Сказание о Сиявуше

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сказание о Сиявуше (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Сказание о Сиявуше
Жанр

Эпос

Режиссёр

Бенцион (Борис) Кимягаров

Автор
сценария

Григорий Колтунов

В главных
ролях

Бимболат Ватаев
Фархад Юсуфов
Светлана Орлова
Отар Коберидзе

Оператор

Давлатназар Худоназаров

Композитор

Ариф Меликов

Кинокомпания

«Таджикфильм»

Длительность

02:54:18

Страна

СССР СССР

Год

1976

IMDb

ID 2262103

К:Фильмы 1976 года

«Сказание о Сиявуше» — советский художественный фильм 1976 года, третья часть исторической кинотрилогии по эпической поэме Фирдоуси «Шахнаме». Студия «Таджикфильм», режиссёр Бенцион Ариевич (Борис Алексеевич) Кимягаров. Состоит из двух частей: фильм первый — «Сиявуш и Судаба», фильм второй — «Под знаменем оленя». Продолжительность — 2 часа 54 минуты. Премьера — сентябрь 1977 года (Москва).





Сюжет

Благородный и чистосердечный царевич Сиявуш — сын иранского шаха Кавуса, воспитанник богатыря Рустама. Его молодая мачеха Судаба поклялась отомстить ему за то, что Сиявуш отверг её любовь. Тем временем в Иран вторглись войска правителя Турана Афрасиаба, но иранцы под руководством Сиявуша разбили врагов. В знак примирения Афрасиаб прислал заложников, однако старый шах Кавус приказал казнить их. Потрясенный таким коварством Сиявуш уезжает из Ирана.
Он встретил красавицу Фарангиз, дочь Афрасиаба, женился на ней и основал новый, мирный и прекрасный город, населённый лишь молодыми.

Коварная Судаба оклеветала Сиявуша перед Афрасиабом, и тот в гневе приказал казнить своего зятя. Понимая, что в таком случае станет неизбежной новая война между Ираном и Тураном, Сиявуш ради предотвращения кровопролития покончил жизнь самоубийством.

Пройдут титры — и экран захлестнет экзотика страны. Замысловатые кожаные одежды воинов, тяжелые боевые колесницы, удивительные и своем изяществе светильники, пушистые ковры и звериные шкуры; разные военные доспехи — копья, щиты, кольчуги на лошадях… На поле боя встанут шеренгой островерхие походные шатры и проедет, звеня печальными своими колокольцами, возок могильщиков, одетых в длинные балахоны и высокие черные колпаки. А те, кто уцелел, станцуют древний ритуальный танец победы… … В исторических фильмах нередко случается так, что фактура времени как бы подчиняет себе и сюжет, и героев. В «Сказании» слишком обнажены страсти, характеры определенны и четки, герои сильны, и так запросто их преодолеть. Но именно фактура времени создает особую зрелищность фильма о Сиявуше — яркую, экзотическую. К этому надо добавить великолепные пейзажи и колоссальные темпераментные массовки, азартные скачки на быстрых конях по головокружительным горным тропам и отчаянные рукопашные схватки…

— Наталья Зеленко «Спутник кинозрителя», сентябрь 1977 г.

В ролях

Съёмочная группа

Фестивали и награды

1978 — V Международный кинофестиваль стран Азии, Африки и Латинской Америки в Ташкенте

1977 — X Всесоюзный кинофестиваль в Риге:[1]

  • Приз за лучшую режиссуру — Б. Кимягарову (Сказание о Сиявуше);
  • Приз за лучшее художественное решение — Ш. Абдусаламову, Л. Шпонько

См. также

Напишите отзыв о статье "Сказание о Сиявуше"

Примечания

  1. КИНО: Энциклопедический словарь, главный редактор С.И. Юткевич, М. Советская энциклопедия, 1987, с.82-83

Ссылки

Отрывок, характеризующий Сказание о Сиявуше

Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.