Славниковичи

Славниковичи (Славниковцы, чеш. Slavníkovci, польск. Sławnikowice) — чешские племенные князья, возглавлявшие в X веке Зличанское княжество с центром в г. Либице, расположенном в месте впадения р. Цидлины в Лабу (Эльбу). Выступали соперниками чешской королевской династии Пржемысловичей и в конце концов были побеждены ею.

Основатель рода

Основателем рода считается князь Славник (? — 981), по крови близкий к саксонскому королевскому роду. Его женой была Стрежеслава из рода Пржемысловичей, отличавшаяся особой красотой. Славник был независимым, но довольно миролюбивым правителем. Он имел семь сыновей, двое из которых — Адальберт (Войтех) и Гауденций (Радим) — впоследствии были причислены к лику святых. О князе зличан чешский хронист Козьма Пражский в «Чешской хронике» пишет: «Этот князь Славник в течение всей своей жизни был счастлив».

Козьма также приводит описание земель Славника: «Княжество Славника своими границами имело: на западе, по направлению к Чехии, ручей Сурину и град, расположенный на горе Осек у реки Мжи, на юге, в направлении к Австрии, грады: Хынов, Дудлебы, Нетолице, вплоть до середины леса, на востоке, в направлении к Моравскому королевству, град, расположенный под лесом и носящий название Литомышль; и дальше (вплоть до ручья) Свитава, который находится в середине леса, на севере, по направлению к Польше, град Кладско, расположенный у реки Нисы».

Сыновья Славника:

• Войтех (Адальберт) — епископ Праги, миссионер, святой мученик,
• Собеслав (Собебор, Родислав) — старший сын, наследник княжества,
• Спитимир (Спитимер),
• Побраслав (Бобраслав, Бораслав, Добраслав),
• Боржей (Порей, Божей),
• Часлав (Каслав),
• побочный сын Радим (Гауденций) — первый архиепископ Польши (в Гнезно), святой.

Сведений о дочерях не имеется.

Политическая борьба

Между Славниковичами и Пржемысловичами шло жестокое соперничество за господство в Богемии. После смерти Славника престол занял Собеслав, который стал укреплять суверенитет своего княжества — в частности, начал чеканить собственную монету. Это крайне уязвляло Болеслава II (Пржемысловича), желавшего присоединить владения Славниковичей к своему королевству.

26 сентября 995 г. представители рода Вршовцев по договоренности с Болеславом Благочестивым совершили нападение на г. Либице и взяли его штурмом в течение двух дней. Священник Радла посоветовал четырем братьям Славниковичам укрыться в церкви, чтобы спасти свою жизнь. Однако нападавшие не остановились перед этой преградой и все равно убили их. По некоторым версиям, князь Собеслав также был убит в этот день; другие источники утверждают, что во время описанных событий он находился в дальнем походе с императором Оттоном III, и что именно этот факт спровоцировал нападение на Либице.

В свою очередь, Славниковичи, вероятно, были причастны к отравлению Страхкваса Пржемысловича в момент принятия им епископского сана в 996 г.

О силе конфликта двух династий свидетельствует и тот факт, что чешские правители первоначально отказались принять останки св. Адальберта для захоронения на родине. Как известно, мощи епископа покоятся в г. Гнезно (Польша).

Литература

• Козьма Пражский. Чешская хроника, М., 1962.
• R. Turek. Slavnikova Libice. Praha, 1947 г.
• R. Turek. Die fruhmittelalterlichen Stammegebiete in Bohmen. Praha, 1957, S. 23—25, 184—191.
• Hásková, J. 1995: Slavníkovci ve výpovědi svých mincí, Archeologické rozhledy XLVII, 225—230.
• Lutovský, M. 1995: Několik poznámek k problematice slavníkovské domény, Archeologické rozhledy XLVII, 239—245.
• Lutovský, M. — Petráň, M. 2004: Slavníkovci, mýtus českého dějepisectví. Praha.
• Sláma, J.1995: Slavníkovci-významná či okrajová záležitost českých dějin 10. století. Archeologické rozhledy XLVII, 182—224.
• Třeštík, D. 1997: Počátky Přemyslovců. Praha.
• (Red.)Třeštík, D. — Žemlička, J. 1998: Svatý Vojtěch, Čechové a Evropa. Praha.
• Josef Teige: «Blätter aus der altböhmischen Genealogie. Slavnikiden /Die Vrsovcen /Die Herren von Lichtenburg», Damböck 2005, ISBN 3-900589-45-3

Отрывок, характеризующий Славниковичи

Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.