Сказка странствий
Сказка странствий | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Автор сценария | |
В главных ролях | |
Оператор | |
Композитор | |
Кинокомпания |
Мосфильм, |
Длительность |
101 мин. |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«Сказка странствий» — художественный фильм режиссёра Александра Митты, музыкальная сказка-аллегория. Совместное производство СССР, ЧССР и Румынии. По словам режиссёра, это первый фильм, в котором идеи Станиславского соединились с идеями Эйзенштейна[1].
Содержание
Сюжет
В маленьком княжестве жили двое нищих сирот: брат Май и сестра Марта. Нищими они были по доброй воле, поскольку мальчик Май обладал волшебным даром находить золото: чем ближе золото — тем сильнее у Мая болела голова. Сестра же, не желая, чтобы брат мучился, запрещала Маю пользоваться своим даром. Под Рождество Мая похищает злодей Горгон, надеясь разбогатеть с помощью необыкновенных способностей мальчика.
Марта пускается на поиски брата и встречает изобретателя и врача, поэта и философа, бродягу и мыслителя Орландо. Вместе они странствуют по свету в поисках Мая, преодолевая всевозможные препятствия и искушения, пока в один из дней Орландо не побеждает ценой своей жизни жуткую ведьму Чуму.
Через десять лет странствий Марта приходит в земли, в которых правит жестокий принц со своими людьми. И именно здесь Марта наконец находит своего брата, но только для того, чтобы вновь его потерять: Май и есть этот жестокий принц, он изменился, научился управлять своим даром, теперь он не просто не испытывает боли от золота, он может даже притягивать его силой мысли. Горгон счастлив — он вырастил копию себя, он верит, что в Мае живёт его душа.
Решая, что Марте не место в замке, Горгон сначала хочет подкупить её, чтобы она ушла, а когда девушка отказывается — заключает её в башню. Май приходит к сестре и, видя её страдания, убеждается в никчемности своего прожжённого существования. Используя свой дар, Май «призывает» к себе все золото, находящееся в замке — и разрушает замок. На развалинах Марта приходит в себя и видит Мая, который больше не чувствует золота, но в нём ожила душа Орландо…
В ролях
- Андрей Миронов — Орландо
- Татьяна Аксюта — Марта (озвучивает Марина Неёлова)
- Лев Дуров — Горгон
- Ксения Пирятинская — маленький Май
- Балтыбай Сейтмамутов — Брутус, помощник Горгона
- Валерий Сторожик — взрослый Май
- Кармен Галин — Ведьма-Чума (озвучивает Екатерина Васильева)
- Вениамин Смехов — Дон Кихот на Драконе
- Владимир Басов — адвокат
- Александр Пятков — бурильщик
- Владимир Долинский — эпизод
- Жан Лорин Флореску — прокурор (озвучивает Виктор Сергачёв)
Съёмочная группа
- Авторы сценария:
- Режиссёр-постановщик: Александр Митта
- Оператор-постановщик: Валерий Шувалов
- Художник-постановщик: Теодор Тэжик
- Композитор: Альфред Шнитке
- Текст песен: Ю. Михайлов
- Звукорежиссёр: Юрий Рабинович
- Государственный симфонический оркестр кинематографии
- Дирижёр: Марк Эрмлер
Технические данные
- Производство: Мосфильм, Баррандов (ЧССР), Букурешти (СРР).
- Художественный фильм, цветной, 11 частей, широкоэкранный, длина — 2884 метров, ш/ф-3612 м.
- Прокатное удостоверение № 21177003 от 06.10.2003 г.
- Издание на DVD: 1 DVD, звук 2.0, PAL, 5-я зона, без субтитров, издатель: «Крупный план» 2005 г.
- Издание на VHS: 1 VHS, звук 2.0, PAL, издатель: «Крупный план»
Фильм в культуре
- Цитата, сказанная Орландо, героем Андрея Миронова: «Странные праздники, что-то меня знобит от этого веселья…», используется как эпиграф к песне «Странное Рождество» в альбоме Майн Кайф? группы «Агата Кристи», вслед за этим звучит тема из детской песенки «В лесу родилась ёлочка».
- Некоторые мотивы фильма и имена персонажей использованы в сказке Вени Д’ркина «Тае Зори»[2].
Напишите отзыв о статье "Сказка странствий"
Примечания
|
|
Отрывок, характеризующий Сказка странствий
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.