Скун, Пол

Пол Скун англ. Paul Scoon<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Генерал-губернатор Гренады
30 сентября 1978 — 6 августа 1992
Монарх:	Елизавета II
Предшественник:	Лео де Гейл
Преемник:	Реджиналд Палмер
Вероисповедание:	католик
Рождение:	4 июля 1935(1935-07-04) Гуяве (Гренада)
Смерть:	2 сентября 2013(2013-09-02) (78 лет) Сент-Пол (Гренада)
Супруга:	Эсмай Скун (Макнейли)
Дети:	3 (приёмные)
Награды:

Сэр Пол Гудвин Скун (англ. Paul Godwin Scoon; 4 июля 1935, Гуяве, Гренада, колония Подветренные острова, Британская империя — 2 сентября 2013, Сент-Пол, Гренада) — гренадский государственный деятель генерал-губернатор Гренады в 1978—1992 годах. Занимал этот пост дольше, чем кто-либо из предшественников и преемников. На период генерал-губернаторства Скуна пришлось правление марксистско-ленинского правительства, государственный переворот и вторжение США на Гренаду.

Образование и госслужба

Родился в рыбацком посёлке, в католической семье мясника-торговца африканского происхождения. Среднее образование получил на Гренаде. Благодаря школьным успехам, продолжал образование в Великобритании и Канаде. Окончил Лондонский университет со степенью бакалавра искусств. Затем учился в Институте образования при Лидском университете. Получил степень магистра педагогических наук Торонтского университета.

Вернувшись в Гренаду, Пол Скун преподавал в средней школе для мальчиков. Был известен склонностью к поэзии Чосера и Шекспира. Затем перешёл на службу в британскую колониальную администрацию. Возглавлял департамент образования, был секретарём грендского кабинета министров, руководителем департамента государственной службы.

В 1973 Пол Скун прибыл в Лондон и занял пост заместителя директора Фонда Содружества.

Генерал-губернатор при марксистском правительстве

30 сентября 1978 Пол Скун был назначен генерал-губернатором Гренады. Назначение от королевы Елизаветы II рекомендовал премьер-министр Гренады Эрик Гейри. На следующий год генерал-губернатор был возведён в рыцарское достоинство и стал именоваться сэр Пол Скун.

Менее чем через полгода после вступления Пола Скуна в должность на Гренаде произошёл государственный переворот. Правительство Гейри было свергнуто, к власти пришла марксистско-ленинская партия Новое движение ДЖУЭЛ (NJM). Было сформировано Народно-Революционное Правительство Гренады во главе с Морисом Бишопом.

Пол Скун был известен правыми антикоммунистическими взглядами. Первоначально новые власти арестовали генерал-губернатора. Однако вскоре Скун был освобождён и формально остался в прежней должности. Правительство NJM предпочло сохранить формальный статус Гренады как члена Британского Содружества — соответственно, номинальным главой государства являлась Елизавета II, её представителем — генерал-губернатор Скун, олицетворявший «стабильность и преемственность». Реально вся полнота власти на острове принадлежала правительству Бишопа.

Некоторые привилегии генерал-губернатора были урезаны, но Пол Скун наладил отношения с Морисом Бишопом. Они регулярно встречались и играли в теннис. Вместе с премьер-министром Бишопом генерал-губернатор Скун принимал парады Народно-революционной армии (несмотря на то, что на церемониях перестало исполняться Боже, храни королеву).

Роль в интервенции и свержении режима

В октябре 1983 года на Гренаде произошёл новый переворот. Морис Бишоп был смещён и 19 октября убит. Правительство по факту возглавил Бернард Корд, затем власть перешла к Революционному военному совету под председательством генерала Хадсона Остина. Корд и Остин представляли радикально-сталинистское крыло NJM.

Пол Скун резко отрицательно отнёсся к очередному перевороту, убийству Бишопа и новому режиму. Он начал тайные переговоры с американской администрацией Рональда Рейгана, убеждая вмешаться в события. Эти контакты стали известны властям, Скун был помещён под домашний арест.

25 октября 1983 началось вторжение США на Гренаду. 27 октября было опубликовано письмо Пола Скуна с просьбой о вооружённом вмешательстве, датированное 24 октября. Впоследствии Скун утверждал, будто текст письма был заранее составлен на Барбадосе и дан ему на подпись 27-го числа, когда вторжение уже происходило. Генерал-губернатор не отрицал, что был сторонником интервенции, однако не признавал, что принадлежал к её инициаторам.

После свержения режима Корда—Остина полномочия генерал-губернатора Гренады были полностью восстановлены. Последние недели 1983 года Пол Скун вместе с временным правительством Николаса Брэтуэйта осуществлял реальную власть на острове. При его участии с Гренады были выдворены дипломатические представители СССР и Ливийской Джамахирии. Скун организовывал проведение многопартийных выборов в декабре 1984. В 1986 генерал-губернатор Пол Скун и премьер-министр Герберт Блейз принимали на Гренаде президента Рейгана. В 2004 году Скун назвал Рейгана «великим человеком, который спас нас всех».

Оценки деятельности

Сэр Пол Скун оставался генерал-губернатором Гренады до 6 августа 1992. В общей сложности он занимал этот пост почти 14 лет, что является своеобразным рекордом. За это время на Гренаде сменились 8 правительств и 7 премьер-министров. Был награждён орденами Британской империи, Святого Михаила и Святого Георгия, Королевским Викторианским орденом.

После отставки Пол Скун написал мемуары Survival for Service: My Experiences as Governor General of Grenada, где изложил свою версию собственной роли в событиях 1983 года.

Комментаторы не раз отмечали, что, хотя должность генерал-губернатора Гренады в 1970-х годах считалась «спокойной и безмятежной», Пол Скун оказался в эпицентре драматических событий, сравнимых с Карибским кризисом, вплоть до попадания под обстрел вместе с женой.

Пол Скун был женат на Эсмай Скун (урождённая Макнейли), имел трёх приёмных детей.

Скончался Пол Скун в возрасте 78 лет.

Отрывок, характеризующий Скун, Пол

– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.