Сказание о храбром Хочбаре

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сказание о храбром Хочбаре
Жанр

историко-романтическая драма

Режиссёр

Асхаб Абакаров
Михаил Ордовский

Автор
сценария

Светлана Кармалита

В главных
ролях

Константин Бутаев

Композитор

Ширвани Чалаев

Кинокомпания

Ленфильм

Длительность

96 мин.

Страна

СССР СССР

Год

1986

IMDb

ID 0300489

К:Фильмы 1986 года

«Сказа́ние о хра́бром Хочба́ре» — телевизионный художественный фильм киностудии «Ленфильм», историко-романтическая драма по поэме Расула Гамзатова «Сказание о Хочбаре, уздене из аула Гидатль, о кази-кумухском хане, о хунзахском Нуцале и его дочери Саадат».





История

Съёмки фильма Асхаб Абакаров начал в 1984 году. Основные съёмки проходили летом в селе Чох, а также на реке в окрестностях Гуниба и в ауле Хотода (родина Хочбара, главное село Гидатлинского вольного общества). Осенью планировалось доснимать картину в Балхаре и в районе Талги. Однако в октябре из-за разногласий был снят с роли актёр, игравший казикумухского хана. Абакаров договорился с другим актёром, Бимболатом Ватаевым из Осетии, и в начале ноября выехал на пробы. По дороге автомобиль столкнулся с ЗИЛом, и режиссёр погиб.

Было отснято более половины картины, однако на завершение требовалось около 500 тыс. рублей. При помощи Расула Гамзатова, тогда депутата Верховного Совета СССР, деньги удалось достать через Госкино. Заканчивал картину Михаил Ордовский. По мнению Баганда Магомедова, исполнителя роли Башира, многие актёры и Герман были не очень довольны работой Ордовского[1].

Съёмки были завершены в 1986 году, телевизионная премьера фильма состоялась в июле 1987 года.

В 2008 году фильм был представлен на XIX кинофестивале «Кинотавр» в рамках программы «Кино, которое мы не заметили».

Сюжет

История рассказывается путешественником-европейцем по имени Дон Ребо́, который находился во время описываемых событий в Аваристане.

Горец Хочбар живёт в ауле Хотода́, который остался единственным свободным аулом, не подчиняющимся хунзахскому нуцалу. Однажды хунзахский отряд нападает на Хотоду, причём сын нуцала убивает собаку Хочбара и забирает его папаху. Вернувшись в аул, Хочбар решает отомстить: он и его товарищи совершают набег на Хунзах и крадут дочь нуцала Саадат. Она засватана за сына кази-кумухского хана, однако, чтобы не признаваться в том, что дочь украдена, нуцал решает разорвать помолвку ценой утраты дружбы с ханом. Хочбар ставит условия, на которых он согласен вернуть Саадат, и нуцалу приходится согласиться.

Саадат возвращается в Хунзах, и её сватают уже за сына кумыкского шамхала. Однако по пути на равнину свадебный поезд легко могут захватить люди хана. Нуцал в замешательстве, и тут к нему является Хочбар и предлагает свои услуги: он доставит невесту жениху, но нуцал должен навсегда оставить в покое Хотоду. Нуцал даёт клятву. Хочбар едет с невестой и её служанками через горы, попадая в плен к хану. Там он состязается в борьбе с сыном хана Мусалавом и побеждает его. Расставшись с ханом и его сыном мирно, Хочбар доводит Саадат до равнины. Неожиданно Саадат признаётся Хочбару в любви и просит взять её в жёны или служанки, но Хочбар не хочет нарушить данного им слова.

После свадьбы Хочбар возвращается в аул. Вскоре нуцал приглашает его в Хунзах, куда приехали Саадат с мужем Уланом. Когда Хочбар прибывает, его хватают и готовятся сжечь в яме с огнём. Перед смертью Хочбар вновь видит Саадат и пытается танцевать для молодожёнов. Затем он хватает сына нуцала и бросается в огонь вместе с ним. Саадат убегает и срывается в пропасть над рекой.

В эпилоге друзья Хочбара вспоминают тост, который тот любил повторять:

Пусть будет хорошо хорошим,
Пусть плохо будет всем плохим,
Пусть час рожденья проклиная,
скрипя зубами в темноте,
Все подлецы и негодяи умрут от боли в животе,
Пусть кара подлеца отыщет
И в сакле, и среди дворца,
Чтоб не осталось в Дагестане
Ни труса больше, ни лжеца.

В ролях

Съёмочная группа

Напишите отзыв о статье "Сказание о храбром Хочбаре"

Примечания

  1. [www.mi-dag.ru/news/269/iskusstvo/2012/01/12/8144 Бэла БОЯРОВА. «Сказание о храбром Хочбаре»]

См. также

Ссылки

Отрывок, характеризующий Сказание о храбром Хочбаре

Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.