Скадовский, Сергей Балтазарович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Балтазарович Скадовский<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Член Государственного совета по выборам
1906 — 1912
 
Рождение: 2 (14) марта 1863(1863-03-14)
Херсон
Смерть: 15 (28) июня 1918(1918-06-28) (55 лет)
Скадовск
Отец: Балтазар Яковлевич Скодовский
Мать: Мария Павловна Подпалова
Супруга: Мария Александровна Шлиппе
 
Награды:
1-й ст. 1-й ст. 3-й ст.

Серге́й Балтаза́рович Скадо́вский (1863—1918) — русский общественный деятель, член Государственного совета по выборам. Основатель черноморского порта Скадовска.





Биография

Православный. Из потомственных дворян Таврической губернии; имел более 18 тысяч десятин земли в той же губернии, а также дома в Херсоне и Каховке.

Сын отставного штабс-ротмистра Балтазара Яковлевича Скадовского (1817—1884) и Марии Павловны Подпаловой (1844—1925), дочери управляющего Херсонской казённой палатой.

Окончил херсонское реальное училище и дополнительный класс в Одессе. Слушал лекции в Карлсруэском политехникуме, сельскохозяйственной академии в Гогенгейме и в Берлине.

Вернувшись в Россию, посвятил себя ведению сельского хозяйства и общественной деятельности. Избирался почётным мировым судьёй по Днепровскому уезду (1889—1917), кандидатом в уездные предводители дворянства, Днепровским уездным (1894—1896) и Таврическим губернским (1897—1906) предводителем дворянства, гласным уездного и губернского земских собраний. Дослужился до чина действительного статского советника (1904), имел придворный чин камергера (1902). Состоял попечителем странноприимного дома Таранова-Белозерова в Симферополе, а также почётным попечителем Симферопольского реального училища.

В 1893 году основал черноморский порт Скадовск, который за несколько десятилетий, благодаря усилиям Сергея Балтазаровича, разросся в маленький благоустроенный город с почтой, телеграфом, школами, церковью (снесена в 1938 году), таможней, гаванью, торговыми и правительственными учреждениями. Город строился во многом на личные средства Скадовского и много способствовал развитию морской торговли в крае.

В русско-японскую войну состоял главноуполномоченным при общедворянской организации Красного Креста.

В 1906 году был избран членом Государственного Совета от дворянства. После образования в Совете группы центра примкнул к последней. В 1912 году выбыл из Совета по жребию.

Умер в 1918 году в Скадовске.

Семья

В 1888 году в Москве женился на Марии Александровне Шлиппе (1868, Москва — 1917, Херсон), племяннице В. К. Шлиппе. Их дети:

  • Александр (1889, Скадовск — 1982, Бухарест), выпускник Санкт-Петербургского Политехнического института. С 1920 года в эмиграции в Румынии; в 1948 году получил румынское гражданство.
  • Лев (1891—1919), был женат на Ольге Александровне Фальц-Фейн (1891—1972). Участник Первой мировой войны. Умер от тифа.
  • Сергей (1892—1965), с началом Первой мировой войны поступил в Сергиевское артиллерийское училище в Одессе, выпущен фельдфебелем, служил в 5-м артиллерийском дивизионе. К 1917 году — командир 3-й батареи в чине штабс-капитана. В 1918 году женился на Софии Александровне Фальц-Фейн. В эмиграции в Германии.
  • Георгий (Юрий) (1895—1920), единственный из сыновей, кто не был на военной службе. Жил в Скадовске. Был женат на Галине Куст Зубенко (1891—1920).
  • Нина (1896—?), судьба после 1916 года неизвестна.
  • Мария (1900—1920), замужем за Борисом Александровичем Фальц-Фейном.
  • Елизавета (1904—1920)
  • Ольга (1906—1920)

В конце 1919 года, когда к Скадовску подходила Красная армия, остававшиеся Скадовские и Фальц-Фейны решили покинуть город по морю на яхте «София II», принадлежавшей мужу Марии Сергеевны Борису Фальц-Фейну. В январе 1920 года яхта отошла от берега Скадовска. На борту было двенадцать человек: дочь Скадовского Мария с мужем Борисом, младшие дочери Ольга и Елизавета, младший сын Георгий с женой и дочкой, а также члены экипажа. Из-за шторма яхту выбросило на румынский берег, после чего местные пограничники убили всех пассажиров и разграбили яхту.

Имения

Скадовскому принадлежали имения Балтазаровка, Михайловка, Скадовка, Николаевка, Антоновка и остров Джарылгач.

Награды

Иностранные:

Память

  • К столетию Скадовска в городе был поставлен памятник Сергею Балтазаровичу.
  • В 2000 году имя Скадовского было присвоено украинскому торговому судну «Сергiй Скадовський».

Источники

  • Список гражданским чинам IV класса на 1907 год. — СПб., 1907. — С. 1830.
  • Список гражданским чинам четвёртого класса. Исправлен по 1 марта 1916 года. — Пг., 1916. — С. 622.
  • М. Л. Левенсон. Государственный совет. — Санкт-Петербург: типография «Россия», 1907. — С. 192.
  • Золотая книга Российской империи. — Санкт-Петербург, 1908. — С. 35.
  • [herba.msu.ru/biostantion/skadovsky/glava4/239_257.pdf Скадовские (Таврические). Родословная.]

Напишите отзыв о статье "Скадовский, Сергей Балтазарович"

Отрывок, характеризующий Скадовский, Сергей Балтазарович

Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.