Метревели, Слава Калистратович

Слава Метревели
Слава Калистратович Метревели
Общая информация
Полное имя	Слава Калистратович Метревели
Прозвище	Мэтр, муха
Родился	30 мая 1936(1936-05-30) Сочи, Азово-Черноморский край, СССР
Умер	7 января 1998(1998-01-07) (61 год) Тбилиси, Грузия
Гражданство	СССР
Рост	172 см
Вес	68 кг
Позиция	нападающий
Карьера
Молодёжные клубы
	Труд (Горький)
Клубная карьера*
1953—1954	Спартак (Сочи)	? (?)
1955	Торпедо (Горький)	49 (10)
1956—1962	Торпедо (Москва)	138 (33)
1963—1971	Динамо (Тбилиси)	237 (55)
Национальная сборная**
1958—1970	СССР	48 (11)
Тренерская карьера
1976—1977	Динамо (Тбилиси)	тренер
1978—1979	Дила
Государственные награды
Международные медали
Чемпионаты Европы
Золото	Франция 1960
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Сла́ва Калистра́тович Метреве́ли (груз. სლავა კალისტარის ძე მეტრეველი; 30 мая 1936, Сочи, Азово-Черноморский край, СССР — 7 января 1998, Тбилиси, Грузия) — советский футболист, нападающий, тренер. Чемпион Европы (1960) в составе сборной СССР и дважды чемпион СССР (1960 и 1964) в составе «Торпедо» (Москва) и «Динамо» (Тбилиси).

Заслуженный мастер спорта СССР (1960). Заслуженный тренер Грузинской ССР (1976).

Биография

В начале карьеры играл за юношескую команду «Труд» Адлер.

По окончании карьеры работал тренером в «Динамо» Тбилиси (1976—1977). В Сочи в честь Славы Метревели назван Центральный стадион и открыта памятная доска. В декабре 2014 года в Сочи, на родине футболиста, Союзом грузин России был открыт памятник Метревели .

Сборная

• За сборную СССР сыграл 48 матчей и забил 11 голов.
• За олимпийскую сборную СССР сыграл 4 матча и забил 1 гол.
• Сыграл в 1 неофициальном матче за сборную СССР.
• Первый матч за сборную СССР провёл 28 сентября 1958 года против Венгрии, в котором сборная СССР победила 3:1.
• Последний матч за сборную СССР провёл 6 мая 1970 года против Болгарии, который завершился ничьей 0:0.
• Играл за сборную СССР в чемпионатах мира 1962 и 1966 годов.
• Играл за сборную ФИФА в 1968 (против Бразилии).

Тренерская карьера

• Тренер «Динамо» Тбилиси (1976—1977)
• Главный тренер «Дила» (Гори) (1978 — июнь 1979)

Достижения

• Чемпион СССР 1960 и 1964 годов.
• Серебряный призер Чемпионата СССР 1957,1961
• Бронзовый призер Чемпионата СССР 1967,1969,1971.
• Обладатель Кубка СССР 1960 года.
• Финалист Кубка СССР 1961,1970 года
• Обладатель Кубка Европы 1960 года. (автор первого гола в финале)
• Четвёртое место на чемпионате мира 1966 года. (забил гол в матче за третье место)
• Лучший спортсмен Грузии (1964).
• Награждён орденом «Знак Почёта» (1966), орденом Чести (Грузия, 1996).
• В списках лучших игроков сезона (9): № 1 — 1958—1962, 1964, 1965, 1968; № 2 — 1957

Ссылки

• [www.rusteam.permian.ru/players/metreveli.html Профиль на сайте «Сборная России по футболу»]
• [www.zatorpedo.narod.ru/zalslavy/metreveli.html Профиль на сайте zatorpedo.narod.ru]
• [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/224916 Статья Б. Валиева в «Советском спорте» от 30 мая 2006]

Отрывок, характеризующий Метревели, Слава Калистратович

– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.


В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.