Скадарлия

Скадарлия (серб. Скадарлија, Скадарска улица) — старинный квартал Белграда, столицы Сербии. Расположен в общине Стари-Град, считается богемной частью города и часто сравнивается с Монмартром в Париже.

Расположение

Квартал Скадарлия находится к северо-востоку от Площади Республики и простирается вдоль Скадарской улицы, длина которой составляет 590м.

История

История улицы берёт начало с 30-х годов XIX века с момента появления цыганского поселения в заброшенных траншеях перед крепостным валом. План города 1854 года рассказывает о том, что на месте цыганских лачуг возникли кирпичные дома ремесленников, торговцев и мелких клерков. Однако название Цыганский квартал сохранялось до 1872 года, когда место стало называться Скадар в честь средневековой столицы Сербии, (сейчас — Шкодер в Албании).

Скадарлия стала приобретать свой богемный характер в последние два десятилетия XIX века и в особенности начиная с 1901 года после сноса кафаны (трактира) «Дарданеллы», где жили известные горожане, писатели и актёры, которые стали переезжать в гостиницы Скадарлии. Самыми знаменитыми из них были «Три шешира» ("Три шляпы"), «Два елена» ("Два оленя"), «Златни бокал» ("Золотой кубок"), «Бандист», «Восток», «Гильдия», «Вук Караджич» и «Два сержанта». Некоторые из них сохранились до сих пор.

Последняя часть улицы завершается атриумом. Дом Джуры Якшича, известного поэта и художника, жившего и умершего в Скадарлии, превратился в место встречи поэтов на Скадарлийских вечерах.

После второй мировой войны от перестройки улицу спас архитектор Углеша Богунович, выступив в журнале Politika в 1957 году. Скадарлию превратили в живой музей и в 1968 году отремонтировали. 9 лет спустя по инициативе Парижа, Скадарлия стала официально называться Монмартром Белграда. В квартале до сих пор сохранился свой кодекс, символы (трость, гвозика и шляпа) и флаг, поднимающийся в начале сезона.

Знаменитые личности

Здесь жили и творили писатели, поэты и публицисты Борислав Станкович, Йован Йованович, Янко Веселинович, Милован Глишич, Симо Матавуль, Радое Доманович, Воислав Илич, Иво Чипико, Велько Петрович, Станислав Винавер, Бранислав Нушич, Стеван Сремац, играли роли актёры и актрисы Илья Станоевич, Вела Нигринова, Добрица Милутинович, Жанка Стокич, здесь подолгу останавливались хорватские поэты и писатели Тин Уевич и Густав Крклец, бывал Иван Бунин.

Галерея

• Skadarlija gonji deo.jpg
• Ulaz u Skadarliju.jpg
• Trisesira Skadarlija.jpg
• Skadarlija Oct2 2010.jpg
• Skadarlija by night.JPG
• Skadarlija Belgrade.jpg

Ссылки

• [beocity.ru/beoposts/o-skadarlii.html О Скадарлии — Виртуальный гид по Белграду]
• [www.tob.rs/ru/see_in.php?id=7735 Скадарлия — Туристическая организация Белграда]
• [www.staribeograd.com/tekstovi/iz-starog-beograda/cyr/skadarlija-boemski-kraj.htm Скадарлија - Боемски крај //Stari Beograd]

Литература

• ROMANTIČNO BOEMSKA SKADARLIJA. Kosta Dimitrijević. ISBN 86-82363-20-8.

Отрывок, характеризующий Скадарлия

– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.