Складковский, Фелициан Славой

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фелициан Славой-Складковский
Felicjan Sławoj Składkowski<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
28-й Председатель Совета Министров Польши
15 мая 1936 года — 30 сентября 1939 года
де-факто до 7 сентября 1939 года
Президент: Игнаций Мосцицкий
Предшественник: Мариан Зындрам-Косцялковский
Преемник: должность упразднена;
1) Владислав Сикорский как Председатель Правительства Польши в изгнании

2) Эдвард Осубка-Моравский как Председатель Временного Правительства Польши

Министр внутренних дел Польши
2 октября 1926 года — 7 октября 1929 года
Предшественник: Казимеж Млодзяновский
Преемник: Генрик Юзевский
Министр внутренних дел Польши
3 июня 1930 года — 23 июня 1931 года
Предшественник: Генрик Юзевский
Преемник: Владислав Рачкевич
Министр внутренних дел Польши
15 мая 1936 года — 30 сентября 1939 года
Предшественник: Владислав Рачкевич
Преемник: Владислав Сикорский (в изгнании)
 
Вероисповедание: кальвинизм
Рождение: 9 июня 1885(1885-06-09)
Гомбин, Царство Польское, Российская Империя
Смерть: 31 августа 1962(1962-08-31) (77 лет)
Лондон, Великобритания
Партия: Польская социалистическая партия
Профессия: врач
 
Награды:

Фелициан Славой-Складковский (пол. Felicjan Sławoj Składkowski, 9 июня 1885, Гомбин — 31 августа 1962, Лондон) — премьер-министр Польши (19361939), первый евангелик-реформат (кальвинист) в этой должности. Генерал дивизии, доктор медицины.





Молодость

Родился на территории Российской империи в семье судьи Винцента и его супруги Анны, урождённой Войчицкой. Осенью 1904 был арестован за участие в демонстрации на Гржибовской площади в Варшаве против призыва в русскую армию во время русско-японской войны. В 1905 вступил в Польскую социалистическую партию (ППС), с 1906 — член Революционной фракции ППС. Окончил гимназию в Кельце, медицинский факультет Ягеллонского университета в Кракове (1911). Первоначально специализировался по внутренним болезням, но после учёбы у профессора Бронислава Кадера занялся гинекологией. После окончания университета работал врачом-гинекологом в городе Сосновце. В 1909 женился на Ядвиге Шолль, у них был сын Милош (1911—1938).

Военная служба

С началом Первой мировой войны вступил в Польские легионы, в которых служил врачом в 5-м батальоне, 1-м, 7-м и 5-м пехотных полках. В июле 1917, после «присяжного кризиса» (вызванного отказом польских войск присягнуть на верность военному союзу с Германией и Австро-Венгрией), был интернирован в офицерском лагере в Бениаминове. В ноябре 1918 участвовал в разоружении немецких войск в Домбровском бассейне, где в чине капитана создал подразделение Войска Польского. До апреля 1919 служил офицером по политическим вопросам при командовании военного округа в Бедзине. С 1 июня 1919 — полковник. В 1919—1920, во время советско-польской войны, был начальником санитарного отдела дивизии, затем оперативной группы и армии. В 19211923 — инспектор санитарных отделов Войска Польского. В 1924 прошел кратковременный курс в Высшей военной школе в Париже. Во Франции познакомился с Germaine Susanne Coillot, которая в 1926 стала его второй женой. Чтобы получить развод с Ядвигой, в 1925 перешёл в кальвинизм.

С 1924 — бригадный генерал, начальник санитарного департамента военного министерства.

Политическая деятельность

После майского переворота 1926, в результате которого к власти вернулся Юзеф Пилсудский, Славой-Складковский, как его сторонник, сделал политическую карьеру. В мае-октябре 1926 — комиссар правительства (в ранге губернатора) в Варшаве. В октябре 1926 — декабре 1929 — министр внутренних дел. В 1929—1930 — заместитель начальника военной администрации. В июне 1930 — июне 1931 — вновь министр внутренних дел. Подписал ордера на арест лидеров и активных деятелей левой оппозиции перед выборами в Сейм. Проводил репрессивную политику «пацификации» («умиротворения») на Западной Украине. В 1930 избран депутатом Сейма. Как министр, получил известность требованиями соблюдения санитарных норм в сельской местности — в результате, деревенские туалеты, выкрашенные в белый цвет, стали называть «славойками». Также предпринимал меры по предотвращению пожаров в деревнях.

В июне 1931 назначен вторым заместителем министра обороны и начальником военной администрации (в этом качестве отвечал за финансовые вопросы). В марте 1936 произведён в дивизионные генералы.

С 15 мая 1936 — премьер-министр и министр внутренних дел, выдвиженец маршала Эдварда Рыдз-Смиглы. Активный сторонник полонизации Западной Украины. Создал специальные отряды полиции, специализировавшиеся на разгоне запрещённых собраний без применения огнестрельного оружия.

После начала Второй мировой войны 7 сентября 1939 покинул Варшаву вместе со своим правительством. В ночь на 18 сентября правительство переехало в Румынию, где было интернировано. 30 сентября Славой-Складковский официально подал в отставку.

Эмигрант

В июне 1940 с фальшивым паспортом перешёл румыно-болгарскую границу. Шесть месяцев жил в Турции, в январе 1941 добрался до Палестины, где присоединился к польской армии. Некоторое время занимался инспекцией по санитарной части, но затем до конца войны оставался без назначения. В 1947 переехал в Англию, где и скончался. Похоронен на Бромптонском кладбище в Лондоне.

Автор трёх мемуарных книг:

  • Moja służba w Brygadzie, Beniaminów, Strzępy meldunków. (1936).
  • Kwiatuszki administracyjne i inne. (Лондон, 1959)
  • Nie ostatnie słowo oskarżonego. Wspomnienia i artykuły. (Лондон, 1964; Варшава, 2003)

Его архив находится в Архиве эмиграции в библиотеке Университета Николая Коперника в Торуне.

Библиография

  • Polski Słownik Biograficzny, t. XXXVIII.
  • Енциклопедія українознавства (у 10 томах) / Головний редактор Володимир Кубійович. — Париж, Нью-Йорк: Молоде Життя, 1954—1989.

Напишите отзыв о статье "Складковский, Фелициан Славой"

Отрывок, характеризующий Складковский, Фелициан Славой

Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».