Славуцкий, Михаил Михайлович
Михаил Михайлович Славуцкий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">М. М. Славуцкий в Харбине, 1934 год</td></tr> | |||
| |||
---|---|---|---|
27 июля 1937 — 21 сентября 1939 | |||
Предшественник: | Константин Константинович Юренев | ||
Преемник: | Константин Александрович Сметанин | ||
Партия: | РКП(б)→ВКП(б) | ||
Профессия: | дипломат |
Михаи́л Миха́йлович Славу́цкий (1898, Кременчуг, Полтавская губерния — 24 февраля 1943, Москва) — советский дипломат.
Содержание
Биография
В 1919 г. вступил в Красную армию и воевал на Туркестанском фронте. Дослужился до помощника командира транспортной бригады. Член РКП(б) (был исключен с апреля по июль 1940 г.[1]). В 1919—1920 гг. был секретарём центрального бюро заграничной турецкой компартии в Баку. Был делегатом от центрального бюро на 2 конгрессе Коминтерна. Член ЦИК Узбекистана и Таджикистана.
- 1919—1920 — 1-й секретарь полпреда РСФСР в Бухаре
- 1920 — вице-консул Генерального консульства РСФСР в Герате (Афганистан)
- 1921 — и. о. генерального консула РСФСР в Герате (Афганистан)
- 1921—1923 — референт, помощник заведующего Отделом Ближнего Востока НКИД РСФСР
- 1923—1924 — генеральный консул СССР в Тебризе (Персия)
- 1924—1927 — 1-й секретарь Посольства СССР в Персии
- 1925 — поверенный в делах СССР в Персии
- 1928—1929 — помощник заведующего Отделом Среднего Востока НКИД СССР
- 1930—1931 — уполномоченный НКИД СССР в Ташкенте
- 1931—1937 — генеральный консул СССР в Харбине (Китай — Маньчжоу-го)
- 27.07.1937 — 21.09.1939 — полномочный представитель СССР в Японии
В Харбине был дуайеном. В 1934—1935 гг. вёл переговоры по продаже СССР Маньчжоу-го Китайско-Восточной железной дороги. Летом 1938 года неоднократно обращался (в том числе к Сталину) с просьбой отозвать из Токио в Москву. Данные обращения были отклонены (в том числе дважды Сталиным). По собственной инициативе осенью 1938 г. вернулся вместе с семьёй в Москву. Через шесть месяцев был уволен из НКИД[1]. После этого был назначен заместителем начальника управления высших учебных заведений Наркомпроса
Весной 1940 г. был арестован, но отпущен через 7 дней, так как его дочь передала Сталину письмо через свою подругу Светлану Сталину, с которой училась в одном классе[1].
До конца жизни работал в той же должности в Наркомпросе. Отказался от предложений Молотова: в 1942 г. отказался возглавить советский Красный крест, а в начале 1943 г. отказался от должности посла СССР в Турции[1].
Напишите отзыв о статье "Славуцкий, Михаил Михайлович"
Литература
- А. М. Славуцкая. [www.ozon.ru/context/detail/id/2304427/ Всё, что было… Записки дочери дипломата]. — М.: Книга и бизнес, 2002. — 192 с. — ISBN 5-212-00910-3
Примечания
Ссылки
- [www.knowbysight.info/SSS/08510.asp Биография в Справочнике по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991]
- [www.proza.ru/2009/03/27/633 Биография на proza.ru]
- [www.knowbysight.info/6_MID/03792.asp Генеральное консульство СССР в Харбине (Китай — Маньчжоу-Го — Китай)]
Это заготовка статьи о дипломате. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Славуцкий, Михаил Михайлович
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.