Скупой рыцарь (опера)

Опера

Скупой рыцарь
Год создания	1904
Первая постановка	11 января 1906 года
Место первой постановки	Большой театр, Москва

«Скупой рыцарь» — одноактная опера Сергея Васильевича Рахманинова в 3-х картинах, на собственное либретто, по мотивам одноимённой трагедии А. С. Пушкина.

История создания

В августе 1903 года Рахманинов обратился к одной из маленьких трагедий Пушкина и закончил оперу на её сюжет уже 28 февраля 1904 года, оркестровка была завершена в мае 1905 года. Впервые она была исполнена, вместе с другой его оперой «Франческа да Римини», 11 января 1906 года в Москве, в Большом театре под управлением автора. Рахманинов рассчитывал, что в спектакле будет участвовать Фёдор Шаляпин, но тот отказался; мнения композитора и исполнителя главной роли разошлись из-за различного понимания соответствия музыки оригинальному тексту Пушкина. Спектакли имели успех, но были показаны только 4 раза, после чего Рахманинов снял их с репертуара. Обе оперы были возобновлены на той же сцене только в 1912 году.

Действующие лица

• Барон — баритон
• Альбер, его сын — тенор
• Герцог — баритон
• Ростовщик — тенор
• Слуга — бас

Либретто

Рахманинов внёс в текст Пушкина некоторые несущественные текстовые изменения: он был несколько сокращён, а имена персонажей претерпели некоторые изменения.

Картина первая

В башне.

Молодой рыцарь Альбер, сын барона, сокрушается по поводу своей бедности, происходящей от скупости его отца. Отец его богат, но очень скуп. Альберу приходится даже прибегать к помощи ростовщика. Но ростовщик — «проклятый жид, почтенный Соломон» — не желает продолжать давать в долг Альберу: он вполне резонно опасается, что долг не будет отдан. И Альбер, и ростовщик приходят к одинаковой мысли: лучший выход чтобы барон поскорее отошёл на тот свет и ростовщик намекает — Есть у него один знакомый старичок, аптекарь, который составляет капли, действующие совершенно удивительно… «Как! Отравить отца! И смел ты сыну…» — в ярости, призвав слугу, Альбер выгоняет жида. Однако деньги ему всё же необходимы и Альбера решает искать защиты у герцога:

…Пускай отца заставят
Меня держать как сына, не как мышь,
Рождённую в подполье.

Картина вторая

В подвале

Старый барон наконец-то дождался момента, когда смог спуститься в подвал, где хранятся его сокровища. Сознание того, что ему может быть всё подвластно, опьяняет его. Перебирая сокровища, он вспоминает, как они доставались ему — сколько слёз, страданий, труда и горя видели они, прежде чем попали сюда. «Вот мое блаженство!» — барон зажигает свечи и открывает сундуки:

Я царствую!… Какой волшебный блеск!
Послушна мне, сильна моя держава;
В ней счастие, в ней честь моя и слава!

Но им овладевает тревога — мысль о наследнике, о сыне Альбере, который легко отдаст все эти сокровища за радости жизни:

О, если б из могилы
Прийти я мог, сторожевою тенью
Сидеть на сундуке и от живых
Сокровища мои хранить как ныне!

Картина третья

Во дворце герцога

Выслушав жалобу Альбера на отца, герцог сочувствует ему и приглашает барона к себе. Альбер уходит в соседнюю комнату. Герцог укоряет барона, что тот не бывает во дворце; барон ссылается на старость; разговор переходит на сына, герцог призывает барона «назначить сыну приличное по званью содержанье…» Однако барон очерняет сына, обвиняет его в покушении на его, барона, жизнь и на ограбление. Альбер, услышав клевету, в бешеном гневе врывается в комнату, где разговаривают герцог и барон, и бросает отцу обвинение: «Барон, вы лжете». Барон вызывает сына на дуэль. Альбер принимает вызов. Рассерженный герцог прогоняет Альбера. Барон пытается оправдаться, но ему становится плохо; чувствуя приближение смерти, он думает только о своём богатстве.

Душно!.. Душно!.. Где ключи?
Ключи, ключи мои!

С мыслью о своих сокровищах барон умирает.

Записи

Аудиозаписи

Год	Организация	Дирижёр	Солисты	Издатель и каталожный номер	Примечания
1966	Большой симфонический оркестр Всесоюзного радио	Геннадий Рождественский	Барон — Борис Добрин, Альбер — П. Кузнецов, ростовщик — Алексей Усманов, герцог — Сергей Яковенко, слуга — Иван Будрин	Мелодия 33CM 02683-6 (1971)
1993	Оркестр Большого театра	Андрей Чистяков	Барон — Михаил Крутиков, Альбер — Владимир Кудряшов, ростовщик — Александр Архипов, герцог — Владимир Верестников, слуга — Пётр Глубокий	Chant du Monde
1996	Гётеборгский симфонический оркестр	Неэме Ярви	Барон — Сергей Алексашкин, Альбер — Сергей Ларин, герцог — Владимир Чернов, ростовщик — Иэн Кейли, слуга — Анатолий Кочерга	Deutsche Grammophon

Источники:[www.operaclass.com/catalogo/opera.asp?idOpera=801&idCat=oc&idioma=], [records.su/]

Видеозаписи

Год	Организация	Дирижёр	Солисты	Издатель и каталожный номер	Примечания
2004	Лондонский филармонический оркестр	Владимир Юровский	Барон — Сергей Лейферкус, Альбер — Ричард Беркли-Стил, ростовщик — Вячеслав Войнаровский, герцог — Альберт Шагидуллин, слуга — Максим Михайлов II	Opus Arte (OA 0919 D)	[www.operaclass.com/catalogo/opera.asp?idOpera=801&idCat=oc&idioma=]

Фильмография

Год	Организация	Дирижёр	Солисты	Издатель и каталожный номер	Примечания
1958			Барон — Владимир Захаров, Альбер — В. Радзиевский, ростовщик — Н. Захаров, герцог — Вадим Русланов, слуга — О. Далецкий	Гостелерадио СССР	[gtrf.ru/product/show/id/11986] В части ролей задействованы драматические актёры

Источники

• Михеева Л. [www.belcanto.ru/skupoy.html Опера Рахманинова «Скупой рыцарь»]. Belcanto.ru. Проверено 3 января 2014.

Отрывок, характеризующий Скупой рыцарь (опера)

«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.