Скворцов, Николай Александрович (партийный деятель)

Николай Александрович Скворцов
Министр совхозов СССР
4 февраля 1947 — 15 марта 1953
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Должность упраздненаАлексей Иванович Козлов как министр сельского хозяйства и заготовок СССР
Министр технических культур СССР
19 марта 1946 — 4 февраля 1947
Предшественник:	Должность учреждена, он же как народный комиссар технических культур СССР
Преемник:	Должность упразднена, Иван Александрович Бенедиктов как министр сельского хозяйства СССР
Народный комиссар технических культур СССР
11 ноября 1945 — 15 марта 1946
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Должность упразднена
Первый секретарь ЦК ВКП(б) Казахстана
23 мая 1938 — май 1945
Предшественник:	Мирзоян, Левон Исаевич
Преемник:	Борков, Геннадий Андреевич
Рождение:	14 (26) октября 1899(1899-10-26) с. Цветное Астраханская губерния
Смерть:	15 января 1974(1974-01-15) (74 года) Москва, РСФСР
Партия:	ВКП(б) (с 1919)
Образование:	Московский плановый институт Госплана СССР

Николай Александрович Скворцов (14(26) октября 1899 — 15 января 1974) — советский государственный и партийный деятель. Член ЦК ВКП(б) (1939-1952). Член ЦРК КПСС (1952-1956). Депутат Верховного Совета СССР 1—2, 4 созывов.

Биография

В 1934 году окончил Московский плановый институт, в 1959 году — Высшие экономические курсы при Госплане СССР.

• 1918—1919 — красногвардеец, помощник начальника пересыльных пунктов управления военных сообщений Каспийско-Кавказского фронта.
• 1919—1920 — заведующий финансовым подотделом отдела труда Красноярского уисполкома Астраханской губернии.
• 1920 — военком 4-й отдельной штрафной части, Астраханская губерния.
• 1920—1921 — заместитель председателя Манычской уездной комиссии по борьбе с бандитизмом и дезертирством.
• 1921—1923 — заведующий агитационно-пропагандистским отделом Манычского укома ВКП(б), заведующий уездным отделом народного образования, заместитель председателя Манычского уисполкома.
• 1923—1924 — заведующий уездным отделом образования — заместитель председателя Ремонтненского уисполкома.
• 1924—1925 — секретарь Ремонтненского укома РКП(б.
• 1925—1928 — заведующий Сальским окружным отделом народного образования.
• 1928—1930 — заместитель председателя сальского окрисполкома — председатель окружного планового отдела.
• 1930—1934 — студент Московского планового института.
• 1933—1938 — в отделе руководящих партийных органов ЦК ВКП(б): инструктор учётного отдела, руководитель группы учёта кадров, заместитель заведующего сектором, заведующий сектором учёта кадров, заведующий сектором военных кадров, заместитель заведующего отделом.
• 1938—1945 — второй (в мае), первый секретарь ЦК КП(б) Казахстана.
• 1945—1947 — народный комиссар, министр технических культур СССР.
• 1947—1953 — министр совхозов СССР.
• 1953 — член коллегии Министерства сельского хозяйства и заготовок СССР.
• 1953—1957 — заместитель начальника Управления сельского хозяйства Министерства промышленности продовольственных товаров СССР.
• 1957—1965 — заместитель начальника Главного управления по поставкам сырья для пищевой промышленности при Госплане СССР.
• 1965—1966 — и.о. начальника Главного управления по поставкам сырья для пищевой промышленности Министерства пищевой промышленности СССР.
• с июля 1966 года персональный пенсионер союзного значения.

Награды и звания

• два ордена Ленина
• орден Отечественной войны I степени
• орден Трудового Красного Знамени
• орден «Знак Почёта»

Литература

• Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923—1991 гг. Историко-биографический справочник /Сост. В. И. Ивкин. — М., 1999. — ISBN 5-8243-0014-3

Отрывок, характеризующий Скворцов, Николай Александрович (партийный деятель)

– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..