Скипетров, Пётр Иванович

Пётр Иванович Скипетров (4 июля 1863, село Станки, Вязниковский уезд, Владимирская губерния — 19 января 1918, Петроград) — священнослужитель Православной Российской Церкви, протоиерей.

Прославлен в лике святых Русской православной церкви в 2001 году.

Семья

Родился в семье священника. Брат — Михаил Иванович Скипетров, тайный советник, член совета Государственного контроля. Жена — Антонина Николаевна, урождённая Заозёрская, дочь иподиакона Исаакиевского кафедрального собора. В семье протоиерея Петра Скипетрова было 13 детей.

Образование

Окончил Шуйское духовное училище;

В 1884 году окончил Владимирскую духовную семинарию;

В 1890 году окончил Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия тема кандидатской работы: «Нравственное мировоззрение Иннокентия, архиепископа Херсонского и Таврического»).

Приходское служение в Петербурге

С 18 февраля 1884 года — диакон, определён на иподиаконскую вакансию в Исаакиевский кафедральный собор.

С 14 сентября 1892 года — священник церкви детского приюта принца Ольденбургского.

С 1898 года — священник вновь построенной Скорбященской церкви, возведённой на месте явления в 1888 году чудотворной иконы «Всех скорбящих Радосте» с грошиками.

В 1912—1918 годах — настоятель Скорбященской церкви.

В 1894—1900 годах — законоучитель в приюте великой княгини Александры Николаевны.

В 1900—1917 годах — законоучитель в Громовском детском приюте.

Награждён орденом Св. Владимира IV (1916) ст.

Смерть

13—21 января (ст. ст.) 1918 года в Петрограде по приказу комиссара общественного призрения Александры Коллонтай матросы и красногвардейцы пытались «реквизировать» помещения Александро-Невской лавры, что вызвало конфликт с верующими. 19 января протоиерей Пётр Скипетров увидел, что несколько красногвардейцев угрожают винтовками и револьверами пришедшим в лавру женщинам. Тогда он обратился к вооружённым людям с призывом не производить насилия над верующими, не издеваться над народными святынями; один из красногвардейцев выстрелил в священника и смертельно его ранил. Вечером протоиерей Пётр Скипетров скончался. Благоговейно-торжественное отпевания о. Петра совершил митрополит Петроградский Вениамин (Казанский) в сослужении епископов Прокопия и Артемия. Похоронен на Тихвинском кладбище (ныне Некрополь мастеров искусств) Александро-Невской лавры.

«Менее чуткий, более теплохладный человек мог бы промолчать и тем самым сохранить свою жизнь, но не таков был о. Пётр — энергичнейший пастырь с его смелою христианскою душою, с его „Илииной“ ревностию», — писал о нём профессор А. Бронзов.

Постановлением Священного Синода Русской православной церкви от 26 декабря 2001 года его имя включено в Собор святых Новомучеников и Исповедников Российских.

Литература

• [slovo.russportal.ru/index.php?id=new_martyrs.bronzov01_01 Проф. Александр Бронзов. Пастырь-мученик (Памяти прот. Петра Скипетрова)] // «Прибавления к Церковным ведомостям». — Пг., 1918. — № 2.
• Священномученик Пётр Скипетров // Нестор (Кумыш), иеромонах. Новомученики Санкт-Петербургской епархии. — СПб, 2003. — С. 23—33.

Отрывок, характеризующий Скипетров, Пётр Иванович

Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.