Скифы

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Скифское государство»)
Перейти к: навигация, поиск

Ски́фы (др.-греч. Σκύθης, Σκύθοι, также известны под именами: Scyth, Saka, Sakae, Sacae, Sai, Iskuzai, Askuzai) — древний индоевропейский народ, существовавший в VIII в. до н. э. — IV в. н. э.[1]

В узком смысле под скифами подразумеваются ираноязычные племена, обитавшие в степной зоне Северного Причерноморья от Дуная до Дона, именуемой в древнегреческих источниках Скифией[2].

Информация о скифах известна из сочинений античных авторов (особенно Геродота) и археологических раскопок.

Родственными скифам народами по языку и культуре были савроматы (сарматы), саки и массагеты. Прямым потомком скифского языка в современный период является осетинский[3].





Происхождение этнонима

Василий Абаев сопоставлял этноним skuta с германским *skut- (стрелок из лука, стрелять)[4]. В свою очередь К. Т. Витчак и С. В. Кулланда объясняют скифское самоназвание так: др.-греч. Σκόλοτοι < *skula-ta < *skuδa-ta < *skuda-ta (то есть «лучники», с закономерным переходом *d > *l в скифском). Причём форма *skuδa-ta бытовала в VII веке до н. э., когда греки начали контактировать со скифами (оттого и др.-греч. Σκύϑαι). Тогда же состоялся ассирийский поход скифов — оттого и ассир. Ašgūzai или Išgūzai. К V веку до н. э. — времени визита в Ольвию Геродота — уже произошёл переход > *l.[5]

Переход древнеиранского в скифское *l как характерная черта скифского языка подтверждается и другими скифскими словами, например скиф. Παραλάται — племенное название, означающее, по словам Геродота (IV, 6), правящую скифскую династию и разъясняемое им в других местах с помощью выражения Σκύθαι βασιλητοι, то есть «царские скифы»; < иран. *paradāta — «поставленный во главе, по закону назначенный», авест. paraδāta- (почётный титул владыки, букв. «поставленный впереди, во главе»).

Античные схолии к «Илиаде» упоминают следующую этимологию[6]:

Ибо лаконцы носят длинные волосы, а от них всё эллинство … скифы же первые стали стричься, почему и называются «оскифленными (греч. απεσκυθισμενοι)».

Мифы о происхождении скифов

Геродот сообщает о трёх сказаниях о происхождении скифов:

5. По рассказам скифов, народ их — моложе всех. А произошёл он таким образом. Первым жителем этой ещё необитаемой тогда страны был человек по имени Таргитай. Родителями этого Таргитая, как говорят скифы, были Зевс и дочь реки Борисфена. Такого рода был Таргитай, а у него было трое сыновей: Липоксай, Арпоксай и самый младший — Колаксай. В их царствование на Скифскую землю с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша.

6. Первым увидел эти вещи старший брат. Едва он подошёл, чтобы поднять их, как золото запылало. Тогда он отступил, и приблизился второй брат, и опять золото было объято пламенем. Так жар пылающего золота отогнал обоих братьев, но, когда подошёл третий, младший, брат, пламя погасло, и он отнёс золото к себе в дом. Поэтому старшие братья согласились отдать царство младшему. Так вот, от Липоксаиса, как говорят, произошло скифское племя, называемое авхатами, от среднего брата — племя катиаров и траспиев, а от младшего из братьев — царя — племя паралатов. Все племена вместе называются сколотами, то есть царскими. Эллины же зовут их скифами.

7. Так рассказывают скифы о происхождении своего народа. Они думают, впрочем, что со времён первого царя Таргитая до вторжения в их землю Дария прошло как раз только 1000 лет. Упомянутые священные золотые предметы скифские цари тщательно охраняли и с благоговением почитали их, принося ежегодно богатые жертвы. Если кто-нибудь на празднике заснёт под открытым небом с этим священным золотом, то, по мнению скифов, не проживёт и года. Поэтому скифы дают ему столько земли, сколько он может за день объехать на коне. Так как земли у них было много, то Колаксаис разделил её, по рассказам скифов, на три царства между своими тремя сыновьями. Самым большим он сделал то царство, где хранилось (не добывалось) золото. В области, лежащей ещё дальше к северу от земли скифов, как передают, нельзя ничего видеть и туда невозможно проникнуть из-за летающих перьев. И действительно, земля и воздух там полны перьев, а это-то и мешает зрению.

8. Так сами скифы рассказывают о себе и о соседних с ними северных странах. Эллины же, что живут на Понте, передают иначе. Геракл, гоня быков Гериона (чаще — коров), прибыл в эту тогда ещё необитаемую страну (теперь её занимают скифы). Герион же жил далеко от Понта, на острове в Океане у Гадир за Геракловыми Столпами (остров этот эллины зовут Эрифией). Океан, по утверждению эллинов, течёт, начиная от восхода солнца, вокруг всей земли, но доказать этого они не могут. Оттуда-то Геракл и прибыл в так называемую теперь страну скифов. Там его застали непогода и холод. Закутавшись в свиную шкуру, он заснул, а в это время его упряжные кони (он пустил их пастись) чудесным образом исчезли.

9. Пробудившись, Геракл исходил всю страну в поисках коней и, наконец, прибыл в землю по имени Гилея. Там в пещере он нашёл некое существо смешанной природы — полудеву, полузмею (Богиня со змеями, родоначальница скифов, известна по ряду античных изображений). Верхняя часть туловища от ягодиц у неё была женской, а нижняя — змеиной. Увидев её, Геракл с удивлением спросил, не видала ли она где-нибудь его заблудившихся коней. В ответ женщина-змея сказала, что кони у неё, но она не отдаст их, пока Геракл не вступит с ней в любовную связь. Тогда Геракл ради такой награды соединился с этой женщиной. Однако она медлила отдавать коней, желая как можно дольше удержать у себя Геракла, а он с удовольствием бы удалился с конями. Наконец, женщина отдала коней со словами: «Коней этих, пришедших ко мне, я сохранила для тебя; ты отдал теперь за них выкуп. Ведь у меня трое сыновей от тебя. Скажи же, что мне с ними делать, когда они подрастут? Оставить ли их здесь (ведь я одна владею этой страной) или же отослать к тебе?». Так она спрашивала. Геракл же ответил на это: «Когда увидишь, что сыновья возмужали, то лучше всего тебе поступить так: посмотри, кто из них сможет вот так натянуть мой лук и опоясаться этим поясом, как я тебе указываю, того оставь жить здесь. Того же, кто не выполнит моих указаний, отошли на чужбину. Если ты так поступишь, то и сама останешься довольна и выполнишь мое желание».

10. С этими словами Геракл натянул один из своих луков (до тех пор ведь Геракл носил два лука). Затем, показав, как опоясываться, он передал лук и пояс (на конце застежки пояса висела золотая чаша) и уехал. Когда дети выросли, мать дала им имена. Одного назвала Агафирсом, другого Гелоном, а младшего Скифом. Затем, помня совет Геракла, она поступила, как велел Геракл. Двое сыновей — Агафирс и Гелон не могли справиться с задачей, и мать изгнала их из страны. Младшему же, Скифу, удалось выполнить задачу, и он остался в стране. От этого Скифа, сына Геракла, произошли все скифские цари. И в память о той золотой чаше ещё и до сего дня скифы носят чаши на поясе (это только и сделала мать на благо Скифу).

11. Существует ещё и третье сказание (ему я сам больше всего доверяю). Оно гласит так. Кочевые племена скифов обитали в Азии. Когда массагеты вытеснили их оттуда военной силой, скифы перешли Аракс и прибыли в киммерийскую землю (страна, ныне населённая скифами, как говорят, издревле принадлежала киммерийцам). С приближением скифов киммерийцы стали держать совет, что им делать пред лицом многочисленного вражеского войска. И вот на совете мнения разделились. Хотя обе стороны упорно стояли на своём, но победило предложение царей. Народ был за отступление, полагая ненужным сражаться с таким множеством врагов. Цари же, напротив, считали необходимым упорно защищать родную землю от захватчиков. Итак, народ не внял совету царей, а цари не желали подчиниться народу. Народ решил покинуть родину и отдать захватчикам свою землю без боя; цари же, напротив, предпочли скорее лечь костьми в родной земле, чем спасаться бегством вместе с народом. Ведь царям было понятно, какое великое счастье они изведали в родной земле и какие беды ожидают изгнанников, лишённых родины. Приняв такое решение, киммерийцы разделились на две равные части и начали между собой борьбу. Всех павших в братоубийственной войне народ киммерийский похоронил у реки Тираса (могилу царей там можно видеть ещё и поныне). После этого киммерийцы покинули свою землю, а пришедшие скифы завладели безлюдной страной.

12. И теперь ещё в Скифской земле существуют киммерийские укрепления и киммерийские переправы; есть также и область по имени Киммерия и так называемый Киммерийский Боспор. Спасаясь бегством от скифов в Азию, киммерийцы заняли полуостров там, где ныне эллинский город Синопа. Известно также, что скифы в погоне за киммерийцами сбились с пути и вторглись в Мидийскую землю. Ведь киммерийцы постоянно двигались вдоль побережья Понта, скифы же во время преследования держались слева от Кавказа, пока не вторглись в землю мидян. Так вот, они повернули вглубь страны. Это последнее сказание передают одинаково как эллины, так и варвары.</div>

— [a-nomalia.narod.ru/rrG41.htm Геродот. История. IV.5 — 12]

</blockquote>

Племена Скифии

Основная территория расселения скифов — степи между нижним течением Дуная и Дона, включая степной Крым и районы, прилегающие к Северному Причерноморью. Северная граница неясна. Скифы разделялись на несколько крупных племён. По сообщению Геродота, господствующими были царские скифы — самое восточное из скифских племён, граничащее по Дону с савроматами, занимали также степной Крым. Западнее их жили скифы-кочевники, а ещё западнее, на левобережье Днепра — скифы-земледельцы. На правобережье Днепра, в бассейне Южного Буга, близ города Ольвия обитали каллипиды, или эллино-скифы, севернее их — алазоны, а ещё севернее — скифы-пахари.

В античных источниках упоминается целый ряд других племен, обитавших в Скифии или сопредельных территориях, как родственных скифам, так и иноязычных: боруски, агафирсы, гелоны, невры (нервии), аримаспы, фиссагеты, иирки, будины, меланхлены, авхаты (липоксаи), катиары (арпоксаи), траспии (арпоксаи), паралаты (колоксаи, сколоты), исседоны, тавры, аргиппеи, андрофаги

Антропологический тип

Согласно выводам А. Г. Козинцева, антропологический тип скифов Северного Причерноморья варьировался — сильнее всего друг от друга отличались степные и лесостепные группы. Связано это с различным происхождением этих групп. Лесостепные скифы являются, по-видимому, автохтонами, и обнаруживают наибольшее сходство с антропологическим типом срубной культуры. Степные скифы, судя по сходству с окуневцами Тувы, мигрировали в Северное Причерноморье с востока[7].

Данные ископаемых ДНК

По данным тестирования ДНК из скифских захоронений, скифы были носителями Y-хромосомной гаплогруппы R1a (причём как европейские скифы[8], так и азиатские (сибирские) скифы[9][10]) и митохондриальных гаплогрупп G2, G2a4, F1b, F2a, C, U2e, U5a, U5a1, T1, T1a, T2, A, A4, H, H2a1, D, D4b1, N1a, I3, HV2, HV6, J, K[11].

История

Возникновение

Скифскую культуру активно изучают сторонники Курганной гипотезы. Формирование сравнительно общепризнанной скифской культуры археологи относят к VII веку до н. э.[12]. При этом существует два основных подхода к толкованию её возникновения:

  • согласно одному, основанному на так называемом «Третьем сказании» Геродота, скифы пришли с востока;
  • другой подход, который также может опираться на сказания, записанные Геродотом, предполагает, что скифы к тому времени обитали на территории Северного Причерноморья как минимум несколько веков, выделившись из среды преемников срубной культуры[13][14][15][16].

Расцвет

Начало сравнительно общепризнанной истории скифов и Скифии — VIII век до н. э., возвращение основных сил скифов в Северное Причерноморье, где до этого веками правили киммерийцы. Киммерийцы вытеснены скифами из Северного Причерноморья к VII веку до н. э. и походами скифов в Малую Азию. В 70-х годах VII века до н. э. скифы вторгались в Мидию, Сирию, Палестину и, по характеристике Геродота, «господствовали» в Передней Азии, где создали Скифское Царство — Ишкуза, но к началу VI века до н. э. были вытеснены оттуда. Следы пребывания скифов отмечены и на Северном Кавказе.

Тесные отношения с рабовладельческими городами Северного Причерноморья, интенсивная торговля скифов скотом, хлебом, мехами и рабами усиливали процесс классообразования в скифском обществе. Известно о существовании у скифов союза племён, который постепенно приобретал черты своеобразного государства раннерабовладельческого типа во главе с царём. Власть царя была наследственной и обожествлялась. Она ограничивалась союзным советом и народным собранием. Происходило выделение военной аристократии, воинов и жреческой прослойки. Политическому сплочению скифов способствовала их война с персидским царём Дарием I в 512 году до н. э. — во главе скифов были три царя: Иданфирс, Скопас и Таксакис. На рубеже VIV веков до н. э. скифы активизировались на юго-западных рубежах Скифии. Экспансия во Фракию усилилась при царе Атее, вероятно, объединившим Скифию под своим началом[17]. Это вызвало войну с македонским царем Филиппом II. Однако о том, что Филипп перешёл Дунай во время похода на Атея, Юстин не сообщает, а говорит, что Филипп отправил вперед послов, с тем чтобы те сообщили Атею, что он направляется к устью Истра (совр. Дунай) воздвигнуть статую Геркулесу[18]. Исходя из этого вопрос о том, какими территориями владел Атей остается дискуссионным.

В 339 до н. э. царь Атей погиб в войне с македонским царём Филиппом II. В 331 до н. э. Зопирион, наместник Александра Македонского во Фракии, вторгся в западные владения скифов, осадил Ольвию, но скифы уничтожили его войско:

Зопирион, оставленный Александром Великим в качестве наместника Понта, полагая, что его признают ленивым, если он не совершит никакого предприятия, собрал 30 тысяч войска и пошёл войной на скифов, но был уничтожен со всей армией…[19]

Археологическое исследование Каменского городища (площадью около 1200 га) показало, что оно в эпоху расцвета Скифского царства являлось административным и торгово-экономическим центром степных скифов. Резкие изменения в социальном строе скифов к IV в. до н. э. отразились в появлении в Приднепровье грандиозных курганов скифской аристократии, т. н. «царских курганов», достигавших в высоту более 20 м. В них были погребены цари и их дружинники в глубоких и сложных по конструкции погребальных сооружениях. Погребения аристократии сопровождались захоронением умерщвленных жен или наложниц, слуг (рабов) и лошадей.

Воинов хоронили с оружием: короткие мечи-акинаки с золотыми обкладками ножен, масса стрел с бронзовыми наконечниками, колчаны или гориты, обложенные золотыми пластинами, копья и дротики с железными наконечниками. В богатых могилах часто встречались медная, золотая и серебряная посуда, греческая расписная керамика и амфоры с вином, разнообразные украшения, часто тонкой ювелирной работы скифских и греческих мастеров. Во время погребения рядовых скифских общинников совершался в основном тот же обряд, но погребальный инвентарь был беднее.

Сарматское завоевание Скифии. Тавроскифия. Малая Скифия

Между 280—260 годами до н. э. держава скифов значительно сократилась во время вторжения родственных им сарматов, пришедших из-за Дона[20]. Часть скифов погибла, часть перешла через Дунай и осела на прибрежных территориях, с тех пор долгое время называвшихся Малой Скифией (современная Добруджа). Также скифам удалось удержать за собой Центральный Крым и Нижнее Поднепровье[21]:

Пришли на нашу землю савроматы в числе десяти тысяч всадников, пеших же, говорили, пришло в три раза больше. Так как они напали на людей, не ожидавших их прихода, то и обратили всех в бегство, что обыкновенно бывает в таких случаях; многих из способных носить оружие они убили, других увели живьем, кроме тех, которые успели переплыть на другой берег реки, где у нас находилась половина кочевья и часть повозок. В тот раз наши начальники решили, не знаю по какой причине, расположиться на обоих берегах Танаиса. Тотчас же савроматы начали сгонять добычу, собирать толпой пленных, грабить шатры, овладели большим числом повозок со всеми, кто в них находился, и на наших глазах насиловали наших наложниц и жён. Мы были удручены этим событием[22].

В 130 годах до н. э. на реке Салгир (в черте современного Симферополя) на месте ранее существовавшего населённого пункта была построена крепость (городище Керменчик). Многие исследователи считают это городище остатками упоминаемого в письменных источниках Неаполя Скифского, возведенного под руководством царя Скилура[23]. По другой версии Неаполь Скифский следует видеть в городище Ак-Кая, на котором ведутся раскопки с 2006 года. По результатам сравнений планов раскопок с аэрофотосъёмкой и съёмкой из космоса было определено, что найден большой город с крепостью, существовавший на два столетия раньше, чем городище Керменчика. «Необычные размеры крепости, мощь и характер оборонительных сооружений, расположение неподалеку от Белой скалы групп „царских“ скифских курганов, — всё это говорит о том, что крепость Ак-Кая обладала столичным, царским статусом», — считает руководитель экспедиции Ю. Зайцев.

Наивысшего расцвета Скифское царство в Крыму достигло в 130—120-х годах до н. э. при царе Скилуре, когда скифы подчинили себе Ольвию и ряд владений Херсонеса. Однако вскоре после поражения в войне с Понтом позднескифское царство в Крыму перестало существовать как единое государство.

В Малой Скифии (Добрудже), где в своё время отбывал ссылку известный римский поэт Овидий, присутствие скифов отмечается вплоть до гуннского нашествия в IV веке н. э.

Исчезновение

Скифское царство в Крыму и низовьях Днепра с центром в Неаполе просуществовало до второй половины III в. н. э. и было уничтожено готами. Скифы окончательно потеряли свою самостоятельность и этническое своеобразие, растворившись среди племён Великого переселения народов. Греческое наименование «скифы» перестало носить этнический характер и применялось к различным народам Северного Причерноморья, включая средневековую русь.

Скифское наследие

Названия множества рек и областей Восточной Европы имеют скифо-сарматское происхождение. Из современных языков к скифскому наиболее близок язык осетин (потомки сарматов-алан)[24].

Скифы в средневековой традиции

Начиная с эпохи Великого переселения народов, этноним «скифы» используется в источниках для наименования различных народов, населявших территорию Великой Скифии. «Скифами» называют готов, восточных славян, хазар, печенегов, аланов и другие народы. С другой стороны, летописцы и историки народов, занимавших в разное время Скифию, пытаются найти истоки своего народа в легендарной истории скифов (а порой и присвоить её себе).

Так Иордан, рассказывая о победе готского короля Танаузиса над египетским фараоном Весозисом, помещает её незадолго до Троянской войны[25], упоминая также о происхождении амазонок, но имена Сколопита и Плина опускает[26].

Антир (так у Иордана: искажённое геродотово имя Иданфирс[27]) — царь готов (так у Иордана вместо скифов), возглавлявший царства Скифии в борьбе против Дария[28]. В родословных правителей Мекленбурга — предок древних вандальских, герульских и польских королей, современник и союзник Александра Македонского.

Русские летописи подчеркивали, что народы Руси греками назывались «Великая Скифь».

В «Повести временных лет» скифы неоднократно упоминаются:

Когда же славянский народ, как мы говорили, жил на Дунае, пришли от скифов, то есть от хазар, так называемые болгары, и сели по Дунаю, и были поселенцами на земле славян.
Дулебы же жили по Бугу, где ныне волыняне, а уличи и тиверцы сидели по Днестру и возле Дуная. Было их множество: сидели они по Днестру до самого моря, и сохранились города их и доныне; и греки называли их «Великая Скифь».
Пошёл Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою множество варягов, и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки «Великая Скифь».

Русские летописи XVII века считали народы средневековой Руси продолжением народов Великой Скифии (см. «Сказание о Словене и Русе и городе Словенске»).

Обычаи

Античные источники сообщают о ряде скифских обычаев.

Геродот в своих полумифических «Историях» писал, что при убийстве первого врага скифу было положено испить его кровь. С поверженных противников скифы снимали скальп и использовали в качестве полотенец для рук, либо сшивали себе плащи. С правой руки врага сдиралась кожа вместе с ногтями и шла на чехлы для колчанов. Некоторые скифы сдирали всю кожу и обтягивали ей доски, которые возили с собой. Свою долю в добыче получал только тот воин, который предъявлял царю голову врага. Из черепов наиболее лютых врагов скифы изготавливали чаши. Воинская удаль всячески поощрялась. Например, каждый год скифская знать устраивала пиры, присутствовать на которых можно было только скифам, убившим врага[29].

Среди скифов было популярно гадание. Гадали либо с помощью связок с прутьями, либо при помощи липовой мочалы. Во время болезни у скифских царей существовал обычай обращаться к наиболее уважаемым предсказателям с требованием указать человека, который принес ложную клятву богами царского очага (что по поверьям считалось причиной болезни). Если предсказатели указывали на невиновного человека, их сажали на запряжённую телегу с хворостом и поджигали.

Скифы закрепляли дружеские узы специальным ритуалом. Для этого в чашу наливалось вино и смешивалось с кровью самих друзей, а затем выпивалось ими после определенных клятв. Скиф не мог иметь больше 2-3 друзей, иначе он считался чем-то вроде распутной женщины[30].

Если скиф не мог справиться со своими врагами в одиночку, то он убивал быка, варил его мясо, а шкуру расстилал и садился на неё с заломленными руками. Каждый желающий мог подойти, взять кусок мяса и встав одной ногой на шкуру поклясться привести с собой определенное количество воинов. Таким образом, набиралось довольное количество воинов, чтобы отомстить обидчику[31].

Искусство

Среди художественных изделий, обнаруженных в погребениях скифов, наиболее интересны предметы, декорированные в зверином стиле: обкладки колчанов и ножен, рукоятки мечей, детали уздечного набора, бляшки (использовавшиеся для украшения конской сбруи, колчанов, панцирей, а также в качестве женских украшений), ручки зеркал, пряжки, браслеты, гривны и т. д.

Наряду с изображениями фигур животных (оленя, лося, козла, хищных птиц, фантастических животных и т. д.) на них встречаются сцены борьбы зверей (чаще всего орла или другого хищника, терзающего травоядное животное). Изображения выполнялись в невысоком рельефе при помощи ковки, чеканки, литья, тиснения и резьбы, чаще всего из золота, серебра, железа и бронзы. Восходящие к образам тотемных предков, в скифское время они представляли различных духов и играли роль магических амулетов; кроме того, они, возможно, символизировали силу, ловкость и храбрость воина.

Несомненный признак скифской принадлежности того или иного изделия — особый способ изображения животных, так называемый скифо-сибирский звериный стиль[32]. Животные всегда изображаются в движении и сбоку, но с обращённой в сторону зрителя головой.

Особенностями скифского звериного стиля являются необычайная живость, характерность и динамика образов, замечательная приспособленность изображений к формам предметов. В искусстве скифов IV—III вв. до н. э. образы животных получали все более орнаментальную, линейно-плоскостную трактовку. Существовали и каменные, сильно схематизированные изваяния скифов-воинов, устанавливавшиеся на курганах. С V в. до н. э. греческие мастера изготовляли предметы декоративно-прикладного искусства для скифов, сообразуясь с их художественными вкусами.

По мнению учёных — скифы и древние греки оказали значительное влияние[33] на многие народы, жившие на территории Европейской части бывшего СССР, так, например, такое влияние они оказали на меотскую культуру, что видно из артефактов, найденных в курганах Келермесских, Карагодеуашх и др. Показательны и курганы: Куль-Оба, Солоха, Чертомлык, Толстая Могила и др.; уникальные настенные росписи открыты в Неаполе Скифском.

Костюм

Одежда скифских мужчин состояла из коротких кожаных кафтанов (туго перетянутых поясом) и длинных плотно облегающих кожаных штанов или широких шерстяных шароваров. Кафтаны носились мехом внутрь. По их краям располагались узоры, а на спине находилась орнаментная полоса. Кафтаны знатных скифов украшались яркими вышивками и разнообразными аппликациями, а парадная одежда расшивалась множеством золотых украшений. Штаны носились либо навыпуск, либо вправлялись в невысокие, мягкие, перевязанные ремешком возле щиколотки полусапоги («скифики»). Нередко кожаные штаны украшались «лампасами» и разнообразными вышивками. Кожаный пояс служил для подвешивания колчана (с левой стороны) и меча или кинжала (с правой стороны). Пояса знатных скифов и дружинников покрывались металлическими бляшками. Скифские женщины носили одежду из шерсти, растительного волокна конопли и кожи. Наряд скифянок во многом зависел от их социального положения. Одежда простых женщин чаще всего состояла из длинного платья, поверх которого носилась накидка. Наряды знатных скифянок обычно расшивались множеством золотых пластинок и бляшек.

Мифология

Мифология скифов имеет многочисленные иранские и индоевропейские параллели, что в ряде работ по язычеству показали академик Б. А. Рыбаков и профессор Д. С. Раевский и развивают современные исследования.

Геродот перечисляет названия следующих божеств скифов: Табити (Гестия в греческой мифологии), Папайос (Зевс), Апи (Гея), Ойтосир (Аполлон), Аргимпаса (Афродита Урания), Фагимасад (Посейдон); кроме того, он упоминает о Геракле и Аресе. Скифы не воздвигали богам культовых сооружений, исключением являлся только бог войны: в каждой области Скифии было святилище Ареса в виде огромных куч хвороста с мечом на вершине. Раз в год в этих святилищах приносили жертву — различных животных (в частности, лошадей) и пленных, из ста — одного. Табити, божество семьи, домашнего очага, пользовалось особым уважением, считалась покровителем скифов. Поклясться очагом, домашним божеством начальника — величайшая клятва; ложная клятва этим божеством причиняла, по мнению скифов, болезнь начальнику. Изображением бога войны (Ареса, как его назвал Геродот по аналогии с греческой мифологией) был меч;

В целом скифская мифология, с учётом находок археологов, сложна и многообразна, требует учёта большого круга источников[34].

Военное дело

У скифов первыми среди народов континента конница стала действительно основным видом войск, численно преобладавшим над пехотой, а во время переднеазиатских походов — единственной силой.

Скифы первыми (насколько позволяют судить источники) в истории войн успешно применили стратегическое отступление с целью коренного изменения соотношения сил в свою пользу. Они первыми пошли на разделение войска на две взаимодействующие части с постановкой отдельных задач перед каждой из них. В военной практике они удачно применили способ ведения войны, метко названной античными авторами «малой войной». Они продемонстрировали умелое ведение значительных по объёму кампаний на обширном театре военных действий, приведших к изгнанию измотанных войск противника (война с Дарием) или разгрома значительных масс противника (разгром Зопириона, битва при Фате).

Во II веке до н. э. скифское военное искусство уже устарело. Скифам наносят поражения фракийцы, греки и македоняне.

Скифское военное ремесло получило два продолжения: у сарматов и парфян, с упором на тяжёлую конницу, приспособленную к ближнему бою и действующую в сомкнутом строю, и у восточных кочевников: саков, тохаров, позднее — тюрков и монголов, с упором на дальний бой и связанное с изобретением принципиально новых конструкций луков.

Известные скифы

Мифические

см. также Скифия и Кавказ в древнегреческой мифологии#Скифия
  • Таргитай — сын Зевса, родоначальник скифов.
  • Колаксай — эпический царь скифов, родоначальник всех «сколотов» и главного племени паралатов («первейших»).
  • Арпоксай — один из трёх эпических внуков Зевса, прародитель катиаров и траспиев.
  • Липоксай — один из трёх эпических внуков Зевса, прародитель авхатов.
  • Агафирс — сын Геракла и полудевы-полузмеи, эпоним агафирсов.
  • Гелон — сын Геракла и полудевы-полузмеи, эпоним гелонов.
  • Скиф — сын Геракла и полудевы-полузмеи, царь всех скифов.
  • Прометей — мифический царь скифов[35][36].
  • Линх — мифический царь скифов[37].
  • Дардан — мифический царь скифов.
  • Агаэт (Агаст) — сын Аэта (Ээта) Колхидского, царь скифов и сарматов.
  • Кирка — дочь Аэта Колхидского, царица скифов и сарматов.
  • Пал — эпический царь скифов времен ранних завоеваний.
  • Нап — эпический царь скифов времен ранних завоеваний.
  • Сколопетий (Сколопит) — юноша царского рода, предводитель похода.
  • Плин — юноша царского рода, царь скифов Южного Причерноморья.
  • Сагил — царь скифов, современник похода амазонок на Афины.
  • Панасагор — скифский царевич, сын Сагила.
  • Танай (Танаузис) — царь скифов, воевавший с одним из фараонов. Существует несколько вариантов объяснения имени, упоминаемого у Юстина и Иордана. По одному из них, оно связано с названием Танаис, по другому — это просто рукописное искажение варианта Иандис, в свою очередь представляющего видоизменение геродотова Иданфирса (возможно, сделанное Эфором)[38].
  • Теродам (Феродамант) — мифический жестокий царь скифов.

См. также

Исторические

Династы (цари) скифов и представители династии, известные из ассирийских источников:

  • Ишпакай — скифский вождь до 675 года до н. э., с которым воевал Асархаддон[39].
  • Партатуа — царь скифов около 675—650 годов до н. э., упомянут в ассирийских текстах. Отождествляется с отцом Мадия Протофием, упомянутым Геродотом[40].

Династы (цари) скифов и представители династии, упоминаемые Геродотом:

  • Ариант — полулегендарный царь скифов, проводивший «перепись».
  • Мадий — царь скифов во 2-й половине VII века до н. э., сын Прототия, взимавший дань с Мидии на протяжении 28 лет[41].
  • Спаргапиф — в списке Геродота первый правитель Причерноморской Скифии (~580-е годы до н. э.).
  • Лик — царь скифов, сын Спаргапифа, отец Гнура. Возможно, греческое имя Лик (греч. «волк») — перевод оригинального vṛka с тем же значением[42].
  • Гнур — царь скифов, сын Лика, отец Анахарсиса и Савлия.
  • Анахарсис — философ, сын царя Гнура, один из семи мудрецов. Хотя Геродот приводит его родословную, он часто рассматривается как полулегендарный персонаж.
  • Савлий (Кадуит, Кадуин, Кальвид — в некоторых источниках) — царь скифов в VI веке до н. э., отец Иданфирса, брат и убийца Анахарсиса.
  • Иданфирс — царь скифов, воевавший с персидским царём Дарием около 514/512 года до н. э.
  • Таксакис — один из царей, современник Иданфирса, во время скифо-персидской войны возглавлял войско гелонов и будинов.
  • Скопасис — один из царей, современник Иданфирса, во время скифо-персидской войны командовал мобильным отрядом из скифов и савроматов.
  • Ариапиф — царь, отец Скила, Октамасада, Орика (первая половина V века до н. э.).
  • Опия — одна из жен Ариапифа, мать Орика.
  • Скил — царь скифов в V веке до н. э., сын Ариапифа и эллинки из Истрии.
  • Октамасад — царь скифов в V веке до н. э., сын Ариапифа и дочери фракийского царя Терея.
  • Орик — сын Ариапифа и Опии.

Династы (цари) скифов и представители династии, известные из других источников:

  • Марсагет — брат скифского царя (вероятно брат Иданфирса).
  • Аргот — имя, читаемое на «перстне Скила», возможно скифский династ, не упомянутый Геродотом[43].
  • Эминак — известен по монетам Ольвии (1-я половина — 340-е годы до н. э.).
  • Саммак — гипотетически представитель скифской династии на Боспоре, известный по монетам Нимфея, датируемых 409—405 годами до н. э.[44]
  • Атей — царь скифов (до 358—339 года до н. э.)
  • Агар — царь Скифии конца IV века до н. э.
  • Аргунт — царь скифов, упоминаемый применительно к событиям середины III века[45], когда собственно скифов возможно уже не существовало (по другим версиям готский вождь).

Династы (цари) и представители династии Скифского царства в Крыму (Тавроскифии) (~250 год до н. э. — 250 год н. э.):

  • Аргот, сын Ид[…]та — представитель правящей династии скифов Крыма, живший во II веке до н. э.
  • Скилур — царь скифов Крыма и во II веке до н. э.
  • Палак — сын и наследник Скилура.
  • Сенамотис — дочь царя Скилура и жена некоего боспорского аристократа Гераклида, известная из посвятительной надписи богине Дитагойе, сделанной от имени царя Боспора Перисада.
  • Савмак — скиф, возможно представитель династии царей Тавроскифии, возглавил мятеж против последнего Спартокида на Боспоре. Правил Боспорским царством около года (между 112 и 107 годами до н. э.).
  • Ходарз — царь скифов Крыма в I веке, сын Омпсалака, возведён на престол боспорским царём Аспургом[46].

Скифское царство в Добрудже (Малая Скифия) (около 330—70 годов до н. э.).[47]

  • Канит — около 270 года до н. э.
  • Харасп — II век до н. э.
  • Акроса — II век до н. э.
  • Танос — около 100 года.
  • Зариакс — I век до н. э.
  • Элий — до 70 года до н. э., около 70-х годов до н. э. — сарматское завоевание.

См. также

Напишите отзыв о статье "Скифы"

Литература

Источники:

  • Латышев В. В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. — СПБ., 1893—1906. — Т. 1—2.
  • [history-help.nsknet.ru/knigi/ju/mark-junian-justin-epitoma-sochinenija "Эпитома сочинения Помпея Трога «Филиппова история»] М. Ю. Юстин
  • Геродот. [ec-dejavu.ru/s/Scythian.html#Herodot История (скифские фрагменты)] // Скифы: Хрестоматия. — М., 1992. — С. 38—83.
  • Скифы: Хрестоматия. — М., 1992.

Исследования:

  • Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. — М.: Наука, 1979. — 248 с. — 50 000 экз. (в пер.)
  • Агбунов М. В. Путешествие в загадочную Скифию / Отв. редакторы: д-р истор. наук И. Т. Кругликова, д-р геогр. наук Н. А. Хотинский; Рецензенты: д.и.н. Д. С. Раевский, к.и.н. А. В. Подосинов; Академия наук СССР; Художник Ф. Б. Левченко. — М.: Наука, 1989. — 192, [16] с. — (Страницы истории нашей Родины). — 50 000 экз. — ISBN 5-02-004620-5. (обл.)
  • Скржинская М. В. Скифия глазами эллинов. — СПб.: Алетейя, 1998. — 304 с. — (Античная библиотека). — 1000 экз. — ISBN 5-89329-108-5. (в пер.)
  • Зайцев Ю. П. Неаполь скифский (II в. до н. э. — III в. н. э.): Монография. — Симферополь: Универсум, 2003.— 212 с.: ил. ISBN 966-8048-08-3
  • Граков Б. Н. [kronk.spb.ru/library/grakov-bn-1971.htm Скифы: Научно-популярный очерк]. — М.: Изд-во МГУ, 1971. — 200 с.
  • Черников С. С. Загадка золотого кургана: Где и когда зародилось скифское искусство. — М.: Наука, 1965. — 192 с. — (Из истории мировой культуры). — 26 000 экз. (обл.)
  • Смирнов А. П. Скифы. — М.: Наука, 1966. — 200 с. — (Из истории мировой культуры). — 47 000 экз. (обл.)
  • Хазанов А. М. Золото скифов. — М.: Советский художник, 1975. — 144 с. (обл.)
  • Т. Кузнецова. [ec-dejavu.ru/s/Scythian.html Краткая история скифов] // Скифы: Хрестоматия / Сост., введение, коммент. Т. М. Кузнецовой. — М., 1992. — С. 3—14.
  • О.А. Гавриленко. [kul.kiev.ua/images/chasop/2007_1/2007_1.pdf Основні риси права скіфських ранньодержавних утворень] // Часопис Київського університету права. – 2007. – № 1. — С. 17—22.
  • Домбровський О. [chtyvo.org.ua/authors/Dombrovskyi_Oleksandr/Herodotova_Skytiia/ Геродотова Скитія] // «Український історик», 1987, №01-04; 1988, №01-04.
  • Раевский Д. С. Мир скифской культуры. — М.: Языки славянской культуры, 2006. — 600 с. — (Studia historica). — ISBN 5-9551-0152-7. (переиздание монографий 1977 и 1985 годов с предисловием)
  • [www.academia.edu/3333371/_-_Spartano-Scythian_parallels_SPARTANISCH-SKYTHISCHE_PARALLELEN_IN_DER_ANTIKEN_LITERATUR_UND_DIE_FRAGE_NACH_DEN_GRUENDEN_IHRES_AUFTRETENS_In_Russian_German_summary_ Зайков А. В. Спартано-скифские параллели в античной литературе и вопрос о причинах их появления] // Античная древность и средние века. Екатеринбург: Уральский гос. университет. 2004. Вып. 35. С. 5-24.
  • Шелов Д. Б. Скифы // Исчезнувшие народы: Сборник статей (по материалам журнала «Природа») / Сост. канд. филос. наук С. С. Неретина; Под ред. д-ра ист. наук П. И. Пучкова; Худож. оформл. Е. Л. Гольдина. — М.: Наука, 1988. — С. 63-74. — 176 с. — 25 000 экз. — ISBN 5-02-023568-7. (обл.)
  • Высотская Т. Н. Скифские городища. — 2-е изд.. — Таврия, 1989. — 96 с.
  • Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы. — М., 1965. — 168 с.
  • Абикулова М. И., Гаврилюк Н. А. Позднескифские памятники Нижнего Поднепровья: Новые материалы. Ч.1. — Киев, 1991. — 48 с.
  • Андрух С. И. Нижнедунайская Скифия в 6 — начале 1 в. до н. э.: Этнополитический аспект. — Запорожье, 1995. — 104 с.
  • Алексеев А. Ю. Скифская хроника. — СПб., 1992. — 208 с.
  • Алексеев А. Ю., Мурзин В. Ю., Ролле Р. Чертомлык: Скифский царский курган 4 в. до н. э. — Киев, 1991. — 416 с.
  • Артамонов М. И. Сокровища скифских курганов в собрании Государственного Эрмитажа. — Л.; Прага, 1966. — 272 с.
  • Барцева Т. Б. Цветная металлообработка скифского времени: Лесостепное днепровское левобережье. — М., 1981. — 128 с.
  • Бессонова С. С. Религиозные представления скифов. — Киев, 1983. — 144 с.
  • Бессонова С. С., Бунатян Е. П., Гаврилюк Н. А. Акташский могильник скифского времени в восточном Крыму. Киев, 1988. — 218 с.
  • Бессонова С. С., Ковпаненко Г. Т., Скорый С. А. Памятники скифской эпохи Днепровского Лесостепного Правобережья: Киево-Черкасский регион. — Киев, 1989. — 336 с.
  • Брашинский И. Б. В поисках скифских сокровищ. — Л., 1979. — 176 с.
  • Брашинский И. Б. Сокровища скифских царей: Поиски и находки. — М., 1967. — 128 с.
  • Бунатян Е. П. Методика социальных реконструкций в археологии: На материале скифских могильников 4—3 вв. до н. э. — Киев, 1985. — 232 с.
  • Высотская Т. Н. Неаполь — столица государства поздних скифов. — Киев, 1979. — 208 с.
  • Гаврилюк Н. А. Домашнее производство и быт степных скифов. — Киев, 1989. — 112 с.
  • Гаврилюк Н. А. История экономики степной Скифии 6—3 вв. до н. э. — Киев,1999. — 424 с.
  • Галанина Л. К. Скифские древности Поднепровья: Эрмитажная коллекция Бранденбурга. — М., 1977. — 68 с.
  • Галанина Л. К. Скифские древности Северного Кавказа в собрании Эрмитажа: Келермесские курганы. — СПб., 2006. — 80 с.
  • Гречко Д. С., Шелехань А. В. Гришковский могильник скифов на Харьковщине. — Киев, 2012. — 196 с.
  • Грязнов М. П. Аржан: Царский курган раннескифского времени. — Л., 1980. — 64 с.
  • Гуляев В. И. Скифы. — М., 2005. — 400 с.
  • Гутнов Ф. Х. Ранние скифы: Проблемы социальной истории. — Владикавказ, 2002. — 144 с.
  • Гутнов Ф. Х. Ранние скифы: Очерки социальной истории. — Владикавказ, 2006. — 202 с.
  • Дарчиев А. В. Скифский военный культ и его следы в осетинской нартиаде. — Владикавказ, 2008. — 304 с.
  • Дашевская О. Д. Поздние скифы в Крыму. — М., 1991. — 144 с.
  • Дюмезиль Ж. Скифы и Нарты. — М., 1990. — 120 с.
  • Ельницкий Л. А. Скифия евразийских степей. — Новосибирск, 1977. — 368 с.
  • Ильинская В. А. Раннескифские курганы бассейна р. Тясмин: 7—6 вв. до н. э. — Киев, 1975. — 224 с.
  • Ильинская В. А. Скифы Днепровского лесостепного Левобережья: Курганы Посулья. — Киев, 1968. — 272 с.
  • Ильинская В. А., Тереножкин А. И. Скифия 7-4 вв. до н. э. — Киев, 1983. — 400 с.
  • Кисель В. А. Шедевры ювелиров Древнего Востока из скифских курганов. — СПб, 2003. — 192 с.
  • Ковпаненко Г. Т. Курганы раннескифского времени в бассейне р. Рось. — Киев, 1981. — 160 с.
  • Козулин В. Н. Образ скифов в античной литературной традиции. — Барнаул, 2015. — 168 с.
  • Кузнецова Т. М. Этюды по скифской истории. — М., 1991. — 160 с.
  • Куклина И. В. Этногеография Скифии по античным источникам. — Л., 1985. — 208 с.
  • Либеров П. Д. Памятники скифского времени на Среднем Дону. — М., 1965. — 112 с.
  • Махортых С. В. Скифы на Северном Кавказе. — Киев, 1991. — 128 с.
  • Мелюкова А. И. Краснокутский курган. — М., 1981. — 112 с.
  • Мозолевский Б. Н. Товста Могила. — Киев, 1979. — 256 с.
  • Мозолевский Б. Н., Полин С. В. Курганы скифского Герроса 4 в. до н. э.: Бабина, Водяна и Соболева Могилы. — Киев, 2005. — 600 с.
  • Мурзин В. Ю. Происхождение скифов: Основные этапы формирования скифского этноса. — Киев, 1990. — 88 с.
  • Ольховский В. С. Погребально-поминальная обрядность населения степной Скифии: 7-3 вв. до н. э. — М., 1997. — 256 с.
  • Ольховский В. С., Евдокимов Г. Л. Скифские изваяния 7-3 вв. до н. э. — М., 1994. — 192 с.
  • Переводчикова Е. В. Язык звериных образов: Очерки искусства евразийских степей скифской эпохи. — М., 1994. — 208 с.
  • Пуздровский А. Е. Крымская Скифия 2 в. до н. э. — 3 в. н. э.: Погребальные памятники. — Симферополь, 2007. — 496 с.
  • Пузикова А. И. Памятники скифского времени бассейна р. Тускарь (Посемье). — М., 1997. — 128 с.
  • Раев Б. А., Беспалый Г. Е. Курган скифского времени на грунтовом могильнике 4-го Новолабинского городища. — Ростов-на-Дону, 2006. — 112 с.
  • Раевский Д. С. Очерки идеологии скифо-сакских племен: Опыт реконструкции скифской мифологии. — М., 1977. — 216 с.
  • Раевский Д. С. Модель мира скифской культуры: Проблемы мировоззрения ираноязычных народов евразийских степей 1-го тыс. до н. э. — М., 1985. — 256 с.
  • Райс Т. Т. Скифы: Строители степных пирамид. — М., 2012. — 240 с.
  • Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия: Историко-географический анализ. — М., — 1979. — 248 с.
  • Семёнов-Зусер С. А. Родовая организация у скифов Геродота. — Л., 1931. — 34 с.
  • Семёнов-Зусер С. А. Опыт историографии скифов. Ч.1: Скифская проблема в отечественной науке: 1692—1947 гг. — Харьков, 1947. — 192 с.
  • Скржинская М. В. Скифия глазами эллинов. — СПб., 1998. — 296 с.
  • Смирнов А. П. Рабовладельческий строй у скифов-кочевников. М., — 1935. — 36 с.
  • Смирнов А. П. Скифы. — М., 1966. — 200 с.
  • Стрыжак А. С. Этнонимия геродотовой Скифии. — Киев, 1988. — 220 с.
  • Сымонович Э. А. Население столицы позднескифского царства: По материалам Восточного могильника Неаполя Скифского. — Киев, 1983. — 176 с.
  • Тереножкин А. И. Лесостепные культуры скифского времени. — М., 1962.
  • Тереножкин А. И., Мозолевский Б. Н. Мелитопольский курган. — Киев, 1988. — 264 с.
  • Техов Б. В. Скифы и Центральный Кавказ в 7—6 вв. до н. э.: По материалам Тлийского могильника. — М., 1980. — 96 с.
  • Хазанов А. М. Золото скифов. — М., 1975. — 144 с.
  • Черненко Е. В. Скифский доспех. — Киев, 1968. — 192 с.
  • Черненко Е. В. Скифские лучники. — Киев, 1981. — 168 с.
  • Черненко Е. В. Скифо-персидская война. — Киев, 1984. — 120 с.
  • Членова Н. Л. Центральная Азия и скифы.1: Дата кургана Аржан и его место в системе культур скифского мира. — М., 1997. — 96 с.
  • Шрамко Б. А. Бельское городище скифской эпохи: Город Гелон. — Киев, 1987. — 184 с.
  • Шульц П. Н. Мавзолей Неаполя Скифского. — М., 1953. — 88 с.
  • Эрлих В. Р. У истоков раннескифского комплекса. — М., 1994. — 144 с.
  • Яценко И. В. Скифия 7-5 вв. до н. э.: Археологические памятники степного Приднепровья и Приазовья. — М., 1959. — 120 с.

Фундаментальные академические монографии цикла «Археология СССР» (Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время. 1989; Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. 1992; Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н. э. — первой половины I тысячелетия н. э. 1993) на уровне науки конца XX века обосновали полиэтничный характер Скифии (в античном понимании термина).

Скифо-праславянские параллели добротно представлены в трудах В. И. Абаева[48]; Ж. Ж. Варбот, Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванова, В. И. Георгиева, А. В. Десницкой, В. А. Дыбо, А. А. Зализняка, В. М. Иллич-Свитыча, Г. А. Климова, В. В. Мартынова[49], В. Н. Топорова, О. Н. Трубачева[50], В. Н. Чекмана и ряда зарубежных лингвистов.

Добротен свод лингвистических исследований на начало XXI века: Д. И. Эдельман. Иранские и славянские языки: Исторические отношения (Вост. лит., РАН, М., 2002; Интернет / www.kroraina.com/edel_is/index.html)

Ряд авторов, начиная с Ж. Дюмезиля, изучали скифо-осетинские параллели.

Общий обзор в книге: История Древнего Востока. От ранних государственных образований до древних империй. М., Вост. лит. 2004. С.537-578 (глава 9. Степи Евразии и Древний Ближний Восток в киммерийско-скифскую эпоху, авторы М. Н. Погребова и Д. С. Раевский)

Популярные:

  • Гуляев, В. И. Скифы, Расцвет и падение великого царства. М., Алетейа, 2005, 400 с.
  • Гуляев В. [www.nkj.ru/archive/articles/23225/ Скифы. Что мы знаем о них.] — Наука и жизнь. — № 10, 2013 г.

Художественные:

  • Виталий Полупуднев — трилогия «У Понта Эвксинского»
  • Василий Ян — Огни на курганах, Письмо из скифского стана
  • Владимир Владко — Потомки скифов — 1939
  • Клара Моисеева — Меч Зарины — 1960
  • Е. Гуляковский — Украденный залог — 1962
  • Глеб Пакулов — Варвары
  • С. Фингарет — Скифы в остроконечных шапках
  • Иван Ботвинник — Скиф
  • Николай Ульянов — Атосса (Поход Дария в Скифию)
  • Валентин Берестов — Меч в золотых ножнах
  • Г. Голубев — След золотого оленя
  • Хорунжий Ю. М., Жмыр В. Ф. — Скифы, Погоня к мосту
  • Виталий Гладкий — Меч Вайу
  • Роман [www.archive.org/download/UlyanovNikolai/UlyanovNikolai-Atossa.pdf «Атосса» — Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1952]. Николая Ульянова описывает поход Дария Гистапса в Скифию, в конце шестого века до нашей эры, как прообраз всех последующих великих походов вглубь России

Примечания

  1. [bse.sci-lib.com/article102878.html Скифы] // Большая Советская Энциклопедия
  2. [dic.academic.ru/dic.nsf/es/88607/СКИФИЯ Скифия] // Энциклопедический словарь
  3. Исаев М. И. Скифский язык; Осетинский язык // Языки мира: Иранские языки. III. Восточноиранские языки. — М.: Индрик, 1999. — С. 107, 311.
  4. Абаев В. И., [books.google.ru/books?id=MVcIAwAAQBAJ&lpg=PA25&dq=В.И.%20Абаеву,%20«стрелок%20из%20лука»&hl=ru&pg=PA25#v=onepage&q=В.И.%20Абаеву,%20«стрелок%20из%20лука»&f=false Скифо-европейские изоглоссы: На стыке Востока и Запада.]. — М.: ГРВЛ, 1965. — C. 25
  5. Кулланда С. В., [rggu.com/upload/main/vestnik/ifkv/archive/Vostokovedenie/%E2%84%96%202_2011.pdf Скифы: язык и этнос]. // Вестник РГГУ: Серия «Востоковедение. Африканистика». — 2011. — № 2 (63). — С. 9—46
  6. [leninskoe-zp.io.ua/s99172/v.v.latyshev_quotizvestiya_drevnih_pisateley_o_skifii_i_kavkazequot Древние схолии к Илиаде. II. 11] // Латышев В. В., Известия древних писателей о Скифии и Кавказе
  7. [www.academia.edu/4736601/Скифы_Северного_Причерноморья_2007_ Скифы Северного Причерноморья (2007) | Alexander Kozintsev — Academia.edu]
  8. [docs.google.com/spreadsheets/d/1Vjbp450AwI7R-Y9J1YGSm9FjJWu9s9lx1azjUJbS8hQ/edit?pli=1#gid=953757259 Samples, Mathieson - Google Таблицы // Eight thousand years of natural selection in Europe]. docs.google.com. Проверено 12 октября 2015.
  9. [www.researchgate.net/publication/5313586_Genetic_Analysis_and_Ethnic_Affinities_From_Two_Scytho-Siberian_Skeletons F.X. et al. Genetic analysis and ethnic affinities from two Scytho-Siberian skeletons, 2004.]
  10. Ricaut, F. et al. 2004. Genetic Analysis of a Scytho-Siberian Skeleton and Its Implications for Ancient Central Asian Migrations. Human Biology. 76 (1)
  11. [www.ancestraljourneys.org/ironagedna.shtml Iron Age DNA from Europe and West Asia]
  12. История Древнего Востока. М., 2004. С.545
  13. История Древнего Востока. М., 2004. С.546
  14. Валиковой керамики культура // БРЭ. Т.4. М.,2006.
  15. Киммерийский период // БРЭ. Т.13. М.,2008.
  16. Киммерийцы // БРЭ. Т.13. М.,2008.
  17. Страбон VII, 3, 18
  18. Юстин. [simposium.ru/ru/node/47 Эпитома сочинения Помпея Трога. «История Филиппа» (IX, 1-3).]
  19. Юстин. Эпитома Помпея Трога
  20. Диодор Сицилийский. Историческая библиотека, II, XLIII.
  21. Страбон. География. Кн. VII, IV, 5
  22. Лукиан из Самосаты. Токсарид, или дружба, 39
  23. Страбон. География. Кн. VII, IV, 7
  24. Исаев М. И. Скифский язык; Осетинский язык // Языки мира: Иранские языки. III. Восточноиранские языки. — М.: Индрик, 1999. — С. 107, 311.
  25. Иордан. Гетика 44, 47-48; о датировках см. комм. Е. Ч. Скржинской в кн. Иордан. Гетика. СПб, 2001. С.373-374
  26. Иордан. Гетика 49-52
  27. см. Иордан. Гетика. СПб, 2001. С.233
  28. Иордан. Гетика 63
  29. Геродот. Книга IV. Мельпомена
  30. Лукиан из Самосаты. Токсарид, или дружба, 37
  31. Лукиан из Самосаты. Токсарид, или дружба, 48
  32. [vor-stu.narod.ru/posob-5.html ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО]
  33. [www.nasledie.org/v3/ru/?action=view&id=560655 Основные проблемы в изучении меотской культуры]
  34. Памятники предскифского и скифского времени на юге Восточной Европы // Материалы и исследования по археологии России, № 1 / Под ред. Р. М. Мунчаева, В. С. Ольховского. М., 1997; и др.)
  35. Die Fragmente der griechischen Historiker (FGrHist) 31 F30 (Herodorus Heracleensis)
  36. Fragmenta historicorum Graecorum (FHG) Vol.II, Lib.I, s.34 (Herodorus Heracleensis) F23
  37. [greece-info.ru/historygreece/literature/mythes/dimetra2.html Мифы Древней Греции. Триптолем и Диметра.]
  38. Иванчик А. И. Накануне колонизации. Северное Причерноморье и степные кочевники VIII—VII вв. до н. э. в античной литературной традиции. М.−Берлин, 2005. — С. 209.
  39. История Древнего Востока. Кн.2. М., 2004. С.548
  40. Геродот. История I 103; История Древнего Востока. Кн. 2. М., 2004. С. 554
  41. Геродот. История I 103
  42. Иванчик А. И. К вопросу о скифском языке. // ВДИ. 2009. № 2. С. 72
  43. Виноградов Ю. Г. Перстень царя Скила. Политическая и династийная история скифов первой половины V века до н. э.- СА.- 1980.- № 3.
  44. Мельников О. H. Нимфей, скифский вождь Саммак и «измена Гилона» // МАИЭТ. 2001. VIII. С. 410—435.
  45. [www.krotov.info/acts/02/02/vlasteliy_04.htm Юлий Капитолин. Трое Гордианов. XXXI,1.]
  46. Ю. А. Виноградов. Там закололся Митридат.
  47. Т. В. Блаватская, Греки и скифы в Западном Причерноморье, ВДИ, 1948, № 1.
  48. начиная с: Опыт этимологии славянского М ДЬ. — Езиковедски изследования в чест на акад. Ст. Младенов. София, 1957; переиздано в: Абаев В. И. Избранные труды. Т. П. Общее и сравнительное языкознание. Владикавказ, 1995
  49. в частности: Балто-славяно-иранские языковые отношения и глоттогенез славян. — Балто-славянские исследования. 1980. М., 1981
  50. начиная с: Из славяно-иранских лексических отношений. — Этимология. 1965. М., 1967

Ссылки

  • Скифы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [bse.sci-lib.com/article102878.html Большая Советская Энциклопедия]
  • [iratta.com/materials/skify/ Скифы. История.]
  • [annals.xlegio.ru/i_skif.htm Скифский раздел в «Ещё одной OCR-библиотеке»]
  • [rec.gerodot.ru/kul-oba/ Куль-Оба в проекте «Реконструкция» «Нового Геродота»]
  • [fandag.ru/ История и культура скифов.]
  • [publicsociety.com.ua/?p=3446 В. Мурзин Краткая история скифов]
  • [nomadica.ru/ethnic/skifs.html Карты расселения скифских племён]

Отрывок, характеризующий Скифы

Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.