Си Ця
| Си Ця 熙洽<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Си Ця в Маньчжоу-го</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 9 марта 1932 — 1 марта 1934 | |||
| Предшественник: | отсутствует | ||
| Преемник: | название должности изменилось на «министр финансов» | ||
| |||
| 1 марта 1934 — 21 мая 1934 | |||
| Предшественник: | отсутствует | ||
| Преемник: | Сунь Цичан | ||
| |||
| 21 мая 1934 — 1945 | |||
| Предшественник: | Шэнь Жуйлинь | ||
| Преемник: | должность ликвидирована | ||
| Рождение: | 1883 Фэнтянь, провинция Ляонин, империя Цин | ||
| Смерть: | 1950 Фушунь, провинция Ляонин, КНР | ||
Си Ця (кит. упр. 熙洽, пиньинь: Xī Qià) (1883, Фэнтянь, Ляонин, Империя Цин — 1950, Фушунь, Ляонин, КНР) — генерал, командовавший Армией провинции Гирин Китайской республики, который во время японской интервенции в Маньчжурию в 1931 году перешёл на сторону японцев и вложил свой вклад в образование Маньчжоу-го.
Си Ця был по национальности маньчжуром и принадлежал к роду Айсиньгёро. Он был дальним потомком Мурхаци — брата Нурхаци (основателя династии Цин). В молодости учился в Японии в Рикугун сикан гакко. После Синьхайской революции, сбросившей в 1911 году монархию в Китае, он поддерживал тех, кто стремился к созданию отдельного маньчжурского государства. Принадлежа к Фэнтяньской клике милитаристов, он стал генерал-лейтенантом и командующим Армией провинции Гирин.
Когда после Маньчжурского инцидента 18 сентября 1931 года японские войска начали продвижение вглубь Маньчжурии и 22 сентября без боя заняли город Гирин (столицу одноимённой провинции), то 23 сентября они предложили Си Ця сформировать временное правительство провинции. После совещания с представителями местных властей и японскими советниками, Си Ця 30 сентября издал прокламацию, в которой объявлялось о независимости провинции Гирин от Китайской республики и о создании временного правительства.
После того, как японцы в начале января 1932 года оккупировали всю Южную Маньчжурию, заняв Цзиньчжоу и Шаньхайгуань, они повернули на север, чтобы провести окончательную «зачистку» Маньчжурии от китайских войск. После того, как местные китайские генералы Ма Чжаньшань и Тин Чао отказались договариваться с японцами, японский полковник Доихара Кэндзи потребовал, чтобы Си Ця перешёл со своими войсками в наступление и выбил из Харбина группировку Тин Чао — последнюю крупную китайскую военную группировку на Северо-Востоке. 25 января Си Ця подошёл к Шуанчэну (городок в 40 км к югу от Харбина), и 26 января начался бой с войсками Тин Чао. Войска Си Ця понесли серьёзные потери, и Доихара был вынужден призвать на помощь Квантунскую армию; чтобы оправдать это, он организовал т. н. «Харбинский инцидент».
Вскоре после образования Маньчжоу-го войска Си Ця потерпели ещё одно поражение. 29 марта 1932 года «Антияпонская армия спасения страны» генерала Ли Хайцзина заняла городок Нунъань всего в 40 километрах от маньчжурской столицы Синьцзин. Японские части вскоре выбили их оттуда, но подобные инциденты, а также дезертирство солдат бывшей Северо-Восточной армии, ускорило процесс замены их китайцами и маньчжурами, прошедшими обучение у японских инструкторов. Си Ця был снят со своего поста и получил кабинетную должность.
В 1934 году Си Ця стал министром финансов Маньчжоу-го, в 1936 — министром внутренних дел. По окончании Второй мировой войны он был пленён советскими войсками, в 1950 году экстрадирован в КНР. Умер в Центре заключения военных преступников в городе Фушунь.
Напишите отзыв о статье "Си Ця"
Отрывок, характеризующий Си Ця
M lle Bourienne радостно вскочила.– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
