Сирийско-Ливанская операция

Сирийско-Ливанская операция
Основной конфликт: Вторая мировая война
Дата	8 июня — 11 июля 1941 года
Место	Ливан, Сирия
Итог	Победа союзников, установление контроля Антигитлеровской коалиции над Сирией и Ливаном
Противники
Французское государство Третий Рейх Сражающаяся Франция Австралия Австралия Великобритания Великобритания: Индия Палестина Трансиордания Чехословакия Чехословакия
Командующие
Анри Дентц (англ.) Генри Вильсон
Силы сторон
35 000 человек 9 000 человек, 18 000 человек, 5 000 человек, 800 человек.
Потери
6 352 убитых и раненых, до 5 тысяч пленных, около 23 000 капитулировало 4 052 убитых и раненых, 841 пленными

Сирийско-Ливанская операция (кодовое название — «Экспортёр») — стратегическая военная операция вооружённых сил Великобритании и «Сражающейся Франции» против вишистской Франции в ходе Второй мировой войны с целью установления контроля над французскими колониями Сирией и Ливаном.

Предпосылки и план операции

После поражения Османской империи в Первой мировой войне её ближневосточные владения были разделены между Великобританией (Месопотамия и Трансиордания, современные Ирак и Иордания) и Францией (Сирия, включавшая в себя также нынешний Ливан). При том, что в годы войны арабское население в своём большинстве поддерживало боевые действия войск Антанты против турок, рассчитывая обрести независимость после её поражения в войне, приход к власти новых колонизаторов вызвал волну протеста и национально-освободительного движения. Апофеозом борьбы стали несколько вооружённых восстаний, подавленные французами с особой жестокостью (десятки тысяч убитых арабов).

После разгрома Франции в 1940 году Германия сохранила у власти марионеточное Вишистское правительство, поручив последнему осуществлять контроль за колониальными территориями. Впоследствии Гитлер планировал вплотную заняться разработкой сырьевых ресурсов этой близкой к Европе колонии, а также рассчитывал на неё как на плацдарм для захвата богатой нефтью Месопотамии и выхода к Индии, что, по его мнению, должно было обрушить Британскую империю. Численность французских войск в Сирии была определена немцами в 35 000 человек. Тем самым Гитлер совершил серьёзную политическую ошибку — сокращение числа французских войск в Сирии после поражения Франции вызвало новую волну освободительного движения.

Глава правительства «Свободной Франции» генерал де Голль приступил к плану отрыва от Виши французских колоний и создания на их базе своих вооружённых сил. Уже в октябре 1940 года он направил в Египет своего представителя генерала Катру, который развернул мощную пропагандистскую компанию в Сирии и начал подготовку собранных в Египте французских подразделений для военной операции. Одновременно де Голлю удалось заинтересовать своими планами захвата Сирии Черчилля.

Необходимо отметить, что по требованию немцев правительство Виши также направило в Сирию своего представителя — одного из наиболее прогермански настроенных генералов Анри Дентца (англ.), немцы развернули там свою пропаганду среди арабов, начали создание прогерманских политических и вооружённых формирований. Правительство Виши и генерал Дентц начали тесное сотрудничество с Германией и Италией (в том числе передачу немцам многочисленных военных материалов, складированных в Сирии). В мае 1941 года Сирия использовалась как плацдарм Оси для разжигания антибританского восстания в Ираке. В ответ Британия с 14 мая 1941 года приступила к бомбардировкам военных объектов в Сирии, потребовала от «Свободной Франции» скорейшего начала боевых действий в Сирии и предоставила свои войска для этой операции. Хотя после поражения восстания по просьбе Дентца германские военные советники были выведены из Сирии, Черчилль решил начать вторжение.

Силы сторон

Для проведения операции союзниками были сосредоточены 3 пехотные дивизии (австралийская, индийская, французская), 3 отдельных батальона, незначительное количество боевой техники. Численность войск составила 34 000 человек (18 000 австралийцев, 9 000 британцев, 2 000 индийцев, 5 000 французов и французских колониальных войск), их поддерживали 103 самолета, 2 крейсера, 8 эсминцев, крейсер ПВО, вспомогательное судно. Наступление планировалось начинать с трех направлений: с юга из Палестины и из центрального Ирака по сходящимся направлениям на Дамаск, отдельной группировкой в Северной Сирии из северного Ирака с выходом к Средиземному морю. Главный удар наносился из Палестины. Руководство объединёнными союзными силами осуществлял командующий британскими войсками в Палестине и Трансиордании генерал Генри Вильсон.

Войска Виши в Сирии достигали 35 000 человек (18 батальонов колониальной пехоты и 20 эскадронов кавалерии), в том числе 27 000 колониальных войск, 90 танков (Renault R35 и несколько Renault FT 1917) и 120 орудий. Боевыми действиями руководил непосредственно дивизионный генерал Анри Дентц.

Ход операции

С середины мая 1941 года английская авиация наносила бомбовые удары. Велись довольно ожесточённые воздушные бои с авиацией Виши.

В ночь на 8 июня 1941 года южная группировка перешла границу и стала продвигаться на север. Против ожиданий де Голля, войска Виши оказали упорное сопротивление. Так, когда наступавшие части 9 июня захватили крупный город Кунейтра, вишисты, используя превосходство в танках, отбили его 15 июня, при этом захватив в плен британский батальон. Также с 9 по 22 июня шли жестокие бои за город Мерджуон, трижды переходивший из рук в руки. Провалилась и попытка с ходу взять Дамаск — вышедшие к нему индийские части были контратакованы и окружены в пригородном посёлке Мецци (англ.), где двое суток упорно оборонялись. Только 21 июня основные силы союзников вышли к Дамаску, тогда войска Виши оставили город.

Удачным решением британского командования была атака в центральную Сирию из пустыни на границе с Иорданией, где успешно действовали силы Британского Арабского легиона, захватившие горные проходы с минимальными потерями и взявшие город Пальмира 3 июля (уличные бои там отличались ожесточенностью, было захвачено 165 пленных). 6 июля соединились группировки союзников, наступавшие из Палестины и из центрального Ирака. Северная группировка перешла в наступление 1 июля и довольно быстро, тесня разрозненные части вишистов, продвигалась к Средиземному морю.

К 9 июля передовые части союзников с юга вышли к Бейруту, прорвав мощный оборонительный рубеж у города Дамур. Потеря Дамура предрешила исход всей кампании, после чего командующий силами Виши в Сирии генерал Дентц начал переговоры о капитуляции. С 11 июля боевые действия были прекращены. 14 июля в Акре было подписано соглашение о прекращении боевых действий, по условиям которого войска союзников занимали всю Сирию.

За время переговоров Дентц сумел отправить во Францию всю свою авиацию и военные корабли, затопить ранее захваченные британские суда. По условиям капитуляции, всем солдатам и офицерам Виши предлагалось на выбор репатриироваться во Францию или вступить в войска «Свободной Франции» (почти все репатриировались).

Потери сторон

Потери союзников составили 4 052 человек убитыми и ранеными, 841 пленными (освобождены по условиям капитуляции), повреждён 1 эсминец. По заявлениям французов, сбито 30 английских самолётов (британцы признали потерю 27 самолётов).

Потери Виши по разным сведениям разнятся, от 3,5 до 9 тысяч человек убитыми и ранеными, наиболее часто указывается цифра в 6 352 убитых и раненых. В ходе боёв захвачено до 5 тысяч пленных, остальные сложили оружие при капитуляции. Потеряно 1 транспортное судно. Потери в истребителях «Девуатин» (32 штуки) — 11 сбито в боях, 7 уничтожено при бомбёжках аэродромов союзниками, 12 потеряно в авариях, 2 брошено при отступлении. Всего потери в авиации составили 179 самолётов.

Результат операции

В итоге компании союзники полностью взяли под контроль Сирию и Ливан, лишив страны Оси возможности воздействовать на добычу и поставки нефти с Ближнего Востока. Противник лишился своего единственного плацдарма в восточном Средиземноморье. Определённую роль сыграло заявление де Голля о готовности предоставить независимость Сирии и Ливану после освобождения от врага (потом он пытался отсрочить или отменить эти планы, но был вынужден предоставить этим странам независимость в 1943 году).

С другой стороны, как и в Габоне, Де Голлю не удалось существенно увеличить свою армию за счёт пленных вишистов.

Отрывок, характеризующий Сирийско-Ливанская операция

– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!