Народная скрипка
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Народная скрипкаНародная скрипка
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
(перенаправлено с «Скрипка в традиции народов мира»)
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 1 июня 2011 года. |
| Народная скрипка | |
 | |
| Музыканты |
[en.wikipedia.org/wiki/List_of_fiddlers Список фиддлеров (англ.)] |
|---|---|
| Связанные статьи |
Скрипка, Хардангерфеле, Никельхарпа, Смычковые струнные музыкальные инструменты |
Народная скрипка (иногда также фиддл, от англ. fiddle) — скрипка, используемая за пределами академической музыки и прежде всего в народной музыке, но также и в некоторых других стилях, так или иначе апеллирующих к музыкальному фольклору. Речь при этом идёт и о ранних (начиная со Средних веков) инструментах, исторически предшествовавших современной скрипке (за некоторыми из них закрепились особые названия: например, фидель, гудок), и о современных инструментах, предположительно восходящих к этим средневековым прообразам напрямую (например, хардангерфеле). Степень отличия народной скрипки от скрипки в строгом смысле слова может варьироваться; в некоторых источниках понятие «народная скрипка» распространяется на достаточно далёкие от скрипки хордофоны — такие, как йоухикко или эрху.
Содержание
Особенности строя и исполнения
Строй народной скрипки часто не отличается от академического инструмента: четырёхструнные народные скрипки обычно настроены G-D-A-E (соль-ре-ля-ми). Однако бывают и трёхструнные, и пятиструнные (прибавляется еще альтовая струна до), и с добавлением четырёх или пяти резонирующих струн.
Существует множество разных приемов постановки и игры на скрипке в традиционных стилях и стилях на их основе. Очень часто скрипку держат не слева (где обычно располагается подбородник), а примерно посередине. В этом случае подбородник располагается сразу на подгрифнике, а иногда, как и в барочной традиции — подбородник вовсе отсутствует и скрипку даже держат не прикасаясь головой, немного ниже плеча. Смычок очень часто держат выше обычного положения, что также похоже на положение в барочной музыке. Применяется множество приёмов звукоизвлечения и штрихов, среди них большое влияние нестандартных, отчасти барочных штрихов. Смело применяется и стаккато и различные варианты легато, а также совсем непривычный в классической музыке приём чопов (англ. Chop), когда на слабую долю играется звук без определённой высоты (резкий и ударный), что создаёт перкуссионный эффект (распространено в партиях, поддерживающих мелодию). Также очень часто используется игра двойными нотами (англ. double stops), когда в одном из голосов исполняется мелодия, а второй выполняет функцию бурдона. Техника аккордов и сложных штрихов менее применима в подобной музыке, хотя, например, в авторских хорнпайпах Джеймса Скотта Скиннера применяется техника разложенных аккордов, как их применяли композиторы-классики Феликс Мендельсон, Никколо Паганини и другие. Но это, пожалуй, исключение, если речь не идёт о современных композициях и миксах на основе их.
Народная скрипка в различных регионах
В большей степени, нежели на классической скрипке, игра на скрипке в традиционной манере характеризуется огромным разнообразием этнических или народных традиций, каждая из которых имеет свой собственный характерный звук.
Европа
Великобритания
- Английская народная музыка, включая:
- Стиль региона Нортумбрия (англ. Music of Northumbria) и её скрипичная традиция, которой включает "поддержку", импровизированную партию, сыгранную вторым скрипачом.
- Шотландская скрипичная традиция (Scottish fiddling), включая:
- Традицию Шетландских островов — скрипичная традиция, которой включает в себя мелодии сказочной традиции «trowie». Мелодии изустно пришедшие из мифологии о маленьком народе. Стиль характеризован «звоном струн» и синкопированными ритмами.
- Традицию Лоулэнд или Скотс, с сильным влиянием барочной скрипичной техники со стаккато и техникой смычка под названием scots snap или ломбардский ритм, вместе с использованием двойных нот (double stops).
- Традицию региона Скоттиш-Бордерс c репертуаром из хорнпайпов и большим использованием двойных нот.
- Традицию Хайленд или Шотландского высокогорья, с большим влиянием различных орнаментаций и миксолидийской гаммы, использованной в строе шотландской волынки, а также более гладкой смычковой техники, нежели другие шотландские скрипичные стили и свингованный ритм в размере 6/8 в джигах.
- Традицию Оркнейских островов с более простым использованием смычковой техники и орнаментации, но с мелодиями, использующими альтерацию[1].
- Валлийская скрипичная традиция (Welsh Ffidil; смотрите также Ar Log), недавно возрожденная традиция.
Ирландия
- Ирландская народная музыка, скрипичная традиция которой включает:[2]
- Донегольский стиль с северо-запада провинции Ольстер, с характерными мазурками и влиянием шотландского репертуара, включая танцы Страспей и Хайлэнд флинг. Скрипачи, как правило играют быстро и широко используют стаккато и иногда в игре используют "басовую линию, " когда второй скрипач может играть мелодию октавой ниже.
- Слайго стиль из северной провинции Коннахт, как и в донегольской манере мелодии играются быстро, но с характерной упругой манерой в смычковой технике.
- Голуэй стиль из южной провинции Коннахт, который медленней, чем Слайго или Донегол с более увесистыми акцентами на орнаментации. Кроме того, мелодии иногда играются в тональностях Ми бемоль и Си бемоль, чтобы соответствовать тональностям различных духовых инструментов.
- Стиль Клэр из северной провинции Манстер, который, как правило, играется немного медленнее, чем Голвэй по темпу, но большой акцент на самой мелодии, а не на орнаментации.
- Стиль Шлив Лухра с юго-запада провинции Манстер, характеризован уникальным репертуаром полек и слайдов, а также использованием двойных нот и бурдонов, а также игра мелодии в две октавы.[3]
Скандинавия
- Шведская скрипичная традиция (включая игру на Låtfiol; смотрите также Spelmanslag и Gammaldans), включая традиции из провинций:
- Норвежская скрипичная традиция (включая Хардангерфеле; смотрите также Bygdedans и Gammaldans), включая традиции из провинций:
- Финская скрипичная традиция, включает региональные стили:
- Каустинен
- Остроботния, огромное влияние шведской музыки
Континентальная Европа
- Австрийская скрипичная традиция
- Французская скрипичная традиция, включающая старую традицию Коррез и возрожденную музыку Бретани
- Венгерская народная музыка
- Итальянская скрипичная традиция
- Клезмер, скрипичная традиция[4]
- Польская скрипичная традиция
- Португальская и скрипичная традиция Азорских островов
- Румынская скрипичная традиция
Америка
Северная Америка
Американская скрипичная традиция — широкая категория, включающая традиционные и современные стили.
Традиционная музыка
- скрипична традиция в стиле блюз;
- скрипичная традиция каджун и зайдеко;
- скрипичная традиция олд-тайм[en], включает:
- аппалачская скрипичная традиция, наиболее известный стиль сегодня, с использованием большого количества бурдонов и двойных нот, а также синкопированных смычковых рисунков;
- средне-западная скрипичная традиция, с большим влиянием скандинавской музыки;
- озаркская скрипичная традиция, в сравнении с аппалачской музыкой — более быстрая и четкая смычковая техника;
- техасская скрипичная традиция, под влиянием мексиканской скрипичной традиции и акцент на соревновательной игре;
- стиль Новой Англии с большим влиянием квебекского и британского репертуара;
- тихоокеанская северо-западная скрипичная традиция, с влиянием двух стилей — озарка и средне-Западного, хотя и с сильным акцентом на соревновательной игре, как в Техасском.
- традиция тохоно-оодхам — стиль американских индейцев с большим влиянием мексиканской скрипичной традиции.
Современная
- скрипичная традиция в музыке блюграсс или блюграсс-фиддлинг;
- скрипичная традиция в музыке кантри;
- стиль вестерн-свинг.
- канадская скрипичная традиция, включающая в себя:
- скрипичная традиция острова Кейп-Бретон, с большим шотландским влиянием;
- Франко-канадский стиль включающий «кривые мелодии», то есть мелодии с нерегулярным ритмом;
- скрипичная традиция метисов, в центральной и западной Канаде под сильным влиянием французской Канады, но даже с большим использованием «кривых мелодий»[5];
- скрипичная традиция региона Ньюфаундленд и Лабрадор;
- стиль региона Приморские провинции, франкоканадский или нижневосточный. Стиль, который имеет много общего с кейп-бретонским стилем;
- англо-канадская скрипичная традиция.
Латинская Америка
- Форрó, тип музыки из Бразилии, включая традицию игры на рабеке
- Мексиканская скрипичная традиция, включающая Мариачи, Уапанаго, Сон уастеко и Сон калентано
- Перуанская скрипка
Другие области
- Африканская скрипичная традиция
- Австралийская народная музыка
- Скрипичная традиция Морна из Кабо-Верде
Родственники
Варианты
- Хардангерфеле
- Скрипка Штроха или виолинофон, известный в Румынии как Vioara cu goarnă.
Ближайшие родственники
- Виолончель
- Контрабас
- Контра — трехструнная румынская скрипка
- Ребек
- Рабека — бразильская или португальская скрипка
- Альт
Дальние родственники
- Византийская лира, средневековый смычковый инструмент Византийской империи
- Критская Лира
- Кротта
- Гадулка
- Гудок (музыкальный инструмент)
- Гусле — сербскохорватский смычковый инструмент
- Фидель (музыкальный инструмент)
- Hurdy gurdy, также известная как колесная лира
- Лирица — смычковый инструмент на Балканах, из Долмации
- Никельхарпа
Напишите отзыв о статье "Народная скрипка"
Примечания
- ↑ Joseph Lyons. [www.scotlandsmusic.com/Home/scottish-fiddle.htm Scottish Fiddle Music]. Scotlandsmusic.com. Проверено 30 апреля 2012. [www.webcitation.org/6AvRAcQJT Архивировано из первоисточника 25 сентября 2012].
- ↑ [www.celtica.ru/content/view/98/ Ирландская скрипка]
- ↑ [www.irishfiddle.com/article_on_styles1.html Regional Irish Fiddle Styles](недоступная ссылка — история). Irishfiddle.com. Проверено 30 апреля 2012. [web.archive.org/20021010124253/www.irishfiddle.com/article_on_styles1.html Архивировано из первоисточника 10 октября 2002].
- ↑ [www.fiddlingaround.co.uk/klezmer/Klezmer%20frame.html Klezmer Fiddle]. Fiddlingaround.co.uk. Проверено 14 ноября 2011. [www.webcitation.org/6AvRBXBVV Архивировано из первоисточника 25 сентября 2012].
- ↑ [jsis.washington.edu/canada/collections/metis2.shtml Jackson School of International Studies — Canadian Studies Center]
Библиография (англ.)
- The Fiddle Book, by Marion Thede, (1970), Oak Publications. ISBN 0-8256-0145-2.
- [en.wikipedia.org/wiki/The_Fiddler%27s_Fakebook The Fiddler’s Fakebook (англ.)], by David Brody, (1983), Oak Publications. US ISBN 0-8256-0238-6; UK ISBN 0-7119-0309-3.
- Oldtime Fiddling Across America, by David Reiner and Peter Anick (1989), Mel Bay Publications. ISBN 0-87166-766-5. Has transcriptions (standard notation) and analysis of tunes from multiple regional and ethnic styles.
- The Portland Collection, by Susan Songer, (1997), ISBN 0-9657476-0-3 (Vol. 2 ISBN 0-9657476-1-1)
Ссылки
- [fiddles.ru/ Форум о фиддле или о скрипичной традиции]
- [celtic-music.ru/category/instruments/fiddle/ Скрипка фиддл на портале о Кельтской музыке в России]
- [fiddlestudio.jimdo.com/ Санкт-петербургская скрипичная фиддл-студия]
- [biblib.pro/articles/encyclopedia/irlandskie_narodnie_muzikalinie_instrumenti#fiddle Ирландские народные музыкальные инструменты]
Отрывок, характеризующий Народная скрипка
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
