Скворцов, Борис Михайлович

Борис Михайлович Скворцов
Дата рождения	10 июля 1902(1902-07-10)
Место рождения	Самара
Дата смерти	12 мая 1946(1946-05-12) (43 года)
Место смерти	Мары, Туркменская ССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Пехота Танковые войска
Годы службы	1919 — 1946 годы
Звание
Командовал	11-я легкотанковая бригада 61-я танковая дивизия 21-я танковая бригада 7-й механизированный корпус 5-й гвардейский механизированный корпус
Сражения/войны	Гражданская война в России Хасанские бои (1938) Бои на Халхин-Голе Великая Отечественная война
Награды и премии

Борис Михайлович Скворцов (10 июля 1902 года, Самара — 12 мая 1946 года, Мары, Туркменская ССР) — советский военный деятель, Генерал-майор танковых войск (1943 год).

Начальная биография

Борис Михайлович Скворцов родился 10 июля 1902 года в Самаре.

Военная служба

Гражданская война

С августа 1919 года в составе в составе партизанского отряда под командованием А. М. Чеверева, а затем в 2-й Сводной дивизии под командованием В. М. Азина принимал участие в боевых действиях против войск под командованием адмирала А. В. Колчака в районах Уфы, Агрыза и Ижевска.

В мае 1920 года был направлен на учёбу на 2-е Вольские пулемётные курсы, по окончании которых с августа того же года командовал взводом и ротой в составе 3-го запасного полка (Южный фронт, Ростов-на-Дону), а с апреля 1921 года — в составе 329-го стрелкового полка (Пятигорск).

Межвоенное время

В августе 1921 года Скворцов был назначен на должность помощника начальника железнодорожной милиции станции Самара, в октябре — на должность сотрудника транспортной ЧК в Омске, а в марте 1922 года — на должность начальника пулемётной команды 2-го пограничного батальона (86-й разъезд ст. Маньчжурия). В августе — ноябре 1922 года Скворцов в составе 1-й Тихоокеанской дивизии принял участие в походе по занятию Приморья и Владивосток, после чего продолжил службу в составе 2-го пограничного батальона на должностях командира взвода, начальника пулемётной команды и командира пулемётной роты. С ноября 1930 года служил на должности помощника начальника и временно исполняющего должность начальника штаба 61-го Осинского стрелкового полка (Сибирский военный округ, Томск).

В мае 1932 года Борис Михайлович Скворцов был направлен на учёбу на Московские курсы усовершенствования командного состава, по окончании которых в 1933 году был назначен там на должность преподавателя тактики. С января 1934 года служил на Казанских курсах усовершенствования начальствующего состава на должностях преподавателя тактики, начальника курса и командира роты.

В 1936 году закончил Военную академию механизации и моторизации имени И. В. Сталина.

В мае 1937 года был назначен на должность командира отдельного танкового батальона (7-я отдельная мотобригада, 57-й особый корпус), а с августа 1938 года служил во 11-й танковой бригаде на должностях помощника командира бригады по технической части и помощника командира бригады по строевой части, в составе которой принимал участие в боях на озере Хасан и на Халхин-Голе, за что был награждён орденом Ленина и орденом Красного Знамени (Монгольская народная республика).

В октябре 1939 года был назначен на должность инспектора автобронетанковых войск 1-й армейской группы, в августе 1940 года — на должность командира 11-й легкотанковой бригады, в марте 1941 года — на должность командира 61-й танковой дивизии (29-й механизированный корпус), а с 8 июня 1941 года исполнял должность заместителя командующего 17-й армией по танковым войскам, дислоцированной в Забайкальском военном округе.

Великая Отечественная война

В августе 1941 года 17-я армия была включена в состав Забайкальского фронта и охраняла границу СССР с Китаем и Монгольской Народной Республикой в Забайкалье.

В сентябре 1941 года был назначен на должность командира 21-й отдельной танковой бригады, но в ноябре года был освобождён от занимаемой должности.

В феврале 1943 года Борис Михайлович Скворцов был назначен на должность командира 7-го механизированного корпуса, находившегося на формировании в составе Московского военного округа, а в марте — на должность командира 5-го гвардейского механизированного корпуса, который успешно действовал в ходе Курской битвы, а во время Белгородско-Харьковской операции корпус под командованием Скворцова прошёл с боями более 120 км, обеспечив освобождение Харькова. С октября по декабрь 1943 года корпус вёл боевые действия по расширению плацдарма на Днепр юго-восточнее Кременчуга. Вскоре корпус принимал участие в ходе Кировоградской, Корсунь-Шевченковской и Уманско-Ботошанской наступательных операциях, во время которых прошёл более 500 километров, форсировал Южный Буг, Днестр и Прут, а также принимал участие в освобождении Кировограда, Умани и других.

С июня 1944 по март 1945 года корпус под командованием Скворцова находился в резерве Ставки ВГК и в апреле был включен в состав 4-й гвардейской танковой армии (1-й Украинский фронт), после чего принимал участие в прорыве обороны противника в районе Ютербога, обеспечив ввод основных сил армии, после чего в ходе вёл наступление по направлении на Тройенбритцен. За успешные боевые действия корпуса по овладению городом Тройенбритцен и проявленные при этом мужество и героизм генерал-майор танковых войск Борис Михайлович Скворцов был награждён орденом Суворова 2 степени.

Послевоенная карьера

С мая 1945 года Скворцов находился в распоряжении командующего бронетанковыми и механизированными войсками, а затем находился на излечении в госпитале.

Генерал-майор танковых войск Борис Михайлович Скворцов умер 12 мая 1946 года в городе Мары Туркменской ССР.

Награды

• Два ордена Ленина;
• Два ордена Красного Знамени;
• Орден Суворова 2 степени;
• медали, в том числе:

медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии»;

• Орден Красного Знамени (Монгольская Народная Республика)

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 2. — С. 250—251. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Скворцов, Борис Михайлович

– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.