Ситковецкий, Александр Витальевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Ситковецкий

На концерте «Легенды русского рока», 2012 год
Основная информация
Дата рождения

5 апреля 1955(1955-04-05) (68 лет)

Место рождения

Москва

Страна

СССР СССРСША США, Великобритания Великобритания

Профессии

гитарист, вокалист, композитор

Жанры

прогрессивный рок, арт-рок, инструментальный рок

Коллективы

«Садко», «Високосное лето», «Автограф»

Александр Витальевич Ситковецкий (род. 5 апреля 1955, Москва) — советский рок-музыкант, гитарист, вокалист, композитор. Основатель и лидер групп «Високосное лето» и «Автограф». Признан одним из лучших российских гитаристов.





Биография

Родился 5 апреля 1955 года в Москве. Выходец из музыкальной династии: дед по отцовской линии Григорий Моисеевич Ситковецкий (1897—1970) был известным в Киеве музыкальным педагогом, дядя — скрипач Юлиан Григорьевич Ситковецкий (его жена — пианистка Белла Давидович). Отец — альтист Виталий Григорьевич Ситковецкий, мать — историк-архивист Майя Михайловна Ситковецкая (урождённая Смузикова), двоюродный брат — скрипач Дмитрий Ситковецкий[1].

В детстве учился в музыкальной школе по классу скрипки, но потерял к ней впоследствии интерес и стал обучаться игре на гитаре. Благодаря отцу, часто выезжавшему с оркестром на гастроли за границу, первой гитарой Ситковецкого становится редкий в СССР Fender Stratocaster. В 1970 году он знакомится с Крисом Кельми и начинает играть в его группе «Садко».

В 1972 году «Садко» распадается, и на его обломках возникает легендарная группа «Високосное Лето», ставшая одним из пионеров арт-рока в СССР. В 1976 году, благодаря посредничеству Александра Кутикова, бас-гитариста группы, начинается сотрудничество Ситковецкого с рок-поэтессой Маргаритой Пушкиной.

Параллельно с «Високосным летом», Ситковецкий учится на химическом факультете МГУ, выпускаясь в 1977 году.

В 1979 году из-за разногласий между членами группы «Високосное Лето» распадается. Уже тогда Ситковецкий задумывает создать группу, профессионально исполняющую прогрессивный арт-рок. В результате, 2 мая того же года появляется «Автограф». Осенью «по старой памяти» к группе присоединяется Кельми, приведя с собой вокалиста Сергея Брутяна.

Ансамбль начинает репетировать в подвале одного из общежитий рядом с метро «Автозаводская». Вскоре об этих репетициях узнаёт Артемий Троицкий и предлагает Ситковецкому выступить на «Весенних ритмах», первом официальном рок-фестивале в СССР. Группа получила 2 место и 2 специальных приза: «За лучшую политическую песню» и «За лучшую композицию фестиваля» и подписывает контракт с Москонцертом. В том же году Ситковецкий вместе с группой снялся в фильме Леонида Квинихидзе «Шляпа», где сыграл роль Вячека Захарова. В фильме прозвучали 4 композиции Ситковецкого: «Пристегните Ремни Безопасности», «Ирландия, Ольстер», «Блюз Каприз» и «Монолог», где вместе с группой спела Ирина Отиева.

Ситковецкий был гитаристом-самоучкой, но Москонцерт считал, что руководитель ансамбля не может быть без музыкального образования, и поэтому Александр поступает на обучение в музыкальное училище имени Гнесиных, окончив его в 1985 году. Педагог у Ситковецкого был джазовый, и благодаря ему Александру становятся известны джазовые приёмы игры, что впоследствии отразится на творчестве «Автографа». А 13 июля того же года «Автограф», единственная группа из Восточной Европы, принял участие во всемирном телеконцерте «Live Aid for Africa», выступив перед 2.5 миллиардами человек.

Помимо большого музыкального таланта (в частности, именно он является автором партии клавишных в «Пристегните Ремни Безопасности» и «S. O. S.»), в Ситковецком открываются дипломатические способности. Он выбивает для группы зарубежные гастроли, отстаивает ряд композиций перед комиссией КГБ на первом диске-гиганте группы, вышедшем в 1986 году и разошедшемся тиражом в 6 миллионов пластинок. Тогда же Ситковецкий становится (после Александра Градского) вторым рок-музыкантом — членом Союза Композиторов СССР.

Объездив с гастролями весь Советский Союз, «Автограф» стал первой советской рок-группой, которая достигла коммерческого успеха за границей, выступив в более чем 30 странах мира. В 1987 году приняла участие в советско-американском концерте «Our Move», вместе с Santana, Doobie Brothers, Bonnie Raitt, James Taylor. «Автограф» выступал на бесчисленных международных фестивалях вместе с John McLaughlin, Murray Head, Kenny Rogers, Tom Cochran, Glass Tiger, Ten Years After, Southside Johny and the Jukes, «открывал» концерты для Chicago, работал с продюсером и композитором Дэвидом Фостером в Канаде и Москве, стал лауреатом Сопота-87 фестиваля с отдельными призами публики и прессы, с лучшей песней фестиваля «Мир в Себе».

После двух лет работы с американским менеджером Mary Becker (которая подарила Ситковецкому гитару Charvel Soloist 6), в 1989 году группа подписала контракт с менеджементом Frank Zappa в Лос-Анджелесе, Калифорния. Дебютный американский альбом «Tear Down the Border» вышел в 1991 году.

В 1990 году «Автограф» распадается из-за творческого кризиса. Ситковецкий переезжает в Америку. Он начинает работать над сольной карьерой и выпускает свой первый (и первый в СССР) гитарный инструментальный альбом «Zello», который стал «альбомом года» (1992) в России, а ранее видео на пьесу «Верблюды» из этого получило главный приз ежегодного видео-конкурса в Москве в апреле 1991. В январе того же года Александр был официально признан одним из трех лучших гитаристов страны, он также стал первым в истории российским музыкантом, заключившим прямой издательский контракт с английской фирмой EMI.

В 1992 году Ситковецкий написал музыку для фильма London Weekend TV «Sitkovetsky» про историю отношений между двоюродными братьями Дмитрием (широко известный скрипач и дирижёр) и Александром. Две центральные пьесы фильма «Tribe Bolero» и «Ruminations» были исполнены Ситковецкими вместе с оркестром «New European Strings» под управлением Дмитрия. Одним из результатов совместной работы стал концертный тур по Франции с этим оркестром в последующем году.

В 1994 году Ситковецкий знакомится с бизнесменом Алексеем Курочкиным, который назначает его вице-президентом компании «A&T Trade», занимающейся поставкой музыкальных инструментов и сопутствующих товаров в Россию.

В конце 1998 годов Александр выпускает на своей студии «Red Sunset» в Лос-Анджелесе второй сольный альбом «Empty Arena», в записи которого приняли участие многие известные музыканты, включая Дэррила Джонсона из Rolling Stones и Ника де Вирджилио из Spock’s Beard.

В 2005 принял участие в реюнионе «Автографа» для тура «Автограф — 25 лет». Одним из концертов, состоявшийся в рамках этого тура стал концерт, сыгранный 23 июня 2005 года в СК «Олимпийский» (Москва). Спустя 25 лет музыканты легендарной группы «Автограф» снова собрались вместе. Последний раз они играли в «Олимпийском» 15 лет назад. Это было в другом веке, в другой стране и, как заметил лидер группы Александр Ситковетский, в другой музыке. Но оказалось, что даже через полтора десятка лет они могут собрать аншлаг. Посмотреть на «Автограф» пришли и рядовые меломаны, и коллеги по цеху. В концерте принимали участие: Александр Ситковецкий — гитара, вокал, Леонид Гуткин — бас, вокал, Артур Беркут — вокал, Виктор Михалин — барабаны, перкуссия, вокал, Леонид Макаревич — клавишные. Специальные гости: Сергей Мазаев — саксофон, кларнет, вокал, Сергей Брутян — вокал, Крис Кельми — орган.

…В зале медленно гаснет свет, вверх взмывает черный занавес с надписью «Рок-группа „Автограф“ — юбилей 25 лет» и зрители в «Олимпийском» переносятся почти на 22 года назад и километров на восемь юго-западнее — прямо в сентябрь 1983-го и зал «Дружба», когда группа представляла свою новую на тот момент программу: задымленная низковатая сцена, небольшой сидячий партер и главное — как будто бы та же самая публика! Кажется, будто сейчас со сцены раздастся подхваченное ревербератором знаменитое объявление Александра Ситковецкого: "Итак, на сцене рок-группа «Автограф»… «Автограф»… «Автограф»….

В 2009 году состоялась премьера балета Бориса Эйфмана «Онегин», в котором использована музыка Ситковецкого с альбомов Zello и Empty Arena.

В 2012 году выступил с «Автографом» на фестивале «Легенды русского рока». Тогда же в интервью объявил о выходе нового сольного альбома «Full House» весной 2013 года.

Двойной инструментальный альбом Full House издан в США в апреле 2016. 18 произведений (CD), 16 на виниле. Альбом продюсировал клавишник Tears for Fears Doug Petty. В записи приняли участие известные музыканты Alex Al (Michael Jackson, Stevie Wonder), Nick DiVirgilio (Genesis, Spok's Beard), Luis Conte и др. Сводил легендарный Chris Lord–Alge в студии Mix LA, инженер мастеринга - Ted Jensen (Sterling Sound).

Дискография

Студийные альбомы

«Автограф»

Семья

Был женат на Ольге Ситковецкой, пианистке, в прошлом преподавателе музыкального училища при Московской консерватории.

Вторая жена Елена Ситковецкая.

Имеет трех сыновей. Один из них — Александр Александрович Ситковецкий, известный скрипач. Младший сын 2013 года рождения - Тимофей (Timothy).

Интересные факты

  • В 1983 году Ситковецкий обменял ударную установку ASBA на Gibson Les Paul Custom 1972 года выпуска, который стал основным инструментом музыканта. Когда в 1987 году Мэри Бэккер привезла Александру Charvel Soloist 6, то он отдал предпочтение именно Charvel, а Les Paul продал через 2 года. Позже Ситковецкий разочаровался в своём поступке и с тех пор пытается разыскать тот Les Paul. Сейчас это его любимая гитара, в его арсенале есть Les Paul Classic 1994 года, Les Paul Custom 2001 года и Les Paul Custom (Gibson Custom Shop) 2012 - инструмент сделанный Gibson по заказу Ситковецкого, который в максимальной степени копирует утраченный LPC
  • Не любит и не использует винтажные гитары.
  • Интроверт.

Напишите отзыв о статье "Ситковецкий, Александр Витальевич"

Примечания

  1. [books.google.com/books?id=PbjJAAAAQBAJ&pg=PA223&lpg=PA223&dq= Сигурд Шмидт «Памятники письменности в культуре познания истории России» (стр. 223)]: «[…] Маечка Смузикова (ныне известный архивист, долго работавшая в РГАЛИ Майя Михайловна Ситковецкая)».

Ссылки

  • [avtograf.com.ru/group/aleksandr-sitkovetskij Страница на сайте группы «Автограф»]
  • [www.musicbox.su/musicbox_18/aleksandr_sitkovetskiy_-_intervyu_dlinoy_v_polgoda.html Интервью с Александром Ситковецким]

Отрывок, характеризующий Ситковецкий, Александр Витальевич

Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»