Славянский марш

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Славя́нский марш / Сербско-русский марш — оркестровое музыкальное произведение (сочинение № 31 «Славянский марш на народно-славянские темы») русского композитора Петра Ильича Чайковского.

Марш был написан Чайковским в сентябре 1876 года по просьбе дирекции Русского музыкального общества. Сочинение было посвящено борьбе славянских народов Балкан против Османского ига и написано в связи с событиями Русско-турецкой войны. Во время написания музыки, Чайковский называет его «Сербо-русским маршем».

Первое исполнение марша состоялось 5 (17) ноября 1876 года в Москве в симфоническом собрании Русского музыкального общества оркестром под управлением Н. Г. Рубинштейна на концерте в пользу Славянского благотворительного общества.

В произведении использованы музыкальные темы, характерные для народной музыки сербов, а также тема гимна Российской Империи — «Боже, царя храни!».

В советское время музыкальные эпизоды с использованием музыки гимна Российской Империи были заменены на хор «Славься» М. И. Глинки.

В 1985 году немецкая группа Accept использовала основную тему из «Марша» для вступления к заглавной композиции своего альбома «Metal Heart»

Славянский марш в оригинальном виде был возрождён в 1990-м году, когда он был исполнен Российским Национальным симфоническим оркестром под управлением Михаила Плетнёва. Впоследствии это произведение стало визитной карточкой оркестра.

Напишите отзыв о статье "Славянский марш"



Ссылки

  • [www.tchaikov.ru/marche.html Славянский марш]
  • [www.vremya.ru/print/137773.html «Праздник перфекционизма»]
  • [www.hymn.ru/god-save-in-tchaikovsky/index-en.html звукозапись марша]

Отрывок, характеризующий Славянский марш

– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.