Скотленд-Ярд

Скотленд-Ярд (официально англ. New Scotland Yard) — штаб-квартира полицейского учреждения в Англии (Metropolitan Police Service), исключая лондонский Сити, который имеет свою полицию. Название часто используется в СМИ для обозначения полиции Лондона (The Metropolitan Police Service (MPS)).

Здание современного Скотленд-Ярда расположено в Вестминстере. Административные функции возложены на персонал, который базируется в Empress State Building (англ.), а оперативное управление — на три центра Metcall (англ.).

Крупнейшее полицейское учреждение в Англии. В нём работают 31 тысяча офицеров, которые отвечают за территорию, равную 1606 км², и население в 7,2 млн человек, проживающих в Лондоне и окрестностях.

История

Название Скотленд-Ярд происходит от его первоначального местоположения на улице Большой Скотленд-Ярд (англ.) в районе Уайтхолла. Интересны и версии происхождения названия улицы (дословно - «Шотландский двор»). По одной из них в X веке английский король Эдгар отдал шотландскому королю Кеннету участок земли рядом с Вестминстерским дворцом в Лондоне. Он потребовал, чтобы король Кеннет построил там резиденцию и посещал её ежегодно, отдавая тем самым дань уважения королевству Англии от лица Шотландии. Король Кеннет построил себе дворец и жил там всякий раз, когда приезжал в Англию. Дворец оставался владением шотландских королей и считался территорией Шотландии. Когда в 1603 году умерла королева Елизавета I, король Шотландии Яков VI стал королём Англии и Шотландии, и дворец потерял своё первоначальное предназначение. Его разделили на две части: первую назвали «Большой Скотленд-Ярд», вторую — «Средний Скотленд-Ярд». Их стали использовать как правительственные здания.

Существуют также версии, что в Средние Века улица принадлежала человеку по имени Скотт, а также, что с этой улицы когда-то отправлялись дилижансы в Шотландию.

К XVII веку, улица стала местом расположения правительственных зданий, спроектированных архитекторами Иниго Джонсом и Кристофером Реном, жившими здесь.

Полиция Большого Лондона была сформирована министром внутренних дел сэром Робертом Пилем, во исполнение инициированного им же Закона о лондонской полиции, принятого Парламентом в 1829 году. Сэр Роберт Пиль при помощи Франсуа Эжена Видока выбрал первоначальным местом расположения Главного управления современный Скотленд-Ярд. В 1829 году здание было занято полицией во главе с её первыми начальниками сэром Чарльзом Роуэном (англ.) и сэром Ричардом Мэйном (англ.). (Интересно, что до 1855 года этот пост совместно занимали два офицера). Два начальника, наряду с офицерами полиции и персоналом, заняли частный дом по адресу Уайтхолл, 4, задняя часть которого выходила во внутренний двор. Она была использована как отделение полиции. Это и был тот адрес, благодаря которому полиция Большого Лондона названа Скотленд-Ярдом.

30 мая 1884 года, во время Фенианской динамитной кампании (Fenian dynamite campaign) 1881-1885 годов, в Лондоне были взорваны три бомбы, одна из них нанесла серьёзный ущерб Департаменту уголовного розыска и офису Специального Ирландского отделения.

К 1887 году Скотленд-Ярд занимал дома номер 3, 4, 5, 21 и 22 по площади Уайтхолл, дома 8 и 9 по улице Большой Скотленд-Ярд, дома 1,2 и 3 по Дворцовой площади, а также различные пристройки и автономные здания, склады и хранилища, Public Carriage Office (англ.) (орган, отвечающий за лицензирование деятельности таксистов и кэбменов) и CID offices (англ.) (Департамент уголовного розыска). Ввиду такого бурного и неадекватного роста в 1890 году эти управления были перемещены на набережную Виктории, спроектированную Ричардом Норманом Шоу, и получили название Новый Скотленд-Ярд. Между прочим, во время строительства одного из зданий рабочие нашли расчленённый труп женщины, предположительно, одной из жертв Джека-Потрошителя.

К 1890 году штат Лондонской полиции вырос от первоначальных 1000 офицеров до 13000, что требовало больший административный штат и большую штаб-квартиру. Ввиду дальнейшего расширения размеров и обязанностей полиции появилась необходимость ещё более увеличить персонал, поэтому в 1907 и 1940 годах Новый Скотленд-Ярд был расширен. Этот комплекс зданий в настоящее время внесён в список сооружений, представляющих архитектурную, историческую или культурную значимость.

К 60-м годам XX века с развитием современных технологий и дальнейшим расширением полиции Лондона, стало очевидно, что потребности полицейского управления переросли возможности штаб-квартиры на набережной Виктории. По этой причине в 1967 году Новый Скотленд-Ярд переехал в здание по адресу Broadway 10. Здание на набережной Виктории сейчас известно под названием Norman Shaw (North) building (англ.). Часть его в настоящее время занимает Департамент охраны полиции Большого Лондона. Телефонный номер Скотленд-Ярда изначально был 1212. Большая часть полицейских отделений Лондона в качестве последних четырёх цифр в номере телефона также используют 1212.

Первое здание Скотленд-Ярда после переноса из него полиции, поступило в распоряжение Британской армии. После перестройки там разместились армейский вербовочный центр и штаб-квартира Королевской военной полиции. Впоследствии, в этом здании располагалась библиотека Министерства обороны. В настоящее время, единственный элемент, оставшийся от первоначального Скотленд-Ярда — это конюшни полиции в здании по адресу Большой Скотленд-Ярд, 7.

База данных полицейского управления размещается в Новом Скотленд-Ярде. Здесь используется национальная IT система, разработанная для запросов всех силовых структур и называемая Главная поисковая система Министерства внутренних дел. Она более известна по аббревиатуре HOLMES. Кроме того, учебная программа называется «Элементарно», в честь великого сыщика Шерлока Холмса.

Ряд защитных мер был добавлен на внешней части Нового Скотленд-Ярда в 2000 году, включая бетонные барьеры перед нижними окнами для защиты от заминированных автомобилей. Кроме того, добавлена бетонная стена около входа в здание. Вооружённые офицеры из Службы дипломатической охраны (англ.) патрулируют фасад здания вместе с полицейской охраной.

Скотленд-Ярд в поп-культуре

В беллетристике и кино, слово «Новый Скотленд-Ярд» используется как метоним полиции Большого Лондона, иногда для обозначения всей полиции Соединенного Королевства.

Скотленд-Ярд стал всемирно знаменитым символом полиции, а детективы из Скотленд-Ярда показаны во многих криминальных романах. Они были частыми союзниками (а иногда — антагонистами) Шерлока Холмса в знаменитых рассказах сэра Артура Конан Дойля (например, инспектор Лестрейд). Также можно вспомнить «Вокруг света за восемьдесят дней» Жюля Верна.

Многие романисты используют вымышленных детективов Скотленд-Ярда в качестве героев и героинь своих произведений: Джордж Гидеон в произведениях Джона Кризи, коммандер Адам Далглиш, созданный Ф. Д. Джеймс, инспектор Ричард Юри в произведениях Марты Гримс — самые известные примеры. Или, например, женщина-детектив Молли Робертсон-Кирк, известная как Леди Молли из Скотленд-Ярда (автор — баронесса Emma Orczy). Во многих детективных романах Агаты Кристи действуют сыщики Скотленд-Ярда, особенно в серии про Эркюля Пуаро.

В 30-х годах XX века были распространены недорогие детективные журналы, использующие в своём названии популярный бренд: «Скотленд-Ярд», «Детективные истории Скотленд-Ярда» или «Международный детектив Скотленд-Ярда». Несмотря на названия, они больше ориентировались на аляповатые криминальные истории США.

Скотленд-Ярд послужил названием серии низкобюджетных фильмов, снятых в 1953—1961-х годах. Каждый эпизод представлял собой реконструкцию реальной детективной истории.

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Скотленд-Ярд

Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.