Козелец (растение)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Скорцонера»)
Перейти к: навигация, поиск
Козелец

Козелец испанский
Научная классификация
Международное научное название

Scorzonera L., 1753

Синонимы
Типовой вид
Виды

Систематика
на Викивидах

Изображения
на Викискладе
</tr>
GRIN  [npgsweb.ars-grin.gov/gringlobal/taxonomygenus.aspx?id=10994 g:10994]
IPNI  [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_family=&find_genus=Scorzonera&find_species=&find_infrafamily=&find_infragenus=&find_infraspecies=&find_authorAbbrev=&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_publicationTitle=&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=gen&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch ???]

Козелец, или Скорцонера (лат. Scorzonera) — род многолетних растений семейства Астровые (Asteraceae). Распространены от Средиземноморья до Восточной Азии, главным образом в засушливых регионах. Число видов — около двухсот[3].

Наиболее известный вид — Козелец испанский (Scorzonera hispanica): во многих странах это растение культивируется как овощ.





Название

Научное название рода происходит от итальянского слова Scorzonе — ядовитая змея, от яда которой спасало это растение[4] либо от итальянских слов scorza (кора) и nera (чёрная)[5].

Другие русские названия: Черный корень, Черная морковь, Сладкий испанский корень.

Биологическое описание

Представители рода — травянистые растения, иногда полукустарники.

Листья линейные или линейно-ланцетные, цельнокрайние.

Цветки жёлтые, реже розовые, язычковые, собраны в корзинки и окружены многорядной обёрткой с неравными, зелёными черепитчато расположенными листочками; наружные — яйцевидные, внутренние — ланцетные, по краям перепончатые.

Семянки линейно-цилиндрические, с летучкой, состоящей из рыжеватых перистых волосков, внутренняя часть которых имеет продолжение в виде более или менее короткой зазубренной ости.

Консортивные связи

Является кормовым растением для жуков Agapanthia fallax.

Классификация

Таксономия

Род Козелец входит в подтрибу Scorzonerinae трибы Cichorieae подсемейства Цикориевые (Cichorioideae) семейства Астровые (Asteraceae) порядка Астроцветные (Asterales).

  ещё 12 семейств (согласно Системе APG II)  
      около 200 видов
  порядок Астроцветные     род Козелец  
           
  отдел Цветковые, или Покрытосеменные     семейство Астровые    
         
  ещё 44 порядка цветковых растений
(согласно Системе APG II)
  ещё 1900 родов  
     

Виды

Насчитывается 199 видов[3], в том числе около ста — на территории бывшего СССР, некоторые из них:

Напишите отзыв о статье "Козелец (растение)"

Примечания

  1. Об условности указания класса двудольных в качестве вышестоящего таксона для описываемой в данной статье группы растений см. раздел «Системы APG» статьи «Двудольные».
  2. [botany.si.edu/ing/INGsearch.cfm?searchword=Scorzonera Scorzonera Index Nominum Genericorum database]
  3. 1 2 [www.theplantlist.org/1.1/browse/A/Compositae/Scorzonera/ Species in Scorzonera] (англ.). The Plant List (2015). Version 1.1. Published on the Internet. Royal Botanic Gardens, Kew and Missouri Botanical Garden (2015). Проверено 20 августа 2011. [www.webcitation.org/68GVewHBe Архивировано из первоисточника 8 июня 2012].
  4. [oxforddictionaries.com/definition/english/scorzonera «Scorzonera» в Оксфордском словаре]
  5. [littre.fracademic.com/63466/scorson%C3%A8re «Scorsonère» в Dictionnaire de la Langue Française d'Émile Littré. 1872-1877.]

Ссылки

В Викитеке есть тексты по теме
Scorzonera


Отрывок, характеризующий Козелец (растение)

Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.