Скляев, Федосей Моисеевич

Федосей Моисеевич Скляев
Род деятельности:	судостроение
Дата рождения:	4 января 1672(1672-01-04)
Место рождения:	село Преображенское, Московский уезд, Замосковный край
Подданство:	Русское царство Русское царство Российская империя Российская империя
Дата смерти:	10 мая 1728(1728-05-10) (56 лет)
Место смерти:	Санкт-Петербург, Российская империя
Отец:	Моисей Скляев

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Федосе́й Моисе́евич Скля́ев (4 января 1672 года — 10 мая 1728 года) — русский кораблестроитель, корабельный мастер (1707), капитан корабельный (июль 1709), капитан-командор (10 июля 1727).

Биография

Ранние годы жизни (1672—1698)

Федосей Моисеевич Скляев родился 4 января 1672 года в придворном подмосковном селе Преображенском. Его отец, Моисей Скляев, был уроженцем Новгорода и служил царским конюхом.

В 1676 году совместно с детьми других царских конюхов Ф. М. Скляев был зачислен в «потешный Петров полк», сформированный повелением царя Алексея Михайловича специально для забав его сына Петра Алексеевича из сверстников царевича.

В 1688 году, когда шестнадцатилетний Пётр I увлёкся созданием на Переяславском озере «потешной флотилии», вместе с царём на постройке разных судов плотничали и его сверстники из «потешного войска», среди которых был и Скляев. Всезнающий наставник и приятель Петра голландец Франц Тиммерман был первым инструктором, обучавшим Скляева с его товарищами корабельному плотницкому делу.

В 1691 году «потешное войско» Петра I было реорганизовано в лейб-гвардию с сформированием двух гвардейских полков — Преображенского и Семёновского. Федосей Скляев, числившийся к тому времени бомбардиром «потешного войска», в том же качестве был записан в Преображенский полк.

С весны 1696 года в Воронеже началась форсированная постройка галер для предстоящего похода русской армии к Азову. Под руководством Франца Тиммермана, а также выписанных из Голландии корабельных мастеров Питера Класа и Яна Янсена в числе преображенских «шхипманов» Ф. М. Скляев плотничал на постройке царской галеры «Принципиум». После спуска галеры на воду Скляев был зачислен матросом в её команду. Командовал этой галерой в походе к Азову лично Пётр I, который убедился, «что его любимец не только хорошо владеет топором, но к тому же и ловкий моряк».

Вскоре после Азовских походов началась подготовка к отправке в страны Западной Европы Великого посольства, в составе которого собирался инкогнито отправиться и сам Пётр I. В первый десяток отряда волонтёров царь включил и своего приближённого — бомбардира Преображенского полка Федосея Скляева. В Нидерландах Скляев вместе с Петром и другими волонтёрами, пожелавшими обучаться кораблестроению, нанялся корабельным плотником на Амстердамскую верфь Ост-Индской компании. Курс практического обучения кораблестроению волонтёры проходили у голландского корабельного мастера Герита Класа, под руководством которого менее чем за три месяца был построен фрегат «Апостолы Пётр и Павел».

В начале января 1698 года Федосей Скляев и остальные работавшие с царём волонтёры переехали в Англию, где пробыли более четырёх месяцев. В Англии Скляев изучал корабельную архитектуру, а также кораблестроительное черчение. Лингвистические способности позволили ему быстро освоить английский язык, благодаря чему он мог обходиться без переводчика при беседах со своими учителями.

Для ознакомления с венецианским галерным кораблестроением Пётр I направил Федосея Скляева, Лукьяна Верещагина, Фаддея Попова и Григория Островского в 1698 году в Венецию. В Венеции их встретил Иван Головин, который с группой из нескольких волонтёров прибыл сюда несколько ранее. Все прибывшие волонтёры были определены для обучения кораблестроению в местный арсенал, считавшийся одним из лучших кораблестроительных предприятий на Средиземном море. Быстрое освоение итальянского языка значительно способствовало глубине изучения Скляевым венецианского кораблестроения.

Деятельность Ф. М. Скляева в 1699—1708 годах

Пётр, всегда чувствовавший призвание к кораблестроению и с увлечением работавший в этой области, как государственный деятель отдавал себе отчёт в том, что не может безотлучно находиться при постройке кораблей. Петру нужен был кораблестроитель — товарищ в работе. Таким товарищем царь и выбрал Федосея Скляева, с которым с отроческих лет вместе начал осваивать любимое кораблестроительное дело. Пётр решил прервать учение Скляева и срочно вызвал его вместе с Лукьяном Верещагиным в Воронеж.

Не сразу удалось уехать из Венеции Скляеву и Верещагину. Ушло некоторое время на оформление аттестатов, которые они должны были получить, сдав соответствующие экзамены строгим экзаменаторам из числа лучших венецианских кораблестроителей. За сравнительно короткий срок Федосей Скляев основательно познакомился с голландскими, английскими и венецианскими методами кораблестроения, освоив их на практике. Он научился критически подходить к каждому из них, сравнивать конструктивные решения различных иностранных кораблестроителей, вырабатывать собственное самобытное суждение по каждому вопросу. Немудрено, что экзамены в Венеции были выдержаны блестяще, и в середине ноября 1698 года Скляев и Верещагин отбыли в Россию.

Сразу после приезда Ф. М. Скляева в Воронеж Пётр I назначил его своим первым помощником в строительстве 58-пушечного линейного корабля «Гото Предестинация».

В следующие несколько лет Пётр по своим чертежам заложил на воронежских верфях ещё три линейных корабля — «Ластка», «Старый дуб» и «Старый орёл», строителем всех трёх неизменно назначался Федосей Скляев. Ф. М. Скляев был доверенным лицом царя и фактически главным кораблестроителем на воронежских верфях. В отсутствие царя он решал все принципиальные вопросы, связанные с постройкой кораблей и судов иностранными мастерами.

Построенные Скляевым под наблюдением Петра I корабли не уступали по своим качествам линейным кораблям, созданным в Воронеже лучшими иностранными корабельными мастерами и вместе с ними составили основу Азовского флота. Они выгодно отличались от кораблей «кумпанств».

Вместе со строительством многопушечных «государевых» кораблей в Воронеже Скляев осваивал создание прамов, часть которых оборудовали в виде плавучих деревянных доков — камелей, необходимых для подъёма на них наиболее глубокосидящих кораблей и проводки этих кораблей через мелководное устье Дона в Азовское море.

С началом создания Балтийского флота Скляев был направлен на верфи Ладоги и в Санкт-Петербург, где он строил галеры и шнявы. Для Балтийского флота Скляев сконструировал «бригантину нового манера» — вид малой галеры для гребной эскадры Балтийского флота.

В 1706 году Скляевым был разработан проект быстроходной яхты типа шнявы, не имевшей артиллерийского вооружения. Эта яхта, получившая имя «Надежда», стала первым кораблём, построенным в Санкт-Петербургском Адмиралтействе, и оказалась более быстроходной, чем самое быстроходное до этого судно Балтийского флота — шнява «Мункер». В следующем году в Санкт-Петербургском Адмиралтействе Скляевым была построена 16-пушечная шнява «Лизет». Пётр I настолько был доволен новой шнявой, что произвел Скляева в чин морского поручика Преображенского полка. Кроме этого, Ф. М. Скляеву был выдан «пас мастерский», то есть свидетельство о его производстве в корабельные мастера.

Деятельность кораблестроителя в 1709—1728 годах

В 1709—1712 годах Ф. М. Скляев построил первый полноценный линейный корабль Балтийского флота — «Полтаву».

В ноябре 1711 года Ф. М. Скляев заложил и через пять месяцев спустил на воду 20-пушечную шняву «Принцесса» (чертёж корабля был разработан им самим). В следующем году по разработанным им самим проектам он заложил в Санкт-Петербургском Адмиралтействе два линейных корабля: 60-пушечный «Нарва» и 68-пушечный «Ревель». В 1714 году Ф. М. Скляев построил 32-пушечный фрегат «Св. Илья». В 1713—1718 годах он построил в Санкт-Петербурге четыре больших прама для Балтийского флота, а с 1716 по 1720 год вёл строительство 80-пушечного трёхпалубного линейного корабля «Фридемакер».

Умер Ф. М. Скляев 10 мая 1728 года.

Корабли, построенные Федосеем Моисеевичем Скляевым

• 58-пушечный линейный корабль «Гото Предестинация» (1700 год).
• Яхта «Либе» (совместно с Г. А. Меньшиковым).
• Яхта «Надежда».
• 16-пушечная яхта «Лизет» (1708 год).
• 80-пушечный линейный корабль «Старый орёл» (1709 год).
• 54-пушечный линейный корабль «Ластка» (1709 год).
• 54-пушечный линейный корабль «Полтава».
• 20-пушечная шнява «Принцесса».
• 60-пушечный линейный корабль «Нарва».
• 68-пушечный линейный корабль «Ревель».
• 80-пушечный линейный корабль «Фридемакер».
• 100-пушечный линейный корабль «Пётр Первый и Второй».
• 90 -пушечный линейный корабль «Лесное».

См. также

• Список кораблей Балтийского флота (1702—1725)
• Дом Скляева в Петербурге

Литература

• Григорьев С. В. Биографический словарь. Естествознание и техника в Карелии. — Петрозаводск: Карелия, 1973. — С. 208. — 269 с. — 1000 экз.
• Быховский И. А. Петровские корабелы. — Л.: Судостроение, 1982. — 100 с.

Ссылки

• [gorchev.lib.ru/ik/Predystoriya%20SPb_1703god/Index_contents.html Шарымов Александр. Предыстория Санкт-Петербурга. 1703 год.] Веб-сайт Александра Шарымова.

Отрывок, характеризующий Скляев, Федосей Моисеевич

– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.