Склонение географических названий в русском языке

При составлении текста использованы материалы справочно-информационного портала ГРАМОТА.РУ (gramota.ru).

Склонение географических названий в русском языке: очень многие собственные имена географических объектов — географические названия (топонимы), прежде всего славянские, в русском языке склоняются по падежам.

Общие положения

Название географического объекта, употреблённое в функции приложения с родовыми географическими терминами город, село, деревня, хутор, река и т. п., согласуется с определяемым словом, то есть склоняется, если топоним русский, славянский или давно заимствован и освоен русским языком.

Правильно: в городе Москве (не в городе Москва), в городе Санкт-Петербурге, у города Ишимбая (не у города Ишимбай), из города Киева, над городом Парижем; в деревню Петровку, под хутором Михайловским; на острове Валааме, на берегу реки Волги, на Зелёном мысе (не на мысе Зелёный), долина Сухого ручья (не долина ручья Сухой), на Русском острове (не на острове Русский).

Географические названия, употребляемые в сочетании с родовым словом, обычно не склоняются, если:

• название по своей форме соответствует множественному числу: в городе Великие Луки, в городе Бережаны;
• род обобщающего термина не совпадает с родом имени собственного: в селе Углянец, на озере Байкал.

Последнее не распространяется на сочетания со словом город. Правильно: из города Самары, в городе Москве. Вариант в городе Москва не соответствует литературной норме.

Топонимы среднего рода, являющиеся приложениями и оканчивающиеся на -е, -о, не склоняются: между сёлами Молодечно и Дорожно, до города Гродно, из города Видное. Это не относится к названиям на -ово, -ёво, -ево, -ино, -ыно, о которых сказано ниже.

Правильно: в Великих Луках, в Углянце, из Видного, но: в городе Великие Луки, в селе Углянец, из города Видное.

Названия улиц обычно согласуются с определяемым словом, если имеют форму женского рода: на улице Сретенке; и не согласуются, если имеют форму мужского рода или представляют собой составное название: на улице Балчуг, по улице Борисовские Пруды. Но: на Балчуге, по Борисовским Прудам.

Названия, имеющие форму полного прилагательного, как правило, склоняются: в городе Железнодорожном, на Красной площади, на Зелёном проспекте (не на проспекте Зелёный), на Ладожском озере, по Белой реке, на Лысом холме (не на холме Лысый), в Баргузинском заповеднике, на Гыданском полуострове, в Мозамбикском проливе, в Силезском воеводстве.

Славянские названия, оканчивающиеся на -ов(о), -ёв(о), -ев(о), -ин(о), ын(о)

Русские и другие славянские топонимы на -ов(о), -ёв(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о) традиционно склоняются: храм в Осташкове, вокзал в Венёве, старый город в Лю́блине, телебашня в Останкине, дача в Переделкине, шоссе к Строгину́, строительство в Новокосине́, маршрут из Люблина́, политехнический колледж в Колпине. Вспомните у М. Ю. Лермонтова: [ru.wikisource.org/wiki/Бородино_(Лермонтов) Недаром помнит вся Россия про день Бородина́!]

Однако в XX веке сложилась тенденция к использованию несклоняемых вариантов. Истоки этого явления — в картографическом и военном деле. Военные топографы, штабы в приказах и сводках имеют дело с неизменяемыми географическими названиями, совпадающими по форме с надписями на топографической карте. Это сделано, дабы избежать путаницы в дублетных названиях без окончания (Пушкин и Пушкино, Киров и Кирово, Белов и Белово и т. д.). Известно, что русско-японская война (1904—1905 годов) была проиграна Россией в том числе и из-за неточной транскрипции японских топонимов. Ещё в царской армии во избежание путаницы был издан приказ употреблять в военных донесениях географические названия только в именительном падеже. В годы Великой Отечественной войны не только у многочисленных военных, но и у гражданских людей стала появляться привычка не склонять названий населённых пунктов и других объектов местности: всё это время наши деды и прадеды читали в армейских приказах и слышали во фронтовых сводках по радио только несклоняемые формы.

«Русская грамматика» 1980 года сообщала:

Географические названия на -ово, -ево и -ино, -ыно: Иваново, Бирюлёво, Кунцево, Сараево, Болдино, Бородино, Голицыно и подобные в современной разговорной, профессиональной, газетной речи обнаруживают тенденцию к неизменяемости. Несмотря на это, в письменной речи, в соответствии с действующими грамматическими правилами, географические названия на -ов(о), -ёв(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о) склоняются: В небе над Тушином (газ.); Речь идёт об аэропорте в Шереметьеве (газ.). Несклоняемость географических наименований нормальна в следующих случаях: 1) Если такое наименование является приложением к одному из следующих обобщающих слов: село, деревня, посёлок, станция, становище, реже — город: в селе Васильково, в посёлке Пушкино, в деревне Белкино, на станции Гоголево. 2) Если населённый пункт назван собственным именем известного лица: около Репино (название посёлка под Ленинградом), недалеко от Лермонтово (название небольшого города около Пензы).

Спустя ещё два-три десятка лет несклоняемые варианты так широко распространились, что склоняемый вариант — изначально единственно верный — многими уже воспринимался и воспринимается как ошибочный. Если Анна Ахматова в своё время возмущалась, когда слышала живём в Кратово вместо правильного живём в Кратове, то теперь употребление в Кратове, в Строгине́, в Люблине́ нередко расценивается как порча языка — и совершенно напрасно! Именно такое произношение и написание естественно отвечает внутренним закономерностям русского языка и соответствует строгой литературной норме. Хотя в XXI веке наблюдается возврат серьёзных СМИ к традиционной норме, многими стала считаться нормативной и несклоняемость рассматриваемых названий.

Закрепилась также тенденция к неизменяемости ойконимов на -ово, -ёво, -ево, -ино, -ыно при их употреблении в качестве приложения к обобщающему термину.

Кандидат филологических наук, главный редактор интернет-портала ГРАМОТА.РУ Владимир Пахомов пишет:

Географические названия славянского происхождения, оканчивающиеся на -ово, -ево, -ино, -ыно, не склоняются в сочетании с родовым словом: из района Люблино́, в сторону района Строгино́, к району Митино, в городе Иваново, из деревни Простоквашино, до края Косово. Если же родового слова нет, то нормативны оба варианта, склоняемый (старый) и несклоняемый (новый): в Люблине и в Люблино, в сторону Строгина и в сторону Строгино, в Иванове и в Иваново, из Простоквашина и из Простоквашино, до Косова и до Косово, к Митину и к Митино, 8-й микрорайон Митина и 8-й микрорайон Митино. При этом склоняемый вариант соответствует строгой литературной норме (и рекомендуется, например, для речи дикторов).

Кандидат филологических наук, член Городской межведомственной комиссии по наименованию территориальных единиц, улиц и станций метрополитена при Правительстве Москвы Р. А. Агеева излагает это правило иначе:

Если перед географическим названием [среднего рода на -ино, -ево, -ово] стоит так называемый родовой географический термин (а топоним грамматически является приложением), то может склоняться только этот термин, а топоним склонять не обязательно: …в селе Дубнево или в селе Дубневе (возможно, даже предпочтительнее первый вариант). Однако, если топоним употребляется без родового географического термина, его склонение по падежам обязательно. Таким образом, будем говорить: улицы района Жулебино, но улицы Жулебина; живу в районе Жулебино, но живу в Жулебине.

В справочнике Т. Ф. Ивановой и Т. А. Черкасовой «Русская речь в эфире» обращается

особое внимание на то, что славянские названия среднего рода городов и местностей, например: Болдино, Колпино, Бородино, Дулёво, Сараево, Косово, Тырново и подобные — склоняются по общему правилу. Не склоняются лишь некоторые славянские названия населённых пунктов, расположенных на территории Белоруссии и Западной Украины (Гродно, Ровно и подобные).

Не следует путать окончания некоторых названий в творительном падеже с соответствующими окончаниями созвучных фамилий людей, например: битва под Бородино́м (Бородино́ — деревня), но я знаком с Бородины́м (Бородин — фамилия).

Сложносоставные топонимы

Первая часть сложносоставных топонимов должна склоняться как в сочетании с родовым термином, так и без него, если топоним русский или освоен русским языком: из Камня-Каширского, в Переславле-Залесском, в Могилёве-Подольском, в Ростове-на-Дону; в городе Петропавловске-Камчатском, в городе Комсомольске-на-Амуре, в городе Ростове-на-Дону. Бывают, однако, исключения: в Гусь-Хрустальном.

Следует сказать о сдвоенных топонимах, у которых первая часть названия морфологически имеет средний род: Орехово-Зуево, Ликино-Дулёво, Орехово-Борисово, Выхино-Жулебино, Хорошёво-Мнёвники, Царицыно-Дачное (прежнее название железнодорожной станции), Коньково-Деревлёво и др. Первая часть таких названий — как и другие подобные топонимы — традиционно склоняется: электричка из Орехова-Зуева, поселились в Орехове-Борисове, подъехал к Царицыну-Дачному. В наши дни первая часть таких названий особенно подвержена тенденции к неизменяемости — сплошь и рядом отмечаются случаи, когда склоняется почему-то только вторая часть.

В топонимах из двух слов, прочно слившихся в одно, с первой частью Спас-, Усть-, Соль- (Спас-Клепики, Спас-Угол, Усть-Воркута, Усть-Ладога, Усть-Илим, Соль-Вычегодск и др), склоняются только последние их части.

Гидронимы, состоящие из собственного названия и слова «река», склоняются обеими частями: «в Москве-реке», «на Каме-реке» и «за Сестрой-рекой» и т. д.

Названия республик

Если название республики оканчивается на -ия или -ея, то правильно согласовывать его со словом республика: в Республике Македонии, Правительство Республики Кореи.

В официальных документах отмечена несклоняемость таких названий республик: полномочный представитель Республики Кения, в Республике Корея, Кабинет Министров Республики Адыгея. В журналистской и повседневной речи эти топонимы, как правило, склоняются.

Одно время полное официальное название ФРГ было принято в форме Федеративная Республика Германии. Такая форма, например, использована в «Большой советской энциклопедии». После объединения Восточной и Западной Германии по взаимной договорённости Германии и России было принято решение не склонять слово Германия в официальном названии государства. Правильно: Федеративная Республика Германия (не Федеративная Республика Германии).

Остальные названия со словом республика обычно не согласуются: в Республике Сингапур, в Республике Саха, в Республике Куба.

Иноязычные географические названия

Оканчивающиеся на -а

Распространено склонение освоенных русским языком названий на -а: в Вероне, в Бухаре, до Анкары, из Иокогамы.

Не склоняются оканчивающиеся на -а французские географические названия: Карпантра́, Курбевуа́, Ла-Сьота́. Однако названия, которые приобрели в русском языке окончание -а, склоняются: Тулуза (Toulouse), Женева (Genève), Лозанна (Lausanne), Сена (Seine) — в Тулузе, в Женеве, в Лозанне, по Сене.

Не принято склонять эстонские и финские названия: Сиргала, Кунда, Йоутса. Грузинские и абхазские географические названия также обычно не склоняются. Но могут склоняться названия курортов: в Пицунде.

Не характерно склонение для многосложных топонимов Италии, стран испанского, португальского языков: от Санта-Тереза-ди-Рива, в Сантьяго-де-Куба, из Сантьяго-де-Компостела, от Сан-Жуан-да-Мадейра, до Жуис-ди-Фора.

Названия большинства административно-территориальных единиц зарубежных стран, употребляемые в функции приложения, не склоняются: в штате Алабама, в провинции Гранада. Но: в Алабаме, в Гранаде.

Оканчивающиеся на -е, -о, -и, -ы

Иноязычные названия на -е и -о (кроме славянских названий, о которых сказано выше) в литературном языке относятся к несклоняемым: в Кале́, Оренсе, Осло, Токио, Бордо, Мехико, Сантьяго, Гродно, Вильно, Ковно

Названия на -и обычно также несклоняемы: из Хельсинки, из Чили, в Тбилиси, в Нагасаки, в Гоби, по Иравади. Но названия типа: в Гималаях, в Пиренеях, как правило, склоняются, поскольку они представляют собой существительные во множественном числе, образованные по правилам русского языка от иноязычных корней.

Аналогично, топонимам на -ы также свойственна склоняемость: в Фивах, Татрах, Каннах, Чебоксарах.

Оканчивающиеся на согласный

Такие названия обычно не склоняются, когда они употреблены в качестве приложения: в городе Луисвилл, в городе Мобёж, в городе Бенидорм, в штате Техас, в провинции Куангбинь, на острове Лусон, к озеру Чад. Но для освоенных русским языком названий склонение является нормальным: в городе Вашингтоне, в городе Париже, в городе Каире.

Склоняемость подобных названий резко возрастает, если они не употреблены в качестве приложения: от города Мата́нсас, но от Матансаса, близ города Канпур, но близ Канпура, на хребте Гиндукуш, но на Гиндукуше.

Сложносоставные

Склоняться может, как правило, только последняя часть иноязычных сложносоставных наименований: в Алма-Ате, под Буэнос-Айресом, до Санта-Клары, из Йошкар-Олы. Исключениями являются названия, составленные по образцу «город на реке»: во Франкфурте-на-Майне, из Стратфорда-на-Эйвоне.

Если сложный топоним употреблён в функции приложения (со словами город, столица, местечко, порт и подобными), то он и в последней части не изменяется: в городе Санта-Крус, до города Санта-Клара.

Не склоняются сложносоставные географические названия, заимствованные из романских языков с окончанием на -а безударное: в Сантьяго-де-Куба;

Не склоняются сложносоставные наименования со второй частью -стрит, -сквер, -парк, -палас, -хиллз, -бич и т. д.: Беверли-Хиллз, Лонг-Бич, Даунинг-стрит, Юнион-сквер, Фридрих-штадт-палас, Энмор-парк.

Не склоняются сложносоставные географические названия типа: Пер-Лашез, Майн-Милл, Кливленд-Хайтс, Пуэрто-Монт.

Склоняются сложносоставные названия славянского происхождения, являющиеся существительными при наличии словообразовательных признаков прилагательных, например: Бяла-Подляска — из Бяла-Подляски, Банска-Бистрица — до Банска-Бистрицы.

Склонение топонимов как условие однозначности

Пренебрежение склонением топонимов может порождать неоднозначности в письменной речи, примеры которых подчёркнуты в таблице.

Топоним склоняется	Топоним не склоняется
На Зелёном проспекте памятник.	На проспекте Зелёный памятник.
На Русском острове саммит.	На острове Русский саммит.
На Лысом холме сфотографировался.	На холме Лысый сфотографировался.
Ездят ли на велосипеде в Кемерове?	Ездят ли на велосипеде в Кемерово?
Ходят ли автобусы в г. Ишимбае?	Ходят ли автобусы в г. Ишимбай?

См. также

• Топоним
• Топонимика
• Склонение
• Падеж
• Имя собственное
• Ономастика

Ссылки

• [echo.msk.ru/programs/speakrus/6128/ Текст передачи «Говорим по-русски» от 31 марта 2004 года (о географических названиях)] на «Эхе Москвы»
• [www.vsrf.ru/print_page.php?id=6136 Склонение географических названий — ведомственная инструкция Верховного суда РФ]
• [www.gazetaokno.ru/news.php?readmore=149 Михаил Матрёнин. Склонять ли Колпино? // Окно. Газета Колпинского района. — 15 Октября 2009.]
• [ilyabirman.ru/meanwhile/2006/11/12/1/ Илья Бирман. О склонении названий некоторых населённых пунктов]

Отрывок, характеризующий Склонение географических названий в русском языке

– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.