Скорняков-Писарев, Григорий Григорьевич

Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев (ум. после 1745) — российский генерал-майор, обер-прокурор петровского сената, директор Морской академии, автор первого русского сочинения по механике, руководитель прокладки Лиговского канала, в 1731—1740 годах начальник Охотского порта.

Происхождение

Первоначально писался Екимановым-Писаревым (или Екиматовым), с 1715 года проходит в документах как «Скорняков-Писарев», или просто «Писарев». Шафиров утверждал, что Скорняковы-Писаревы вовсе не дворяне, а потомки скорняков да писарей и что отец его «не имея крестьян, сам пахал и его в том с юности обучил, чему есть по его и нынешним грубым поступкам довольные признаки».

На военной службе

В 1696 году служил бомбардиром; затем учился в Италии и в Берлине. В Россию возвратился в 1699 году со знанием немецкого языка и с значительными для русского того времени сведениями в математике, механике и инженерном искусстве. В течение 20 лет наблюдал за теоретическим обучением в бомбардирской роте.

Во время тяжелого отступления русской армии из Гродно (1706) сумел не потерять ни одного орудия, затем принимал участие в осаде Выборга, а в октябре 1706 года направлен в Смоленск наблюдать за вооружением города, заведовать в нём складом артиллерии и военных снабжений и изучить возможность соединения Днепра с Ловатью каналами. В декабре того же года он уже занят был поставкой подвод от Новгорода до Москвы.

В начале 1707 года Скорняков-Писарев был послан с бомбардирской ротой и драгунскими полками из Острога в Быхов против К. Сеницкого и за свою распорядительность получил благодарность от Петра в письме 24-го июня.

За Полтавскую битву произведен в капитан-поручики и сразу же послан в Смоленскую губернию на Касплю готовить суда и принять начальство над транспортом с артиллериею и провиантом, шедшим по Двине к Риге. От Риги в декабре 1709 года привёл бомбардирскую роту в Москву к полтавским празднествам.

В 1710 году участвовал в покорении Выборга, затем направлен в Ригу для привода оттуда войск в Петербург.

На гражданской службе

После учреждения указами 1714 и 1716 годов цифирных школ при архиерейских домах на Писарева возложено заведование школами, открытыми в Пскове, Новгороде, Ярославле, Москве и Вологде. В 1715 году ему поручено преподавание артиллерии в Морской академии в Петербурге. В 1719 году он назначен её директором, заведуя и московской математико-навигацкой школой, которая была подчинена академии. Одновременно курировал строительство Ладожского канала (который, правда, при нём был прорыт всего на 14 вёрст).

Это был человек суровый, строгий, наглядным примером чего является хотя бы тот факт, ещё из времен его молодости, что единственный побег, бывший в 1706 г. в бомбардирской роте, был совершен молодым солдатом из страха, что «он потерял поручикову трость»; на службе это был холодный и педантический исполнитель долга, любитель всяких обрядов и формальностей.

В 1718 году исполнял должность обер-прокурора сената, занимая которую, он нередко исправлял также и обязанности генерал-прокурора. В 1717 году арестовал в Суздале царицу Евдокию Феодоровну и поначалу руководил расследованием. Он присутствовал также и в суде над царевичем Алексеем Петровичем. Сохранилась его переписка с Петром Великим (всего 22 письма за 1707-22 годы).

В 1723 году барон Шафиров выяснил, что брат обер-прокурора, Богдан Скорняков-Писарев, прикрывает беззакония Меншикова по закрепощению казаков Малороссии. Обер-прокурор поспешил вступиться за честь брата, и между ним и Шафировым пошли пьяные скандалы. Так, на ассамблее у Ягужинского, как жаловался сам Писарев, «оной Шафиров… на безгласно шумнаго [мертвецки пьяного] меня вынимал шпагу и хотел заколоть, но не допустили до того тут будущие». Вскоре после падения Шафирова попал в немилость и его недруг: за срыв сроков построения Ладожского канала он был разжалован в рядовые, но скоро прощён.

После смерти Петра I

После смерти Петра князь Меншиков добился возвращения Писареву чина генерал-майора. Когда же в 1727 году тот примкнул к партии, желавшей воцарения одной из двух дочерей Екатерины и препятствовавшей браку Петра Алексеевича с Марией Меншиковой, их отношения испортились. В мае 1727 года Скорняков-Писарев и граф Девиер были осуждены за то, что «замышляли противиться сватанию великого князя, происходившему по высочайшей воле». Оба были биты кнутом, лишены чести, чинов, именья и сосланы в Жиганское зимовье Якутской области, совершенно безлюдное место в 800 верстах от Якутска.

В 1731 году по докладу Беринга бывший начальник Морской академии как человек опытный в науках был назначен начальником Охотского порта с тем, «чтобы он заселил ту местность, завёл там хлебопашество и пристань с малою судовою верфью, также несколько морских судов для перевозки на Камчатку и оттуда к Охотску казенной мягкой рухляди и купцов с товарами».

В 1741 году Елизавета Петровна вернула сподвижника своего отца в столицу с восстановлением в прежнем чине и орденах. Старик Писарев ходатайствовал особо о возвращении его имущества, «без указу» отобранного у него в Охотске Девиером, будто бы за перебранное с подчиненных жалованье. Имущество это, оцененное в 824 руб., за вычетом 133 руб. 37¾ коп. таможенных пошлин и издержек за провоз от Якутска до Москвы, было возвращено ему в марте 1745 года. Дальнейшая судьба его неизвестна.

Сочинения

Скорнякову-Писареву принадлежит первое напечатанное на русском языке сочинение по механике (СПб., 1722). Книга начинается определением предмета механики и перечислением семи «главнейших машин». Во втором заглавии книги автор называет её только «кратким некоторым истолкованием оного (статического или механического) художества» и дает обещание, что «пространное же истолкование истолковано будет впредь сочинившейся полной сея науки книге». Обещание это исполнено не было.

Литература

• Энциклопедия секретных служб России / Автор-составитель А.И.Колпакиди. — М.: АСТ, Астрель, Транзиткнига, 2004. — С. 163-166. — 800 с. — ISBN 5-17018975-3.

Источники

• [dlib.rsl.ru/viewer/01002921723#?page=605 Скорняков-Писарев, Григорий Григорьевич] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Скорняков-Писарев, Григорий Григорьевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Скорняков-Писарев, Григорий Григорьевич

– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.