Скульптура Древней Армении

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)

Скульптура Древней Армении — самобытная и разработанная область искусства Древней Армении[1].

На территории Республики Армения обнаружено и раскопано большое количество памятников эпохи бронзы и железа, охватывающих хронологической период с 3-го по 1-е тысячелетие до н. э., к числу которых относятся памятники раннебронзового периода в Шенгавите, Джраовите, Айгеване, Ариче, Мохраблуре и других местах, давшие, кроме богатой коллекции предметов материальной культуры, большое количество произведений скульптуры Древней Армении. При раскопках было найдено множество глиняных, а также небольшое количество каменных, антропоморфных и зооморфных статуэток[2]. В настоящее время известно свыше нескольких сот целых и фрагментированных статуэток из глины и два каменных идола, происходящих из археологических памятников Армении периода 3-го—1-го тысячелетий до н. э. Довольно большую группу скульптурных изделий Древней Армении составляются различные очаги и очажные подставки, украшенные антропоморфными, зооморфными и фаллическими выступами. Эти восходящие к глубокой древности глиняные фигурки могут быть связаны с аналогичными изделиями Малой Азии (Чатал-Хююк и Хаджиляр), Месопотамии, Ирана и Средней Азии, где было найдено значительное количество подобных фигурок. Разнообразные предметы мелкой глиняной пластики энеолитического времени, обнаруженные в Армении являются свидетельством своеобразия в развитии древнейшего оседлоземледельческого населения Армении. Различные фигурки эпохи энеолита в Армении представлены находками в Шому тепе (провинция Утик Великой Армении), где были найдены женская костяная фигурка с подчеркнутой талией, крупной головой и широкими бёдрами и фрагмент глиняной статуэтки, представляющей собой среднюю часть человеческой фигуры, вокруг талии которой налеплен рельефный, украшенный резным орнаментом пояс с завязанными и опущенными вниз концами[1].

На территории Республики Армения энеолитическая антропоморфная скульптура неизвестна. Лишь в Техуте найдена небольшая глиняная фигурка медведь со сдвинутыми передними и задними лапами, чуть приподнятым крестцом, небольшой головой и заостренной мордой. Эта находка позволяет говорить о существовании искусства мелкой пластики и здесь, но из-за малочисленности раскопанных в Армении памятников эпохи энеолита судить о характере древней пластики на данный момент не представляется возможными.

Найденные в памятниках Армении антропоморфные фигурки 3-го тысячелетие до н. э. иконографически сближаются с аналогичными статуэтками, широко распространёнными на всём Древнем Востоке, но отличаются характерными Древней Армении чертами. Древневосточные, иранские и среднеазиатским статуэтки этого типа представлены женскими фигурками и разведёнными, опущенными и прижатыми к груди руками. Некоторые из них имеют пышные формы и отвислые груди, что в основном характерно для северомесопотамских фигурок[3]. Для южномесопотамских памятников характерны изящные обнажённые статуэтки с небольшими грудями, тонкой талией и стройными ногами. Широкие плечи часто украшены налепами. Подобные статуэтки известные также в Иране, Аладжа-Хююке, Средняя Азия[4]. Фигурки этих памятников отличаются чётко подчёркнутыми деталями головы и туловища, пышными причёсками. На груди у них часто изображены ожерелья, которые совершенно отсутствуют на статуэтках Армении раннебронзовой эпохи[1].

В Чатал-Хююке известна небольшая женская статуэтка с разведёнными руками, слабо отмеченными ногами и чуть заострённой головой, сближающаяся с рассмотренными фигурками из Армении[5], у которых отсутствуют пышные формы, высокие пышные причёски и так далее. Сильно стилизованная форма армянских статуэток подчёркивает лишь их назначение.

Кроме древностей раннего бронзового века на территории Республики Армения раскопано также значительное количество памятников эпохи средней бронзы — в Ариче, Абовяне, Айгеване, Джраовите, Кирги, Лчашене, Лорийской крепости и в других местах, давших небольшое количество предметов древнего ваяния, представленных главным образом фигурками водоплавающих птиц (Лчашен), небольшой статуэткой идола (Айгеван) и человеческой фигуркой (Кизилванк). По манере исполнения эти находки тяготеют к изделиям эпохи ранне бронзы и продолжают традиции предшествующего времени. С этого же времени в Армении появляются крупные статуи вишапов, найденные на Гегамских горах, Арагаце и в других местах.

Особое место в коллекциях мелкой пластики в Армении занимает весьма многочисленная разнообразная скульптура позднего бронзового века, изучение которой имеет большое значение для религиозных верований древних армян. Значительное количество статуй рассматриваемой эпохи составляют идолы, украшавшие древние святилища и надгробные памятники, а также бронзовые фигурки животных — быков, оленей, коз, львов, модели бронзовых колесниц и так далее. Глиняных объёмных статуэток найдено чрезвычайно мало, если не считать крупные алтарные изваяния Мецамора конца 2-го и начала 2-го тысячелетий до н. э., напоминающие культовые сооружения Чатал-Хююка, Нацар-гора, Баба-Дервиша и других мест.

Несмотря на различи, бронзовые статуэтки имеются много общих черт. Их объединяет прежде всего реалистичность изображений. Мастера-литейщики стремились подчеркнуть самое характерное в образе животного: мощь и силу льва и быка, лёгкость и грациозность оленя, стройную шею и заострённый клюв птицы, бородку у коз, выпученные глаза лягушки и так далее. Отдельные детали часто даются схематично, но силуэт животного всегда реалистичен. Эта особенность ярко проявляется в скульптуре лчашенских мастеров. Все эти фигурки полностью или частично отливались по восковым моделям, затем дорабатывались с помощью чекана, шлифовки, паяния, клепания и становились настоящими произведениями искусства, причём неповторимыми, так как восковые модели после отливки и извлечения из них изделий уничтожались.

Крупный качественный скачок в металлургии и металлообработке в эпоху поздней бронзы, наряду с развитием земледелия и скотоводства, и частые военные столкновения способствовали усилению внутриплеменной и межплеменной дифференциации. Это привело к концентрации богатства в руках племенной военной и культовой знати, по заказу которой изготовлялась скульптура и предметы вооружения и украшений. Более массовые изделия, в том числе статуэтки, в последующую эпоху железа стали производиться мастерами для рынка. Все образцы древней металлопластики так же, как и в Уре и в других культурных центрах Древнего Востока, украшали покои и молельни их владельцев, а после их смерти использовались как украшения для погребальных повозок[6].

Каменная и глиняная скульптура эпохи поздней бронзы изготовлялась исключительно на месте и повторяла древние традиции. Разнообразные металлические статуэтки в виде моделей колесниц, фигурок быков, оленей и так далее, которые во многом сближаются с изделиями переднеазиатских культурных центров, могли также отливаться на месте в восковых форма. О местном в Древней Армении литье по восковым моделям свидетельствует богатая коллекция скульптуры из Лчашена, изготовленная из шлака, а не бронзы, из которой была отлита значительная часть других предметов, найденных там же[1].

В памятниках Армении 1-й половины 1-го тысячелетий до н. э. обнаружено большое количество различных изваяний, которые во многом продолжают традиции эпохи поздней бронзы, но в то же время имеют и отличия. Для каменной скульптуры характерна ещё большая, чем в предшествующий период, реалистичность изображаемых образов. Развитие металлопластики в основном шло по пути большей стилизации и уменьшения размеров, что обуславливалось появлением массового производства, тогда как в эпоху поздней бронзы статуэтки отливались по заказам племенной знати. Глиняных изделий данного период известно чрезвычайно мало[1].

Напишите отзыв о статье "Скульптура Древней Армении"



Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Степан Есаян. Скульптура Древней Армении / отв. ред. Пиотровский Б.Б.. — Институт археологии и этнографии Академии наук Армянской ССР. — Ереван: Издательство Академии наук Армянской ССР, 1980. — С. 5-8. — 76 с., 65 с. илл. с. — 1000 экз.
  2. Мунчаев Р. М. Кавказ на заре бронзового века. — М., 1975. — С. 169.
  3. Массон В. М., Сарианиди В. И. Среднеазиатская терракота эпохи бронзы. — М., 1973. — С. 48, рис. 10.
  4. Porada E. Art. Iran. — P.: 1962. — P. 35.
  5. Mellaart J. Excavations Catal Huyuk. // Anatolian Studies. — L., 1963. — Vol. XIII, tab. XVIIIa.
  6. Пиотровский Б. Б. Ванское царство. — М., 1959.

Отрывок, характеризующий Скульптура Древней Армении

– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.