Сиэтл (вождь)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сиэтл, или Сиатль
Seathle, Seathl или See-ahth

Единственная известная фотография вождя Сиэтла, 1865 г.
Имя при рождении:

На языке лушуцид: siʔaɬ — Си’атль, где «тль» — особый боковой звук

Род деятельности:

Вождь

Дата рождения:

1786(1786)

Место рождения:

Блейк-Айленд, Вашингтон, США

Гражданство:

Дата смерти:

7 июня 1866(1866-06-07)

Разное:

Предводитель племён суквомиши и дувомиши

Сиэтл, или Сиатль (на языке лушуцид: siʔaɬ — Си’атль, где «тль» — особый боковой звук; около 1786 — 7 июня 1866), варианты написания имени на английском языке: Seathle, Seathl или See-ahth — предводитель племён суквомиши и дувомиши, проживающих на территории современного штата Вашингтон. Завоевал авторитет как среди соплеменников, так и среди белых, последовательно отстаивая политику мирного сосуществования с белыми поселенцами, завязал личную дружбу с доктором Дэвидом С. Мэйнардом — влиятельным общественным деятелем и защитником прав индейцев, который основал город Сиэтл, названный в честь вождя.





Биография

Сиатль родился около 1786 г. близ современного города Блейк-Айленд в штате Вашингтон. Его отец был предводителем племени суквомишей, а мать — Вуд-шо-лит-са из племени дувомишей[1].

В поздние годы Сиатль утверждал, что лично видел корабли экспедиции Дж. Ванкувера, который исследовал залив Пьюджет-Саунд.

Уже в молодости Сиатль приобрёл репутацию лидера и хорошего воина, устроив засады и разгромив группы захватчиков из района Зелёной реки, а также возглавив нападение на племена чемакум и с'клаллам на полуострове Олимпик. Как и многие его современники, он владел рабами, которых он захватил в ходе набегов. Среди жителей побережья залива Пьюджет-Саунд он выделялся высоким ростом (почти 1 м 80 см) и широким телосложением, за что получил прозвище Le Gros (франц. «большой»). Он также был известен как искусный оратор; когда он говорил, его голос был слышен на далёком расстоянии[1].

Его первая жена Ла-Далия умерла, родив дочь. Вторая жена, Олахл, родила ему трёх сыновей и четырёх дочерей[1]. Наибольшую известность из его детей получила его первая дочь Кикисоблу, известная также как принцесса Анджелина. Сиатль был крещён в католической церкви примерно в 1848 г. и получил в крещении имя Ноа в честь пророка Ноя[2]. При этом он сохранял, по-видимому, веру в силу старых индейских богов, которые упоминаются в его знаменитой речи (см. ниже).

Несмотря на свои способности, Сиатль постепенно уступал влияние вождю Патканиму из племени снохомиш, однако ему помогло усиление влияния белых поселенцев. Когда те изгнали его соплеменников из традиционных мест проживания, Сиатль встретился в Олимпии с доктором Мэйнардом, их знакомство переросло в дружбу. Мэйнард убедил поселенцев городка Дуомпс (Duwamps) переименовать его в Сиэтл в честь вождя, чем завоевал поддержку соплеменников вождя; это помогло ему провести переговоры о мирных отношениях с соседними племенами.

По требованию Сиатля его соплеменники не участвовали в Битве при Сиэтле 1856 г.. После этого он отказался переселить своё племя в созданную для него резервацию, поскольку считал, что смешение племён дувомишей и снохомишей, традиционно враждовавших друг с другом, приведёт к кровопролитию. Мэйнард провёл переговоры с правительством и убедил его в необходимости уступок Сиатлю.

Сиатль часто посещал город, названный в его честь, где его сфотографировал в 1865 г. фотограф Э. М. Сэммис[1]. Он умер 7 июня 1866 в суквомишской резервации в Порт-Мэдисон, штат Вашингтон.

Старшая дочь Сиатля, известная под прозвищем принцесса Анджелина, отказалась переселиться в резервацию. Её хижина стояла на пересечении двух крупных улиц Сиэтла, где она торговала изделиями ручной работы. Она умерла в глубокой старости.

Споры о речи Сиэтла

Существуют противоречивые сведения о знаменитой речи Сиатля, в которой он призывал уступить индейские земли белым.

Даже дата и место произнесения речи являются предметом споров[3], однако наиболее распространённая версия гласит, что 11 марта 1854 г. Сиатль произнёс речь на большом собрании на открытом воздухе в Сиэтле. Собрание созвал губернатор Айзек Инголс Стивенс для обсуждения вопроса о передаче или продаже индейских земель белым поселенцам. Доктор Мэйнард представил Стивенса, который затем вкратце объяснил свою миссию, которую уже хорошо понимали все присутствующие[1].

Затем слово дали Сиатлю. Он возложил свою руку на голову намного более низкого по росту Стивенса и говорил долгое время с большим достоинством. Точное содержание его речи неизвестно, тем более, что он говорил на языке лушуцид, кто-то переводил его речь на чинукский жаргон, и ещё один человек — с чинукского на английский.

Несколько лет спустя д-р Генри Смит записал на английском языке речь на основании своих заметок. Это был текст, пересыпанный цветистыми выражениями, в которых Сиатль якобы поблагодарил белых поселенцев за их щедрость, затем потребовал заключения договора, который бы гарантировал доступ индейцев к местам захоронения предков, и затем говорил о контрасте между богом белых людей и собственными богами. Смит отмечал, что он записал «всего лишь фрагмент его речи». Современные исследователи ставят под сомнение «перевод» Смита[4].

Речь Сиатля, благодаря многочисленным пересказам и не сохранившемуся фильму[5], созданному для баптистской Христианской комиссии радио и телевидения[6], получила широкое распространение в американской массовой культуре и обросла при этом фантастическими подробностями[7]. При этом спорным является как содержание речи, так и существование письма, которое якобы было записано со слов Сиатля и отправлено президенту Франклину Пирсу, но так и не обнаруженное в архивах[3].

Наследие

  • Могила Сиатля находится на Племенном кладбище суквомишей[8].
  • В 1890 г. группа жителей Сиэтла во главе с Артуром Армстронгом Денни соорудила на его могиле памятник с надписью «Сиэтл, вождь суквомпов (то есть суквомишей) и союзных племён, умер 7 июня 1866 г. Надёжный друг белых, в честь которого город Сиэтл был назван его основателями». На обороте надпись гласит: «В крещении — Ноа Сиатль, умер в возрасте около 80 лет»[1]. Могила была восстановлена, в 1976 г. добавлена (новая?) скульптура.
  • Племя суквомишей почитает Сиэтла, отмечая каждую третью неделю в августе Дни вождя Сиэтла.
  • В честь Сиатля назван не только город Сиэтл, но и множество мест и учреждений.
  • Бомбардировщик B-17E «летающая крепость» под названием «Вождь Сиэтл» был построен на средства облигаций, приобретённых жителями Сиэтла. Участвовал в обороне Порт-Морсби, погиб вместе с экипажем 14 августа 1942 года[9][10].

Напишите отзыв о статье "Сиэтл (вождь)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 *Emily Inez Denny. Blazing the Way. — reprinted 1984. — Seattle Historical Society, 1899.
  2. [content.lib.washington.edu/aipnw/buerge2.html «Chief Seattle and Chief Joseph: From Indians to Icons», by David M. Buerge]
  3. 1 2 Jerry L. Clark. [www.archives.gov/publications/prologue/1985/spring/chief-seattle.html Thus Spoke Chief Seattle: The Story of An Undocumented Speech]. The National Archives (Spring, 1985). Проверено 1 июля 2007. [www.webcitation.org/66RIma1ON Архивировано из первоисточника 26 марта 2012].
  4. BOLA Architecture + Planning & Northwest Archaeological Associates, Inc., [www.portseattle.org/downloads/business/realestate/development/northbay/Appendix_I_Historic_Cultural.pdf Port of Seattle North Bay Project DEIS: Historic and Cultural Resources], Port of Seattle, April 5, 2005. Accessed online 25 July 2008. p.
  5. [www.synaptic.bc.ca/ejournal/muhisind.htm «Territorial Governor Isaac Stevens & Chief Seattle», Museum of History and Industry, Seattle, Wash., June, 1990; reprinted on The eJournal Website]
  6. Furtwangler, Albert. [books.google.com/books?id=GaNRJF6zQAAC&dq=&pg=PP1&ots=nc-c8rVGYi&sig=uiQZvcM6dHcbk4cFclT2RuvyezQ&prev=www.google.com/search%3Fq%3Danswering%2Bchief%2Bseattle%26sourceid%3Dnavclient-ff%26ie%3DUTF-8%26rlz%3D1B3GGGL_enUS177US231&sa=X&oi=print&ct=title Answering Chief Seattle]. University of Washington Press (1997). Проверено 31 августа 2007.
  7. [www.suquamish.nsn.us/ Suquamish Culture]. Suquamish Tribe. Проверено 1 июля 2007. [www.webcitation.org/66RInLE4y Архивировано из первоисточника 26 марта 2012].
  8. [books.google.com/books?id=SlHUI_wWgGAC&pg=PA415&lpg=PA415&dq=435TH+BOMB+SQUADRON&source=web&ots=srEOsh-ZeM&sig=HnSwe8nA9nvSOylI7og06TtOJjg&hl=en&sa=X&oi=book_result&resnum=4&ct=result#PPA454,M1 "Chief Seattle" and Crew]. Проверено 27 декабря 2008.
  9. *Gene Eric Salecker. Fortress Against the Sun. — Da Capo Press, 2001. — ISBN 978-1580970495.

Литература

В Викитеке есть тексты по теме
Сиэтл (вождь)
  • Murray Morgan, Skid Road, 1951, 1960, and other reprints, ISBN 0-295-95846-4
  • William C. («Bill») Speidel, Doc Maynard, The Man Who Invented Seattle, Nettle Creek Publishing Company, Seattle, 1978.
  • [www.chiefseattle.com/history/chiefseattle/chief.htm Noah Seattle by Chiefseattle.com]

Отрывок, характеризующий Сиэтл (вождь)

– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…