Скарлатти, Доменико

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Доменико Скарлатти

Джузе́ппе Доме́нико Скарла́тти (итал. Giuseppe Domenico Scarlatti; 26 октября 1685, Неаполь — 23 июля 1757, Мадрид) — итальянский композитор и клавесинист; провёл бо́льшую часть своей жизни в Испании и Португалии. Его сочинительский стиль оказал большое влияние на музыку эпохи классицизма, хотя он сам жил в эпоху барокко.





Биография

Доменико Скарлатти родился в Неаполе, в 1685 году. В том же году родились двое мастеров барокко — Иоганн Себастьян Бах и Георг Фридрих Гендель. Доменико был шестым ребёнком из десяти, младшим братом Пьетро Филиппо Скарлатти, также музыканта. Наиболее вероятно, что первым учителем Доменико был его отец — Алессандро Скарлатти, известный композитор того времени. Следующие композиторы тоже могли быть учителями молодого Доменико: Гаэтано Греко, Франческо Гаспарини и Бернардо Пасквини, каждый из которых мог повлиять на его композиторский стиль.

Он стал композитором и органистом вице-короля Неаполя в 1701 году. В 1704 году он перерабатывает оперу Карло Франческо Поллароло Irene для исполнения в Неаполе. После этого отец посылает его в Венецию. О следующих его четырёх годах ничего не известно. В 1709 году он приезжает в Рим, служить Марии Казимире, польской королеве в изгнании. Там он встречает Томаса Розенгрейва, английского органиста, который позднее стал причиной восторженного принятия в Лондоне сонат Доменика Скарлатти. Великолепный клавесинист, он участвовал в соревновании исполнителей, проходившем во дворце кардинала Оттобони в Риме, и был признан лучше Генделя на этом инструменте, но хуже Генделя в игре на орга́не. Всю оставшуюся жизнь Скарлатти с благоговением говорил о мастерстве Генделя.

Также во время пребывания в Риме Скарлатти написал несколько опер для частного театра королевы Казимиры. С 1715 по 1719 год он был капельмейстером в соборе Святого Петра, и в последний год он уехал в Лондон, где поставил свою оперу Narcisco в королевском театре.

В 1720 или 1721 году он приезжает в Лиссабон, где даёт уроки музыки принцессе Марии Магдалене Барбаре. В Неаполь он возвращается в 1725 году. Во время своего визита в Рим в 1728 году он женится на Марии Катерине Джентили. В 1729 году Скарлатти переезжает в Севилью, где и живёт следующие четыре года. Там он познакомился с музыкой фламенко. В 1733 году он приезжает в Мадрид в качестве учителя музыки принцессы, которая породнилась с испанским королевским домом. Мария Барбара стала королевой Испании, поэтому Скарлатти на последние четверть века своей жизни остается в Испании, где у него рождается пять детей. После смерти своей жены Марии Катерины в 1742 году он снова женится на испанке Анастасии Махарте Хименес. В Мадриде Скарлатти написал более пяти сотен сонат для клавишных. Именно работы испанского периода имеют сегодня наибольшую известность.

Доменико Скарлатти был другом Фаринелли, знаменитого кастрата-сопрано, который также был уроженцем Неаполя, но проживал под королевским патронатом в Мадриде. Историк и музыковед Ралф Киркпатрик обнаружил корреспонденцию Фаринелли, в которой найдено бо́льшая часть известной сейчас информации о Скарлатти.

Доменико Джузеппе Скарлатти умер в Мадриде в возрасте 71 года. На его доме в Calle Leganitos висит памятная доска с его именем, а его потомки до сих пор живут в Мадриде.

Музыка

Лишь часть произведений Скарлатти была опубликована при его жизни. Считается, что Скарлатти сам опубликовал в 1738 году сборник 30 своих самых знаменитых работ Essercizi («Упражнения»). Сборник с восторгом был принят по всей Европе и был отмечен выдающимся музыкальным критиком восемнадцатого века Чарльзом Барни.

Большинство сонат, которые не были опубликованы при жизни Скарлатти, печатались редко и нерегулярно в течение последующих двух с половиной веков. Несмотря на это, его музыка привлекла выдающихся музыкантов, таких как Фредерик Шопен, Бела Барток, Генрих Шенкер и Владимир Горовиц. Сонаты Скарлатти весьма сильно повлияли на русскую школу игры на фортепиано.

Скарлатти написал более пяти сотен сонат, большинство имеют одночастную форму, с неизменяемым темпом и являются образцом старинной двухчастной формы. Современная техника игры на фортепиано испытала сильное влияние этих сонат. Некоторые из них показывают смелую работу с гармонией, которая выражается как в использовании диссонанса и кластеров, так и в неожиданных модуляциях в непараллельные тональности.

Следующие качества характерны для сочинений Доменико Скарлатти:

  1. На Скарлатти сильно повлияла испанская народная музыка. На это очевидно указывает использование Скарлатти фригийского лада и модуляций тональностей, нехарактерных для европейского музыкального искусства. В том числе и использование в высшей степени диссонансного звучания кластеров как имитации звучания гитары. Иногда он цитировал народные мелодии практически без изменений, что было очень необычно. До Белы Бартока и его современников никто, кроме Скарлатти, не достигал такого резкого звучания фольклорных цитат в своих произведениях.
  2. Доменико Скарлатти предвосхитил в своей музыке множество элементов формы, текстуры и стиля той музыки, которую позже назовут классицизмом.
  3. Приём формообразования, когда каждая из двух частей сонаты подходит к определённому поворотному моменту. Исследователь творчества Скарлатти, Ралф Киркпатрик называл этот приём «крестом» («the crux»), иногда этот приём подчеркнут паузой или ферматой. Скарлатти также является первопроходцем в царстве ритма и музыкального синтаксиса: синкопы и пересекающиеся ритмы весьма часто встречаются в его произведениях.

Менее известны сочинения Скарлатти в других жанрах. Среди них — 15 опер, в том числе «Фетида на Скиросе», 10 ораторий, сонаты для мандолины и клавесина, виоль д’амур и баса, многочисленные оркестровые произведения, церковная музыка.

Записи музыки

Сонаты Доменико Скарлатти записывали многие клавесинисты и пианисты.

Скотт Росс (англ. Scott Ross) записал все 555 сонат на 34 CD-дисках. Большинство из них исполнены на клавесине, но те сонаты, которые считаются музыковедами инструментальными, исполнены на орга́не. Звукозаписывающий лейбл Naxos выпустил все клавишные сонаты, исполненные на фортепиано разными исполнителями. Датский клавесинист Питер-Ян Белдер (дат. Pieter-Jan Belder) недавно завершил запись всех 555 сонат для лейбла Brilliant Classics. Все 555 сонат, исполненные на клавесине, органе и фортепиано музыкантом Ричардом Лейстером, выпущены на лейбле Nimbus Records.

Из клавесинистов сонаты Скарлатти исполняли Ванда Ландовска, Густав Леонхардт, Пьер Антай, Лучано Сгрицци, Ралф Киркпатрик. Киркпатрик также известен как исследователь творчества Скарлатти, опубликовавший собственную редакцию сонат мастера.

Владимир Горовиц записал сонаты ре мажор (К33), ля мажор (K39), ля минор (К54), ре мажор (К96), фа мажор (К525), фа минор (К466), соль мажор (K146), ре мажор (К96), ми мажор (К162), фа-бемоль мажор (К474), ми минор (К198), ре мажор (К491) и фа минор (К481). Они были исполнены не на клавесине, а на современном рояле фирмы Стейнвей. Исполнение Горовица, пианиста, репертуар которого составляли в основном произведения эпохи романтизма, вызвало множество споров и дискуссий. Также на рояле Горовиц сделал запись сонат Клементи. Перед записью Скарлатти он консультировался с Ралфом Киркпатриком.

Из пианистов сонаты Скарлатти записывали также Марта Аргерих, Артуро Бенедетти Микеланджели, Дину Липатти, Михаил Плетнёв, Эмиль Гилельс, Клара Хаскил, Мюррей Перайя, Николай Демиденко, Андраш Шифф, Кристиан Захариас и Иво Погорелич. Большую ценность представляют записи некоторых сонат в исполнении Белы Бартока и Энрике Гранадоса (в 1912—1913 годах дважды записал сонату си-бемоль мажор (К190) в своей собственной транскрипции для фортепиано).

Некоторые клавишные сонаты Скарлатти записали бразильские гитаристы-виртуозы братья Ассад (Серджио и Одаир).

Факты

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Музыкальные фрагменты

Доменико Скарлатти, Соната си минор (К377)  (информация о файле)

См. также

Общепринятая нумерация сонат Доменико Скарлатти

Список печатных работ о Доменико Скарлатти

  • Kirkpatrick R. Domenico Scarlatti. Princeton University Press. 1953.
  • Скарлатти Д. Шестьдесят сонат для фортепиано. Под ред. А. Б. Гольденвейзера. М., 1934—1935.
  • Скарлатти Д. Сонаты для фортепиано / Под ред. А. А. Николаева и И. А. Окраинец. М., 1973—1974.
  • Кузнецов К. Эскизы о Д. Скарлатти // Советская музыка. — 1935. — № 10.
  • Климовицкий А. Зарождение и развитие сонатной формы в творчестве Д.Скарлатти // Вопросы музыкальной формы. Выпуск 1. — М., 1966.
  • Петров Ю. П. О циклическом принципе исполнения сонат Д. Скарлатти // Современные вопросы музыкального исполнительства и педагогики. Вып.27 — М., 1976.
  • Valabrega С. 11 clavicembalista D. Scarlatti, 2 ed.[Parma 1955].

Напишите отзыв о статье "Скарлатти, Доменико"

Примечания

Ссылки

Русскоязычные
  • [mus-info.ru/composers/skarlatti.shtml Скарлатти Доменико — Жизнь и творчество]
  • www.classic-music.ru/scarlatti_d.html
Нерусскоязычные

Отрывок, характеризующий Скарлатти, Доменико

– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.