Дзирайя гокэцу моногатари

Запросы «Дзирайя», «Цунадэ» и «Оротимару» перенаправляются сюда. О персонажах аниме и манги «Наруто» см. Дзирайя (Наруто), Цунадэ (Наруто), Оротимару (Наруто).

Сказание о храбром Дзирайе (яп. 児雷也 豪傑 譚 Дзирайя го:кэцу моногатари) — японская серия рассказов, создававшаяся разными авторами на протяжении нескольких десятков лет в конце периода Эдо. Главным героем серии является Дзирайя, ниндзя, владеющий магией и способный призывать жаб.

Сюжет

Огата Сюма Хироюки (яп. 尾形 周馬 弘行), молодой потомок могущественного рода, владеющего землями на Кюсю, вынужден спасаться бегством после нападения врагов на за́мок его семьи. Оказавшись в провинции Этиго, Огата, или Дзирайя, становится преступником. Он пытается напасть на бессмертного отшельника, живущего на вершине горы Мёко (яп. 妙高山), но тот легко избегает нападения. Отшельник обучает Дзирайю призывать жаб — по его просьбе жабы увеличиваются в размерах и могут перевозить большие грузы, — а также превращаться в жабу. После этого Дзирайя становится благородным разбойником: вместе со своими людьми грабит богатых и помогает бедным. Он женится на Цунадэ (яп. 綱手), молодой красавице, способной вызывать или превращаться в большую улитку. Позже одного из разбойников Дзирайи, Ясягоро (яп. 夜叉五郎), околдовывает змея, и он сам получает способность превращаться в огромного змея. Ясягоро, или Оротимару (яп. 大蛇丸, от «ороти» — огромный змей), нападает на Дзирайю. Тот обороняется вместе с женой, но оба падают без сознания от змеиного яда. Другой разбойник, преданный Дзирайе, приходит ему на помощь. На этом месте история, не закончившись, обрывается.

Интересно отметить, что основными возможностями волшебников японцы полагали вызов или превращение в жаб, змей, улиток, птиц или пауков, причём эти способности сочетались как в игре «камень, ножницы, бумага».

История создания

Первое упоминание о персонаже по имени Дзирайя появляется в книге «Дзирайя моногатари» (яп. 自来也 説話, «История о Дзирайе», встречается также чтение Дзирайя сэцува), которую написал Канватэй Онитакэ (яп. 感和亭 鬼武). Главным героем книги был благородный разбойник по имени Дзирайя. По ней была создана постановка для японского кукольного театра дзёрури. «Сказание о храбром Дзирайе» было основано на этой работе; в период с 1839 по 1868 год несколько авторов написали 43 главы «Сказания», однако на момент прекращения оно не было завершено. «Сказание» пользовалось популярностью среди читателей: в библиотеке Эдо оно было вторым по количеству имевшихся экземпляров.

Драматург Каватакэ Мокуами (яп. 河竹 黙阿弥) поставил одноимённую пьесу для театра кабуки, впервые демонстрировавшуюся в эдоском театре Каварадзаки-дза в июле 1852 года. Главную роль Дзирайи исполнял актёр Итикава Дандзюро VIII (англ.), а роль его противника Оротимару — отец актёра, Итикава Дандзюро VII (англ.). Утагава Кунисада, один из известнейших художников укиё-э, изображал этих актёров, играющих роли персонажей «Сказания о храбром Дзирайе», на своих гравюрах. В 1921 году режиссёр Сёдзо Макино снял фильм «Гокэцу Дзирайя» (яп. 豪傑 児雷也), главную роль в котором исполнял Мацуносукэ Оноэ (англ.). Персонажи «Сказания о храбром Дзирайе» продолжают оказывать влияние на современную японскую мангу и компьютерные игры.

Отрывок, характеризующий Дзирайя гокэцу моногатари

– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.