Сионистско-социалистическая рабочая партия

Сионистско-социалистическая рабочая партия (ССРП). Одна из наиболее значительных еврейских политических партий. Первые попытки образования ССРП относятся к началу 1904 г. (силами еврейских ремесленников и интеллигентов, отколовшихся от «Поалей Цион»). В Вильно был образован временный Центральный Комитет. Позже координирующие функции перешли к Варшавской организации партии, которая в июле, 1904 г. созвала в Варшаве конференцию. На ней избрано Организационное Бюро, усилиями которого 23 декабря 1904 г. открыта учредительная конференция в Одессе. Форум, закончивший свою работу из-за арестов делегатов лишь в феврале 1905 г., наметил основные вехи будущей программы партии, главным образом, по вопросу территориализма (т.е. положения о месте компактного проживания евреев), определил свою тактику на предстоящий VII сионистский конгресс и избрал ЦК ССРП. Основными теоретиками и лидерами ССРП считались Н. Сыркин, Б. Борохов.

После учреждения ССРП выступила с «Декларацией», в которой изложены теоретические основы программы партии. Положения «Декларации» в ноябре 1905 г. были дополнены в первом номере центрального органа партии «Дер идишер пролетариер» («Еврейский пролетарий»). Главной задачей еврейского пролетариата ССРП считала борьбу за создание еврейского государства в Палестине или временно на какой-либо другой территории, где евреи составляли бы большинство и жили бы компактно. «Территориализм должен ... быть кардинальным пунктом программы-минимум еврейского пролетариата. Но реализация территориализма – длительный процесс, и в пределах этого процесса еврейский пролетариат должен улучшить своё положение, укрепить свои классовые позиции, а это возможно только при демократизированных формах жизни... В территориализме заинтересованы, кроме пролетариата, и другие слои еврейского народа, а потому задачей еврейского пролетариата является пробудить в еврейском обществе все его здоровые демократические территориалистические элементы...» На таких теоретических предпосылках была построена программа и тактика ССРП. Трактовка вопроса о террориториализме являлась одним из основных отличий программы социал-сионистов от программы «Поалей Цион». В главном все еврейские социалистические партии были единодушны, заявляя, что решение еврейского вопроса возможно не в результате социалистической революции в странах «диаспоры», а лишь путём создания «автономного еврейского национального государства».

Дальнейшее развитие и конкретизацию программа ССРП получила в резолюциях I съезда партии (февраль 1906 г., Лейпциг). Резолюции определяли отношение ССРП к основным вопросам текущего политического момента и еврейской жизни, оценку ею других политических партий. В отношении первой Государственной Думы социал-сионисты признали единственно целесообразной тактикой «активный внешний бойкот», который один только представляет собой наилучший способ дискредитировать Думу и лишить её авторитета в глазах народа». По вопросу о вооружённом восстании съезд сионистов признал «необходимым вести широкую неустанную агитацию в целях подготовления всеобщего вооружённого восстания, к которому неизбежно ведёт Великая Российская Революция». I съезд ССРП высказался за участие представителей еврейского пролетариата во Временном правительстве. Двойственную позицию заняли социал-сионисты в вопросе о терроре. С одной стороны, развивая социал-демократическую аргументацию, I съезд признал, что вообще террор не может быть самостоятельным средством борьбы сознательного пролетариата. С другой стороны, съезд допускал возможность применения террористических актов в целях самообороны еврейского населения против черносотенных погромщиков.

На I съезде были существенно дополнены национально-политические требования социал-сионистов, которые высказались против национальных избирательных курий и за пропорциональное представительство по партиям, отвергли национальную и национально-культурную автономию, считая её реакционной утопией «буржуазно-ассимиляторских и реакционно-национальных элементов» и выдвинули требование национальных школьных союзов и равноправия языков. Реализацию принципа территориализма социал-сионисты считали возможной лишь после достижения контактов с буржуазно-территориалистическими элементами и превращения ССРП во «всеобщую еврейскую социал-демократическую партию», для чего ЦК предписывалось вступить в более «тесные сношения с территориалистско-социалистическими организациями» за границей, готовя этим почву для будущего объединения.

I съезд социал-сионистов официально закрепил своё отношение к Российской социал-демократической рабочей партии и к Бунду. Исходя из того, что еврейский пролетариат, благодаря специфическим условиям своего существования, нуждался, по мнению членов ССРП, в самостоятельной социал-демократической организации, а РСДРП проявила определённое стремление слить в одну организацию разнородный по национальному составу пролетариат России и пыталась подчинить «интересы пролетариата угнетённых национальностей интересам пролетариата господствующей национальности», съезд ССРП нашел, что РСДРП должна состоять из «самостоятельных, национальных социал-демократических организаций, объединённых на федеративных началах». Одновременно в решениях съезда высказывалось требование бороться с попытками РСДРП вовлечь в свои ряды представителей еврейского пролетариата и с «буржуазно-ассимиляционной идеологией еврейской «искровской» интеллигенции, фальсифицирующей перед российским пролетариатом истинные интересы еврейского пролетариата». Резко отрицательная оценка давалась сионистами Бунду. По их мнению, последние не опирались на интересы еврейской массы во всей их полноте, проповедовали этический социализм, игнорировали значение производит, сил в борьбе рабочего класса за социализм и, учитывая их «слабые экономические позиции», непременно должны были скатиться к анархизму. Бунд критиковался также за отсутствие «твердой позиции в национальном вопросе». Социал-сионисты пришли к выводу, что Бунд «затрудняет дальнейшее движение еврейского пролетариата по пути освобождения от классового и национального гнёта».

В 1905-07 гг. организации ССРП имелись во всех 15 губерниях «еврейской оседлости» и в центре России и насчитывали к середине 1906 г. – 24 210 человек (по данным газеты «Дер Нойер Вег» («Новый путь»)). По другим данным, общая численность сионистских партий в России в 1905-07 гг. колебалась в пределах 10-20 тысяч человек. ССРП в период Революции 1905-07 гг. имела свои организации «более чем в 120 городах и местечках России и за рубежом». Социальную основу партии в этот период составляли представители радикально-демократических слоев общества (кустари, ремесленники, приказчики), еврейской интеллигенции и националистически настроенные элементы рабочего класса. В период острых столкновений революционных сил с самодержавием в 1905-07 гг. ССРП призывала своих членов не участвовать в политической революционной борьбе. Сыркин, например, считал, что «еврейские рабочие ... должны признавать чисто экономическое движение; политикой той страны, в которой они живут, они интересоваться не должны, как евреи; их политикой должен стать сионизм». С конца 1905 г. ССРП принимала активное участие в профсоюзном движении, имея определённую опору в союзах перчаточников, горничных, сапожников, часовщиков. При этом социал-сионисты отстаивали внепартийный характер объединений. В некоторых городах члены ССРП принимали участие в стачках, митингах, демонстрациях и отрядах самообороны. ССРП активно занималась также литературно-издательской деятельностью. В 1905-07 гг. в стране издавалось до десятка периодических изданий партии (в Вильно, Варшаве, Лодзи, Одессе), но существовали они, как правило, непродолжительное время. После Революции 1905-07 гг. Революции 1905-07 гг. наблюдалась резкая эволюция ССРП вправо. К 1909 гг. Сыркин и его сторонники стали ярыми приверженцами Сиона, начали выступать за «исход» из «диаспоры», сосредоточив свои усилия на населённой арабами Палестине. Оставшиеся в России сторонники партии переключились исключительно на «культурническую» работу, занимаясь пропагандой идей идишизма («светская еврейская культура» на идише, своеобразная программа еврейской буржуазии по воспитанию молодого еврейского поколения. Была альтернативой гебраизму – программе «еврейской культуры», основанной на иврите), благотворительностью и вопросами культуры.

После Февральской революции произошла активизация деятельности сторонников социал-сионизма. В марте 1917 г. члены ССРП влились вместе с представителями Социалистической еврейской рабочей партии в Объединённую еврейскую социалистическую рабочую партию и поддержали лозунги своих лидеров о создании «национально-персональной автономии» евреев и курс Бунда на осуществление «культурно-национальной автономии». В 1917 г. в ОЕСРП насчитывалось около 13 тысяч членов. В мае 1917 г. состоялись съезды еврейских общественных деятелей (сионистов и бундовцев) в Киеве и Екатеринославе, ставившие своей целью усиление влияния еврейской буржуазии. После октября 1917 г. социал-сионисты и их сторонники не скрывали своего враждебного отношения к большевикам и поддерживали действия «Комитета спасения», боровшегося против ВРК и СНК. Начавшаяся Гражданская война завершила процесс распада сионистских организаций в стране.

Ссылки

• Политические партии России: конец XIX - первая треть XX века. М., 1996.
• [www.eleven.co.il/article/13822 Сионистская социалистическая рабочая партия] — статья из Электронной еврейской энциклопедии

Отрывок, характеризующий Сионистско-социалистическая рабочая партия

В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?