Сирола, Юрьё Элиас
Юрьё Сирола Юрий Карлович Сирола | |
Yrjö Sirola | |
Юрьё Сирола в 1907 году | |
Имя при рождении: |
Юрье Элиас Сирен |
---|---|
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: |
Ю́рьё Э́лиас Си́рола (фин. Yrjö Elias Sirola, настоящее имя Юрье Элиас Сирен швед. Sirén использовал до 1896 года, 8 ноября 1876, Пийккиё, Великое княжество Финляндское — 18 марта 1936, Москва, СССР) — финский писатель и политик, начинал учителем народной школы. Один из основателей Коммунистической партии Финляндии.
Содержание
Биография
Родился в семье финского пастора-писателя и дочери виноторговца. Получил домашнее начальное образование. В 1896 году поступил в Гельсингфорсский университет.
Работал журналистом в «Народной газете» (фин. Kansan Lehti) с 1904 по 1906 и газете «Рабочий» (фин. Työmies) с 1906. Написал многочисленные книги, особенно труды о обществе и политике. Перевёл труды Августа Стринберга и Карла Каутского на финский язык. Активно участвовал в развитии системы рабочих школ и просвещения.
С 1903 до 1918 член Социал-демократической партии Финляндии. Народный депутат от партии в 1907—1909 и в 1917 в финский сейм. Принадлежал к левому крылу партии. В 1905—1906 секретарь СДПФ. В 1909—1911 член Правления и сопредседатель СДПФ. В 1910—1913 годах работал в США.
Во время гражданской войны в Финляндии в 1918 уполномоченный по иностранным делам Народного Совета Финляндии. После поражения красных в гражданской войне бежал в Советскую Россию. Член ЦК Коммунистической партии Финляндии. В 1921—22, 1928—36 член Интернациональной контрольной комиссии Коминтерна.
С 1929 года — нарком просвещения Автономной Карельской ССР, с 1934 года входил в состав Карельского обкома ВКП (б).
Умер в Москве от инсульта в 1936. Похоронен в Хельсинки на кладбище Малми в квартале 23-9-123 рядом с братской могилой руководителей КПФ.
В его честь назван фонд Юрьё Сирола, который содержал в 1946—1994 годы народный университет,[1] также названный в его честь в Хяменлинна, усадьбу Ванаянлинна. Фонд действует и далее,[2] несмотря на роспуск университета.
Напишите отзыв о статье "Сирола, Юрьё Элиас"
Примечания
Литература
- Народные избранники Карелии: Депутаты высших представительных органов власти СССР, РСФСР, РФ от Карелии и высших представительных органов власти Карелии, 1923—2006: справочник / авт.-сост. А. И. Бутвило. — Петрозаводск, 2006. — 320 с.
- Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 3: Р — Я. — Петрозаводск: ИД «ПетроПресс», 2011. — 384 с.: ил., карт. ISBN 978-5-8430-0127-8 (т. 3) — С. 93
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Юрьё Сирола
- [www.eduskunta.fi/triphome/bin/hx5000.sh?{hnro}=911514&{kieli}=su&{haku}=kaikki Юрьё Сирола народный депутат. Официальный сайт парламента.]
Отрывок, характеризующий Сирола, Юрьё Элиас
– Попросите ко мне графа.Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.