синухе во дворце знакомится с наследником трона, будущим фараоном Эхнатоном и его сестрой, красавицей Бакетамон. Во время ночной прогулки в пустыню сына фараона сопровождает Синухе. Там, среди песков, Эхнатон получает откровение от своего «личного бога» Атона, которое заканчивается для Эхнатона сильнейшим эпилептическим припадком. При помощи случайно оказавшегося рядом молодого воина Харемхеба врачу удаётся доставить сына царя обратно, к берегам Нила, где их всех уже ожидал корабль и слуги. После смерти фараона неудачливые врачеватели Птагор, Синухе и сопровождавший их «заговаривающий кровь» знахарь были приговорены к символической казни (во время исполнения которой знахарь и в самом деле загадочным образом скончался), а затем получили новые имена и обильные подарки. Синухе получил от фараона к своему имени добавление: «Синухе, который одинок».

Окончив обучение в «Доме жизни», Синухе открывает на средства, полученные от вдовы фараона Тейи свой врачебный кабинет и покупает одноглазого, уже немолодого раба Кептаха, который будет затем сопровождать его в странствиях долгие годы. Кептах суеверен, ворчлив, вороват, трусоват, любит выпить и похвастать, но в то же время он сообразителен и неглуп, а главное — предан своему хозяину. В один из вечеров, уже после приёма пациентов к Синухе приходит его старый приятель Харемхеб, ставший к этому времени начальником фараоновой стражи. Пожаловавшись своему другу на высокомерие придворных и невыносимые для честного офицера условия службы, неумелость воинов, уже два поколения не глядевших в лицо настоящему противнику, Харемхеб также открывает своему другу, что безнадёжно влюблён в сестру фараона Бакетамон. Выпив вина и чтобы прогнать гнетущие их мысли, молодые люди отправляются в один из «весёлых домов», где Синухе неожиданно встречается с его хозяйкой, красавицей Нефернефер, произведшей много лет назад неизгладимое впечатление на него, ещё неопытного юношу, во время его послушничества в храме Аммона. Нефернефер узнаёт подаренное когда-то кольцо на пальце Синухе, и ведёт себя с ним нежно и ласково, пробуждая у него давно затаённую страсть. В результате Синухе за считанные дни возобновлённого знакомства настолько обезумел от любви, что переписал на Нефернефер, искусно вымогавшую у распалённого любовника всё новые подарки, не только свой дом и всё имущество, но и дом своих родителей, доверителем которых был, и даже их могилы, приобретённые заранее на кладбище — как это было в обычае у древних египтян. Когда же кокотка выжала из него всё, что только было возможно, слуги Нефернефер избили Синухе и вышвырнули бедняка на улицу. Старики-родители его, узнав о том, что дом их продан блуднице, и что они оказались без средств существования на улице, отравились угарным газом. Похоронить родителей у Синухе не оставалось ни гроша, и он обратился за помощью к своему бывшему рабу Кептаху, проданному теперь новым хозяевам. Из скопленных за несколько лет средств тот дал Синухе немного меди и серебра, однако для полноценного бальзамирования трупов и захоронения этого было недостаточно. Поэтому бывший врач отправился в «Дом смерти», храмовое место, где проводилось бальзамирование, и взялся без оплаты отработать там тридцать дней — столько времени требовалось для обработки тел его родителей перед захоронением. Здесь, в «царстве мёртвых», Синухе как врач и анатом узнал много такого, что обогатило его профессиональные знания и умения. При помощи похищенных во время бальзамирования богатых «клиентов» материалов он работает над телами отца и матери и затем, закатав их в воловью шкуру, отвозит в «Город мёртвых» на левый берег Нила, где и погребает в одной из богатых могил в Долине Царей. При этом он случайно находит в песке небольшое изображение священного скарабея с драгоценными камнями на месте глаз. Этот скарабей становится впоследствии талисманом-хранителем Синухе и Кептаха. На обратном пути к реке Синухе знакомится с одним из освобождённых новым фараоном заключённых из каменоломен, и тот рассказывает врачу трагическую историю своей жизни. Ночью оба они идут снова в «Город мёртвых» и грабят богатства из могилы богача, погубившего семью бывшего узника.

Вернувшись в Фивы, Синухе не находит себе применения, его душу раздирает от горя и раскаяния за своё недостойное поведение, приведшее к смерти родителей. Повстречавшийся ему Кептах, которому бывший врач возвращает взятые ранее деньги, предлагает своему бывшему хозяину уехать из Египта и начать новую жизнь в Сирии, где ценятся египетские врачи чрезвычайно высоко. Рабу также невыносимо в новом доме, где старая, сварливая хозяйка его беспрестанно избивает, и он согласен даже под угрозой жестокого наказания бежать вместе с Синухе. Устроившись на одно из судов в качестве врача, Синухе со своим слугой добираются со временем до сирийского побережья. Пугливый Кептах, пострадавший также от морской болезни, клянётся всеми богами никогда больше не ступать на палубу корабля. Своё и Синухе спасение он приписывает исключительно благоволению могущественного скарабея. В Сирии Синухе в течение двух лет живёт в городе Симира, и занимается здесь лечением больных, изучением местного и вавилонского языков. Во многом, особенно в хирургическом вмешательстве, у него обнаруживается превосходство над местными лекарями, и со временем Синухе становится богатым человеком. Жизнь ему отравляет лишь некая крупнотелая наложница, приобретённая Кептахом своему господину для любовных утех, и которая при этом оказалась совершенно ненасытной. К счастью для обоих, «девушку» увидел прибывший в Симиру и лечившийся у Синухе Азиру, царь аморитов. Он влюбился в пышнотелую красавицу и приобрёл её у врача.

В это время на Ближнем Востоке назревают весьма серьёзные события. В Сирию, представлявшую собой ряд буферных, контролируемых Египтом городов-государств, вторгаются дикие племена кочевников-хабиру, предков древних евреев. Хабиру разоряют деревни, грабят караваны, угрожая основе основ — международной торговле, даже захватывают и уничтожают вместе с египетским гарнизоном один из сирийских городов. В ответ на это фараон-пацифист Эхнатон посылает против кочевников военный отряд, правда — с приказом решить конфликт по возможности мирным путём. Возглавляет этот отряд Харемхеб. Египетские войска делают своей базой Иерусалим и возводят здесь на священном холме храм Атона. Узнав о движении соотечественников вглубь Сирии, Синухе прибывает в военный лагерь, надеясь быть как врач полезным. Здесь он встречается со своим старым другом-военачальником, к радости их обоих. В произошедшей на следующий день битве египтяне, имевшие превосходство как в вооружении, так и в дисциплине и выучке, наголову разбивают хабиру. Преследовавший из остатки Харемхеб отбивает у врага захваченную ранее добычу и даже их деревянного, сделанного из дерева бога-идола Яхве, которого уничтожает. После окончания похода у Харемхеба с Синухе происходит важный разговор, во время которого военачальник делится с другом своими тревожными мыслями об изменении к худшему политической ситуации у границ Египта, и просит Синухе совершить путешествие по сопредельным странам, чтобы выяснить степень таящейся угрозы для их страны.

Синухе со своим слугой посещают и некоторое время живут в Митанни, Вавилонии, Хеттском царстве и на Крите. Везде в этих странах Синухе, пользуясь своим врачебным мастерством, достигает такого положения, при котором ему удаётся войти в среду высших сановников и даже правителей. Митанни он видит как слабую, умирающую державу, не имеющую будущего. В Вавилонии правит почти мальчик, капризный и непостоянный в своих решениях, тратящий всё своё время между гаремом и обильными пирами, и запустившим своё в целом весьма многочисленное войско. Лечивший этого царя и подружившийся с ним первоначально Синухе затем вынужден был бежать из Вавилона, так как его раб Кептах был в один из праздников избран на один день «царём Вавилона», после чего по закону следовала его казнь. Вместе с Синухе из гарема дворца бежит и красавица критянка Минея, сакральная танцовщица и жрица-девственница, посвящённая главному критскому божеству, Минотавру. Минея стремится вернуться на родину, но первоначально Синухе должен окончить свою миссию и посетить страну хеттов, таинственное государство, единственное на земле, где уже имеют изготовлять изделия и оружие из железа. По своему устройству хеттское царство является закрытым от внешнего мира военизированным государством, столицу которого — Хаттусас — из иностранцев дозволено посещать только послам иных держав. Присоединившись в качестве врача к одному из таких сирийских посольств, Синухе вместе с Минеей, в которую влюбляется, и Кептахом, посещает страну хеттов. Из разговоров со знакомым ему архивариусом хеттского царя Синухе узнаёт о далеко идущих планах хеттов, мечтающих о подчинении своей власти всего Востока. Получив в качестве подарка от одного из своих знатных пациентов железное оружие, Синухе со своим слугой и Минеей отплывают на Крит. Здесь он узнаёт, что спасённая им девушка является родственницей критского царя Миноса, и что в ближайшее время ей предстоит вступить — вместе с ещё несколькими юношами и девушками — в «Тёмный дом» (Лабиринт), обиталище таинственного критского бога, откуда — несмотря на рассказы жрецов о тамошних сказочных богатствах — ещё никто живым не возвращался…

Источники

В основе романа лежит древнеегипетский литературный памятник «Сказание Синухе», одно из старейших сохранившихся образцов художественной прозы человечества. Составлен он был во времена Среднего Царства, в годы правления фараона — основателя XII династии Аменемхета I (ок. 2000 г. до н. э.). При работе над этим произведением автор сумел исторически верно отразить присущие той эпохе политические отношения, культурные и религиозные традиции, что получило признание и среди учёных-египтологов. Однако сам Валтари сознательно отказался от исторической достоверности в пользу художественности. Имя главного героя и часть канвы повествования взяты из древнеегипетского «Сказание Синухе», однако действие перенесено из Среднего царства во времена XVIII династии Нового царства и реформ Эхнатона. Кроме того, добавлены сюжеты из древнегреческой мифологии.

Книга Мика Валтари, сразу ставшая бестселлером, уже в 1945—1960 годах была опубликована в США, Великобритании, Франции, ФРГ, Японии, Израиле, Швеции, Финляндии, Испании, Португалии, Исландии, Италии, Даниии, Норвегии, Нидерландах, Швейцарии. В 1954 году по этому роману американским кинорежиссёром Майклом Кёртисом был снят художественный фильм «Египтянин».Роман Валтари оказал влияние на произведения георгия Гулиа "Фараон Эхнатон", Уилбура Смита "Божество Реки", Элизабет Херинг "Ваятель Фараона" "Стефана Гейма "Книга царя Давида". Украинский писатель Павло Загребальный критиковал произведения финского автор за историческую недстоверность.

Отрывок, характеризующий Синухе, египтянин

– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему: