Славяно-Британский легион

Славяно-Британский легион — воинское подразделение, сформированное руководством Британского экспедиционного корпуса на Севере России во время Гражданской войны из русских добровольцев и британских офицеров.

Состав

• батальон (затем — полк) капитана Дайера.
• батальон капитана Берка
• артиллерийский дивизион (командующий — подполковник Г. А. Рождественский)
• Беломорский конно-горский отряд (полк) Командующий — ротмистр А. А. Берс
• Славяно-Британский авиационный корпус (Slavo-British Air Corps, SBAC; командующий — полковник А. А. Казаков)
• ледокольный пароход «Бонавенчур» (до зачисления в состав Британского флота именовавшийся «Русанов»)

История создания и особенности

Решение о формировании Славяно-Британского легиона было принято 14 июня 1918 г. Легион должен был стать основой белогвардейских сил на Севере летом 1918 г, несмотря на то, что первым пунктом контракта с новобранцами было невмешательство Великобритании во внутренние дела России. Легион начал создаваться непосредственно после высадки британских экспедиционных сил на Севере России. По инициативе командующего Британским экспедиционным корпусом на Севере России Эдмунда Айронсайда.

Первым сформированным подразделением легиона был батальон, названный в честь погибшего в боях с большевиками капитана Дайера — первого командира этого подразделения. Вскоре был создан второй батальон, названный в честь его командира — капитана Берка. Военнослужащие, проходившие службу в легионе, не имели прав на продолжение службы в британской армии и были связаны с британским командованием особыми контрактами. В легионе служили люди разных национальностей: русские, канадцы, поляки, финны, литовцы, мадьяры, ирландцы, чехи, эстонцы.

Вскоре по предложению английского полковника Моунда под руководством известного русского офицера-авиатора А. А. Казакова, получившего чин лейтенанта Королевских Воздушных Сил, был сформирован Славяно-Британский авиационный корпус. 15 августа 1918 Архангельске Казаков сформировал 1-й Славяно-Британский авиационный отряд. Отряд базировался на станции Обозерская в 123 верстах к югу от Архангельска. В составе отряда находились как русские, так и британские лётчики (в частности, дивизион «Де Хэвилендов» DH.9 под командованием капитана Робинсона). 11 сентября 1918 г. был сформирован 2-й Славяно-Британский авиационный отряд под командованием капитана Белоусовича.

Все солдаты Славяно-Британского легиона носили английскую униформу (за исключением герба на фуражке). Русские офицеры, поступавшие на службу в легион, носили отличительные знаки британских офицеров. По распоряжению командующего Британским экспедиционным корпусом генерала Айронсайда все военнослужащие легиона получали британские продовольственные пайки и обеспечивались оружием и боеприпасами. Был создан орденский знак отличия за службу в легионе, имевший вид адамовой головы с мечами на кресте белого металла, покрытого красной эмалью. К легиону были прикомандированны несколько британских и русских офицеров. Рядовые военнослужащие легиона получали жалование в размере 100 рублей ежемесячно. Помощником командующего легиона стал опытный офицер капитан В. Н. Гомолицкий. К легиону принадлежали офицерская пехотная школа на Бакарице, артиллерийская школа и некоторые русские части (Беломорский конно-горский отряд под командованием ротмистра А. А. Берса, артиллерийский дивизион подполковника Г. А. Рождественского).

Дисциплина и моральный дух в легионе были на порядок ниже, чем в параллельно сформированной роте Французского Иностранного легиона, несмотря на это, легион вначале пополнился значительным количеством русских офицеров, не желавших служить в полуразложившихся частях белогвардейской Северной армии или недовольных характером новой власти. Эти офицеры зачастую шли в легион рядовыми (но зимой 1918—1919 гг. большое число офицеров перевелось в русские части). Как бы то ни было, но на добровольческой основе легион пополнялся крайне медленно, в связи с чем в легион было принудительно мобилизовано до тысячи человек.

Восстание в июле 1919 г

В июле 1919 г. в частях легиона вспыхнуло пробольшевистское восстание. Солдаты подняли бунт, арестовали и расстреляли своих офицеров. Восставшие легионеры попытались перебежать линию фронта и прорваться к частям Красной Армии, но были окружены солдатами 3-го Северного полка. Часть мятежников сдалась, не оказав сопротивления, некоторым удалось вырваться из окружения и бежать. По распоряжению британского командования попавшие в плен зачинщики бунта были расстреляны без суда и следствия. Восстание очень скоро стало достоянием британской прессы, а впоследствии инцидент озвучивался на парламентских слушаниях в Лондоне. Легион прекратил своё существование с эвакуацией Британского экспедиционного корпуса в сентябре 1919 г. Чины легиона, не пожелавшие оставаться в России, были эвакуированы союзными войсками в Европу.

Источники

• Гончаренко О. Г. Белое движение. Поход от Тихого Дона до Тихого Океана М.,2007 ООО "Издательский дом «Вече» ISBN 978-5-9533-1988-1
• [swolkov.narod.ru/tro/index.htm С. Волков Трагедия русского офицерства]
• [militera.lib.ru/memo/russian/marushevsky_vv/04.html Марушевский В. В. Белые в Архангельске]
• М. Хайрулин, В. Кондратьев Военлеты погибшей империи. Авиация в Гражданской войне
• [www.argo.net.au/andre/Kelly.htm Джон Келли Мемуары]
• [swolkov.narod.ru/bdorg/bdorg25.htm#1569 С. В. Волков Белое движение в России: организационная структура]

Ссылки

• [whiterussia1.narod.ru/CITIZI/NORD.htm СЕВЕРНАЯ ОБЛАСТЬ]

Отрывок, характеризующий Славяно-Британский легион

Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.