Си цы чжуань
Си цы чжуань 繫辭傳 Xìcí zhuàn («Комментарий привязанных слов», также называется 大傳 Да чжуань) — древнекитайский текст, наиболее философский среди комментариев к Книге перемен. Состоит из двух частей, которые считаются двумя комментаторскими сочинениями среди классических десяти (т.н. «Десять крыльев» zh:十翼). Включает в себя ключевые формулировки базовых понятий китайской философии, связанные с дуальностью мироздания.
Традиционно приписывался Конфуцию, но датируется предположительно 4-м в. до н. э.
По мнению Марселя Гранэ (1884—1940), «пожалуй, только еще Хун фань в такой же степени близок к истокам [китайской] письменной традиции, как это произведение» (Китайская мысль, пер. Иорданского, Москва, «Алгоритм», 2008:125). Структурный анализ этого важнейшего источника китайской философской классики осуществил В.С. Спирин. Есть переводы памятника на русский язык.
Новая волна интереса к изучению «Си цы» была вызвана обнаружением его рукописи в захоронении Мавандуй (168 до н. э.), которая существенно отличается от традиционного текста.
Напишите отзыв о статье "Си цы чжуань"
Литература
- Еремеев В.Е. Символы и числа "Книги перемен".2-е изд., испр. и доп. М., 2005.
- Яковлев В.М. И цзин. "Книга Перемен" и её канонические комментарии. Перев. с кит., предисл. и примеч. В.М. Яковлева. М., 1998.
- Лукьянов А.Е. Дао "Книги Перемен". М., 1993.
- Спирин В.С. Формальное построение «Сицы чжуань»//Письменные памятники Востока: Историко-филологические исследования: 1975. М., 1982.С.212-242.
- Китайская философия (Энциклопедический словарь). Ред. М. Л. Титаренко, 1994.
- Edward L. Shaughnessy, «The Writing of the Xici Zhuan an the Making of the Yijing» (доступ онлайн 13.07.2013)
- Willard J. Peterson, "Making Connections: ‘Commentary on the Attached Verbalizations’ of the Book of Change, " Harvard Journal of Asiatic Studies 42.1 (1982): 76-7.
- Ta Chuan: The Great Treatise. Stephen L. Karcher. St. Martin's Press, 2000. 159 с. ISBN 0312264283, 9780312264284
Отрывок, характеризующий Си цы чжуань
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
