Скобликова, Лидия Павловна

Лидия Скобликова
Общая информация
Полное имя	Лидия Павловна Скобликова
Прозвище	Уральская молния
Гражданство	СССР СССР
Дата рождения	8 марта 1939(1939-03-08) (85 лет)
Место рождения	Златоуст, Челябинская область, РСФСР, СССР
Специализация	500 м, 1000 м, 1500 м, 3000 м
Титулы
Олимпийский чемпион	6 — 1960, 1964
Медали
Олимпийские игры Золото Скво-Вэлли 1960 1500 м Золото Скво-Вэлли 1960 3000 м Золото Инсбрук 1964 500 м Золото Инсбрук 1964 1500 м Золото Инсбрук 1964 1000 м Золото Инсбрук 1964 3000 м Государственные награды

Ли́дия Па́вловна Ско́бликова (8 марта 1939, Златоуст, Челябинская область, РСФСР, СССР) — советская конькобежка, единственная 6-кратная олимпийская чемпионка в истории конькобежного спорта, абсолютная чемпионка Олимпиады-1964 в Инсбруке.

Спортивное прозвище — «Уральская молния».

• Двукратная олимпийская чемпионка 1960 года (1500 и 3000 м).
• 4-кратная чемпионка Олимпиады-1964.
• Заняла 4-е место в 1960 году на дистанции 1000 м, а в 1968 году — 6-е на 3000 м и 11-е на 1500 м.
• Двукратная абсолютная чемпионка мира (1963, 1964).
• Рекордсменка мира на дистанциях 1000 м (1963—1968), 1500 м (1960—1962) и 3000 м (1967).

Заслуженный мастер спорта СССР (1960), кандидат исторических наук (1982), профессор.

Выступала за челябинский «Буревестник», а в конце карьеры — за московский «Локомотив».

Стала тренером команды спортивно-развлекательного шоу «Большие гонки».

Выбрала коньки

Лида выросла в большой семье (отец, мать, три сестры, младший брат). Любовь к спорту привил ей школьный учитель физкультуры Б. Н. Мишин, способствовавший воспитанию твёрдого характера азартной девочки, всегда стремившейся быть лидером среди сверстников. Она с увлечением занималась волейболом, лёгкой атлетикой, спортивной гимнастикой, лыжами. В 14 лет выиграла на легкоатлетических чемпионатах Златоуста и Челябинской области (бег на 800 м). Через год решила попробовать себя в конькобежном спорте и в первом же соревновании легко выполнила норму второго разряда. В 1956 году стала чемпионкой родного города. В этом же году поступила в Челябинский педагогический институт и училась там до 1960 года.

Стайер становится универсалом

Первых серьёзных успехов Скобликова добилась в 1958 году, став мастером спорта и призёром Спартакиады народов РСФСР в беге на 1500 м; вошла в десятку лучших конькобежцев страны. В 1959 году заняла общее третье место на чемпионате мира, проходившем в Свердловске, и чемпионате СССР. Блестяще овладев стайерской (3000 м) и средней (1500 м) дистанциями, она ещё многим уступала в спринте (500 и 1000 м). Поэтому сенсацией стало её выступление на чемпионате мира в Швеции (1960), где она завоевала золотые медали в беге на 500 и 3000 м. В 1960 дебютировала на Олимпийских играх (Скво-Вэлли, США), в программу которых впервые в истории Олимпиад были включены женские соревнования по скоростному бегу на коньках. Победив в беге на 1500 м, первой из всех участников Олимпиады установила мировой рекорд (2 мин 25,2 сек), затем выиграла и свою любимую дистанцию 3000 м. За высокие спортивные достижения она была удостоена ордена Трудового Красного Знамени. На чемпионате мира в Японии (1963) впервые стала абсолютной чемпионкой мира, доказав, что стала конькобежкой-универсалом: выиграла все четыре дистанции (1000 м с мировым рекордом 1 мин 31,8 сек).

Уникальное достижение

На Олимпийских играх в (1964, Австрия) Скобликова установила уникальное достижение в истории скоростного бега на коньках, выиграв все четыре дистанции и при этом на трёх (500, 1000 и 1500 м) установила олимпийские рекорды. Специалисты, отмечая лёгкость, красоту и отточенную технику её бега, назвали её «Королевой коньков». Член КПСС с 1964 года, была принята в партию Н. С. Хрущёвым по телефону после триумфа в Инсбруке. Вице-президент Международного Союза конькобежцев (ИСУ) С. Лофман сказал, что громкий триумф Скобликовой способствует развитию популярности женского конькобежного спорта. В том же 1964 году Скобликова убедительно выиграла чемпионат мира по скоростному бегу на коньках (Швеция), вновь победив на всех четырёх дистанциях. Такое достижение (8 золотых медалей из 8) превзойти невозможно, его можно только повторить. В 1964 году была удостоена второго ордена Трудового Красного Знамени.

У неё спортивная семья: муж — А. Полозков — входил в состав сборной СССР по лёгкой атлетике, был мировым рекордсменом по спортивной ходьбе, сын — Г. Полозков — был в начале 1990-х гг. старшим тренером сборной России по конькобежному спорту.

Ледовый дворец спорта в Челябинске носит имя Лидии Скобликовой.

Результаты

Год	Чемпионат СССР	Чемпионат мира	Олимпийские игры
1957	15-e
1958
1959	03 ! (/,02 !,4,02 !)	03 ! (03 !,4,5,02 !)
1960	03 ! (4,4,03 !,01 !)	03 ! (01 !,02 !,22,01 !)	4-e 1000 м 01 ! 1500 м 01 ! 3000 м
1961	03 ! (/,4,02 !,03 !)	03 ! (02 !,4,4,03 !)
1962	02 ! (03 !,02 !,02 !,02 !)	02 ! (5,02 !,5,02 !)
1963	03 ! (/,03 !,/,03 !)	01 ! (01 !,01 !,01 !,01 !)
1964	02 ! (02 !,02 !,03 !,03 !)	01 ! (01 !,01 !,01 !,01 !)	01 ! 500 м 01 ! 1000 м 01 ! 1500 м 01 ! 3000 м
1965
1966
1967	02 ! (/,02 !,02 !,01 !)	4-e (6,02 !,8,7)
1968	5-e (16,4,03 !,01 !)	7-e (8,12,9,4)	11-e 1500 м 6-e 3000 м
1969	4-e (10,03 !,01 !,6)

• В скобках указаны места по отдельным дистанциям, в порядке забегов (500, 1500, 1000 и 3000)

Государственные награды

• Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (1999)
• Два ордена Трудового Красного Знамени (1960 и 1964)
• Орден «Знак Почёта»

Литература

• Жукова Р. М. Лёд, сталь, характер. — М., 1965.
• Борченко А. Г. Наша Лида. - Челябинск, 1964.

Ссылки

• [www.olympic.org/uk/athletes/profiles/bio_uk.asp?PAR_I_ID=71478 Лидия Скобликова на сайте МОК]  (англ.)
• [www.rg.ru/2006/04/14/skoblikova.html Интервью в «Российской газете» от 14 апреля 2006 года]
• Скобликова Лидия — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Скобликова, Лидия Павловна

А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.