Сицилия (римская провинция)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Сицилия (лат. provincia Sicilia) — римская провинция на одноимённом острове, образована на первых внеиталийских территориях, завоёванных Римской республикой в 1-й Пунической войне с Карфагеном. Как административная единица со статусом провинции («поместье римского народа») объявлена в 227 г. до н. э.[1], хотя остров принадлежал римлянам с 241 г. до н. э. После 211 г. до н. э.[2] или 212 г. до н. э.[3] к ней были присоединены владения греческого города Сиракузы, который стал административным центром провинции. Сохранила статус в период Римской империи. Являлась важной продовольственной житницей Римского государства. В составе Западной Римской империи просуществовала до V века — в 442 г. захвачена королевством вандалов и аланов под предводительством Гейзериха, а в 477 г. Одоакром.

Современная локализация — административный регион Сицилия (Италия).





Предыстория

К III в. до н. э., когда Римское государство несколько утвердилось на Апеннинском полуострове, остров Сицилия начинал входить в зону политических и экономических интересов римлян, находясь на южном направлении их экспансии. К этому моменту на западе острова господствовали карфагеняне, а на востоке греки, которые издавна враждовали друг с другом. Сами римляне имели мирный договор с Карфагеном от 280 г. до н. э., он касался не только торговых, но и политических взаимоотношений между ними — Рим не мог иметь владений в Сицилии, а Карфаген в Италии[1]. В 272 г. до н. э. договор нарушен карфагенской военной эскадрой, которая, во время осады римлянами южноиталийского города Тарента, вошла в гавань и попыталась захватить город. Борьба за гегемонию в Западном Средиземноморье и, в частности, за влияние на крупнейшем острове региона — Сицилии, вызвала обострение отношений сторон и привела к открытому столкновению, вошедшему в историю как 1-я Пуническая война (264—241 гг. до н. э.). Поводом для открытия военных действий послужило предложение римлянам от мамертинцев, захвативших Мессану, о помощи в их местной войне с Сиракузами.

Завоевание

Заключив союз с мамертинцами, римляне в 264 г. до н. э. переправили в Сицилию войска (консул Аппий Клавдий Кавдекс), заставили сиракузян и союзных им карфагенян снять осаду Мессаны, разбили карфагенскую армию, но после неудачной осады Сиракуз вернулись в Италию. Через год римляне провели новую интервенцию, отправив две консульские армии в составе 4-ёх легионов (консулы Маний Валерий Максим и Маний Отацилий Красс), было завоёвано множество городов, тиран Сиракуз Гиерон II принуждён заключить мирный договор, по которому он становился «союзником» Рима, уплачивал контрибуцию и обязался снабжать римские войска продовольствием. Мир с Сиракузами и захват Мессаны позволили в дальнейшем беспрепятственно высаживать римлянам свои войска на острове, а также был решён вопрос об обеспечении войск припасами. Но вторжение на западную — карфагенскую часть острова, завершилось безуспешно. В 262 г. до н. э. римляне осадили Акрагант — главную базу карфагенских наёмников. После шести месяцев осады город пал и крупный контингент карфагенской армии был уничтожен, это имело катастрофические последствия для карфагенского господства на острове — многие города перешли на сторону Рима. Однако, пользуясь превосходством на море, карфагенский флот грабил и опустошал берега, высаживая десанты в наиболее беззащитных местах Сицилии и Италии, чем наносил римлянам существенный ущерб. Война вошла в затяжную стадию, боевые действия шли с переменным успехом (столкновения происходили и в других местах — например на Сардинии). За этот период римлянам удалось создать мощный флот, произошло несколько морских сражений (при Липарских островах, при Милах), и в 256 г. до н. э. Римская республика предприняла Африканскую экспедицию, которая началась довольно успешно — морская победа у мыса Экном, успешная высадка в Африке и осада Карфагена. Но, после не принятого от римлян предложения о мире, карфагеняне сумели разбить римскую армию и идущий ей на помощь флот. После этого они снова перенесли боевые операции на Сицилию, отвоевав Акрагант.

Начался второй этап войны (255—241 гг. до н. э.), характеризующийся истощением противников и некотором равновесии сил, при небольшом преимуществе римлян: в их руках была большая часть Сицилии. В 254 г. до н. э. значительным успехом римлян был повторный захват Акраганта и важнейшей твердыни карфагенян — Панорма, но в следующем году буря уничтожила большую часть римского флота, загнанного карфагенянами на мели. Используя численное превосходство, римляне постепенно оттесняли карфагенян и, в конце концов, блокировали последние твердыни противника — Лилибей и Дрепан. Однако использовать это превосходство они не могли — города снабжались по морю и для их захвата требовалась морская блокада, что было невозможно при явном преимуществе флота карфагенян. Пытаясь захватить инициативу на море, в 249 г. до н. э. римляне напали на флот противника (морская битва при Дрепане), но были разбиты, а остатки флота были уничтожены в результате разразившейся бури. В этот период добился некоторых успехов назначенный на Сицилию карфагенский главнокомандующий Гамилькар Барка, он умело вёл военные действия, тревожил римлян во многих схватках, предпринимал рейды на кораблях к Италии и опустошал побережье. К концу войны Римская республика прибегла к чрезвычайным мерам: были обложены огромным налогом богатые граждане Рима, благодаря чему удалось снова снарядить флот и в ожесточенном сражении при Эгатских островах в 241 г. до н. э. разбить карфагенскую эскадру. Это позволило блокировать с моря осажденные с суши Лилибей и Дрепан, после чего Карфаген запросил мира, который и был заключен в 241 г. до н. э. на тяжёлых для карфагенян условиях, в числе которых был и полный контроль римлян над карфагенскими владениями в Сицилии.

Население

Крупнейшие города античной Сицилии:

Управление

Восьми из 68 городов захваченной Сицилии римляне предоставили статус «свободных», в награду за их лояльность во время войн с Карфагеном. В течение последующих шести столетий Сицилия была провинцией Римской республики и Римской империи. В это время Сицилия была житницей империи, важнейшим поставщиком продовольствия города Рима. Империя не предпринимала усилий для романизации региона, который оставался в значительной степени греческим. Наиболее известными событиями было плохое правление Гая Верреса, отмеченное Цицероном в 70 до н. э. в его торжественной речи «In Verrem».

Вклад в римскую культуру провинции Сицилия в целом был невелик, тем не менее, следует отметить таких деятелей, как историк Диодор Сицилийский и поэт Кальпурний. Наиболее известная археологическая находка данного периода — мозаика виллы аристократа в Пьяцца-Армерина. На территории Сицилии находились одни из первых христианских общин. Одними из первых христианских святых были сицилийки Святая Агата из Катании и Святая Люси из Сиракуз.

Напишите отзыв о статье "Сицилия (римская провинция)"

Примечания

  1. 1 2 История Древнего Рима. [bibliotekar.ru/polk-18/8.htm Гл. VII Борьба Рима с Карфагеном за господство в западном Средиземноморье.] 1981.
  2. [bse.sci-lib.com/article102558.html Сиракузы] // БСЭ.
  3. Фридрих Любкер. Иллюстрированный словарь античности — М.: «Эксмо», 2005. — C. 996.
  4. Согласно другому источнику основан карфагенянами в начале 1-й Пунической войны (Фридрих Любкер. Иллюстрированный словарь античности — М.: «Эксмо», 2005. — C. 393).

Литература

  • Tilmann Bechert: Die Provinzen des Römischen Reiches. Einführung und Überblick. von Zabern, Mainz 1999, ISBN 3-8053-2399-9, S. 59f.

Отрывок, характеризующий Сицилия (римская провинция)

– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.