Скалигер, Юлий Цезарь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Жюль Сеза́р (Ю́лий Це́зарь) Скалиге́p (фр. Jules César Scaliger, лат. Julius Caesar Scaliger, 23 апреля 1484, Падуя, Италия21 октября 1558, Ажен, Франция) — итало-французский гуманист: философ, филолог, естествоиспытатель, врач, астролог, поэт. Отец Жозефа Скалигера. Настоящее имя Джулио Бордоне; также «делла Скала» — по прозвищу, данному его отцу Бенедетто Бордоне. Считал себя отпрыском знаменитой династии Скалигеров, правившей Вероной.





Биография

Изучал теологию и философию в университете Болоньи, медицину и греческий язык в университете Турина.

Сначала жил в Венеции или Падуе, затем, став врачом, в 1525 переехал в Ажен, где натурализовался в 1528 г. как Ж. С. де Лескаль. Свои трактаты, памфлеты, комментарии к греческим и римским авторам, а также стихи, Скалигер писал на латинском языке. Как естествоиспытатель, он вёл оживлённую полемику с Кардано, как филолог — с Эразмом, против «Ciceronianus» которого написал две критические речи («Julii Caesaris Scaligeri pro M. Tullio Cicerone contra Desid. Erasmum Rotterdam. Orationes», 1536). Как рационалист, Скалигер был противником гуманистов Э. Доле, Ф. Рабле.

Французский учёный Жан Боден в 1566 г. считал Юлия Скалигера автором догалилеева принципа механики, позднее приписываемого Аристотелю:

«Скалигер не без гордости выдвигал идею о том, что всё движение стремится к покою, как это можно проследить в природе каждой отдельной вещи. Небесная сфера также стремится к покою, если это произойдёт, то настанет конец мира. Таким образом, он считает, что мир погибнет.»[1]

Юлий Цезарь Скалигер в своё время был авторитетнейшим астрологом ФранцииК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3823 дня]. В 1533 г. Скалигер сошёлся (по-видимому, на почве медицины и фармацевтики) с Нострадамусом, пригласил его в качестве сотрудника к себе в Ажен и некоторое время даже опекал его там, но уже в 1535 г. рассорился с ним (причина ссоры неизвестна). Нострадамус, в свою очередь, восхищался универсальностью интересов и познаний Скалигера, называл его «несравненной личностью, наподобие Плутарха»[2].

Творчество

Из философских сочинений Скалигера выделяются «Экзотерические упражнения» (Exercitationes exotericae. Париж, 1557)[3] и «О мудрости и блаженстве» (De sapientia et beatitudine. Женева, 1573). Написал комментарии к сочинениям «О сновидениях» Гиппократа (Лион, 1538), «О растениях» Аристотеля (Париж, 1566), «О причинах растений» Теофраста (Лион 1566) и к другим античным трудам. Как поэт выпустил сборник эпиграмм о великих людях древности, под названием «Герои» (Heroes, 1539).

В сочинении «О причинах латинского языка» (De causis linguae Latinae. Лион, 1540)[4] Скалигер основательно обработал латинскую грамматику, нарушив многовековую традицию компиляций из Доната и Присциана. Эта книга была первой научной грамматикой латинского языка.

«Поэтика», в семи книгах (Poetices libri VII. Лион, 1561) — этапное сочинение в истории филологии и литературы. Она содействовала упрочению теории трех единств, включала определения различных стихотворных и драматических жанров. Французские классицисты видели в Скалигере своего предтечу и положили его теории в основу нормативной поэтики.

Напишите отзыв о статье "Скалигер, Юлий Цезарь"

Примечания

  1. Жан Боден. Лёгкий метод познания истории.— М.: Наука, 2000. С. 279.
  2. фр. «...un personnage incomparable, sinon à un Plutarque».
  3. Сочинение Скалигера направлено против кн.15 популярной натурфилософской энциклопедии «De subtilitate rerum» Дж. Кардано, впервые опубликованной в 1550 г.
  4. Более осмысленный перевод — «Об основах латинского языка» (никаких "причин" латыни в грамматике Скалигера нет).

Издания и литература

  • Luc Deitz, Gregor Vogt-Spira (Hrsg.). Poetices libri septem (lateinisch-deutsch). Stuttgart: Frommann-Holzboog, 1994ff.
  • Боден Ж. Лёгкий метод познания истории (1566 г.) / Пер. на рус. М. С. Бобковой.— М.: Наука, 2000 (стр. 109—110, 117—118, 120, 279, 281).
  • Литературные манифесты западноевропейских классицистов. М.: Издательство МГУ, 1980 (фрагменты «Поэтики» в переводе на русский язык).
  • Европейская поэтика от античности до эпохи Просвещения. Энциклопедический путеводитель / Под общей ред. Е.А. Цургановой и А.Е. Махова. М.: Intrada, 2010.

Ссылки

  • [www.e-rara.ch/doi/10.3931/e-rara-6420 De causis linguae latinae] (цифровое факсимиле репринта 1580 г.)
  • [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k52548v Poetices libri VII] (цифровое факсимиле издания 1561 г.)
  • [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k53459g Exotericarum exercitationum liber XV "De subtilitate", ad Hieronymum Cardanum] (цифровое факсимиле издания 1557 г.)

Отрывок, характеризующий Скалигер, Юлий Цезарь



Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.