Народные календари у славян

Наро́дные календари́ у славя́н — исторически сложившиеся у славянских народов к позднему средневековью системы членения, счёта и регламентации годового времени, организующие обрядовый цикл (календарные обряды), хозяйственную и бытовую практику, в в значительной мере верования и бытование фольклора. В структурном и генетическом отношении народные календари у славян представляют собой сложные переплетения различных моделей: распорядка христианских праздников, постов и мясоедов; календарей солнечного, лунного, вегетативного; земледельческого, скотоводческого, охотничьего, ткаческого, пчеловодческого и т. д.; свадебного и поминального, демонологического (ср. сезонность и календарную приуроченность появления мифологических персонажей), фольклорного (ср. календарные регламентации пения, загадывания загадок и т. п.). Каждая из этих моделей образует особый цикл и соотносится с особым кругом верований о природе и человеческой жизни; вместе с тем все они взаимно связаны.

Основа календарей

В основе народных календарей славян лежит церковный (православный или католический) календарь, определяющий состав, порядок, иерархию единиц годового времени (прежде всего праздников, постов и мясоедов), в значительной степени и их терминологию. Однако содержательная сторона календарей, интерпретация праздников, периодов и сезонов, а также приуроченные к ним обряды, обычаи, запреты, предписания в целом не выводимы из христианского учения и являются органическим компонентом народной традиции. Славянский народный календарь можно квалифицировать как дохристианский ибо его мифопоэтическое содержание мало связано с христианской символикой.

Содержательную основу календарей составляет мифологическая трактовка времени, различение времени сакрального, чистого, доброго и — нечистого, злого, опасного, что находит отражение в языке (в названиях праздников, почитаемых и опасных дней и периодов).

Народные календари сохранились в основном в устной форме, отчасти также в форме рукописных списков праздников; у всех славян были в обиходе ещё и примитивные деревянные календари (бирки, резы, работа, болг. четули, польск. karby), на которых даты праздников и важнейших событий обозначались зарубками. Отдельные славянские традиции обнаруживают значительные различия в составе, соотношении, толковании, оценке и терминологии единиц времени, составляющих народный календарь.

Южные и восточные славяне являются в известном смысле преемниками переднеазиатской традиции отсчитывать новый год с начала весны или от даты весеннего равноденствия.

Календарь восточных славян

Подробнее по этой теме см. Народный календарь восточных славян.

В традиционной культуре восточных славян существуют два основных цикла обрядов:

• цикл календарных земледельческих обрядов и праздников, отражающий основные этапы сельскохозяйственных работ в течение года.
• цикл семейно-бытовых обрядов, включающий родинно-крестинную, свадебную и погребально–поминальную обрядность.

В основе народного календаря восточных славян лежит календарь Православной церкви, который определяет, каковы праздники, посты и мясоеды (единицы годового времени), порядок их следования, определённую иерархию этих единиц и даже во многом терминологию. Однако наполнение народного календаря, интерпретация праздников и постов, а также обрядовая сторона, если взять в целом, не выводимы из христианского учения и составляют часть народной традиции.

Бытовая приуроченность имён святых, обозначенных в церковных святцах, только в редких случаях связана с христианской легендой. Дни, отмечаемые именами святых или церковными событиями, чаще служат лишь для обозначения периодов времяисчисления. Сельскохозяйственное осмысление церковных святцев приводило к созданию «бытовых святцев», имевших общее с церковным только в датах и именах «патронов» работ, да и то имена их нередко имели особую народную редакцию, к которым добавлялись прозвища, соответствующие трудовым или природным процессам, обрядам.

Светлана Толстая считает, что восточные славяне пользовались пятидневной неделей, а субботу и воскресенье они заимствовали во время христианизации.

Особенностью сельского аграрного календаря восточных славян являются пословицы и приметы, которые позволяют реконструировать древнюю модель мира.

Народный календарь бытует преимущественно в устной форме, отчасти также в форме рукописных списков праздников. У всех славян существовали в быту ещё и примитивные деревянные календари (бирки, резы, рабоши), на которых даты праздников и важнейших событий обозначались зарубками. Отдельные славянские традиции были довольно различны в составе, соотношении, толковании и названии единиц времени, составляющих народный календарь.

Сербский народный календарь

Подробнее по этой теме см. Сербский народный календарь.

В сербском народном календаре сохранились остатки древних политеистических верований, обычаев и обрядов, связанных с зимним и летним солнцестояниями, осенним и весенним равноденствиями. Для древних людей эти периоды были не только астрономическими, но и хозяйственными вехами: в земледелии, например, это были заботы о посеве и росте сельскохозяйственных культур, об уборке урожая и его сохранности.

Из наблюдения за изменениями серпа месяца (фаз Луны), человек год делил на месяцы. Дни месяца начинались с новолуния и заканчивались перед следующим новолунием. Сам месяц сербы делили на пять частей по шесть дней, которые были названы после дня отдыха недели (сейчас это название семидневного отрезка времени — седьмицы). У древних сербов в дохристианские время в неделе было шесть дней — без субботы, которая была введена вместе с христианством. В месяце было пять недель. Точной продолжительности солнечного года не существовало, так как и в настоящее время нет точной продолжительности дня и ночи. День считается с восхода до его заката; от заката солнца до его восхода — ночь. «Половина» суток, по современному представлению, — день, а другая половина суток — ночь.

Сербы делили год на два полугодия: летнее и зимнее. Оба полугодия связаны с весенним и осенним равноденствиями. Переходный период от зимы к лету — это весна или пролетье (серб. пролеће), а переход от лета к зиме назывался подзимьем (серб. подзим) или осенью. Таким образом формировалось четыре сезона примерно равных по продолжительности. В связи с различиями природных особенностей сезонов, различной сельскохозяйственной деятельностью в эти периоды и болезней на протяжении многих лет, для каждого сезона имеются свои особые поверья, обычаи и обряды.

Летником нередко называлось 1 марта. И теперь подобное название первого марта сохранилось в деревнях Подримлья, кое-где в Косово и Черногории — пролетник (серб. пролетњак). В далеком прошлом летник отмечается во время весеннего равноденствия, но затем в официальном календаре «переместился» на первого марта. Летник — праздник обновления природы после зимнего сна, начало летнего полугодия. До настоящее времени сохранились новогодние обычаи в этот день, которые являются аналогом рождественских. И сегодня в народе первого марта и накануне Благовещения (см. Ранило), а иногда и в другие дни, жгут навоз или перед входом в дом устраивают костёр, через который домочадцы перепрыгивают, чтобы быть здоровыми. Сжигание навозной кучи, и перепрыгивание через костёр являются пережитками, сохранившимися с языческих времён.

В XIX веке летнее полугодие считалось с Юрия вешнего (серб. Ђурђевдан) 23 апреля по Дмитриев день (серб. Митровдан) 26 октября. С началом полугодия совершались сделки и наймы от начала до конца полугодия. В летнее полугодие козы были на горных пастбищах, а зимой — в овчарне; птицы отлетали на зимовку в начале зимнего полугодия и возвращающихся к началу летнего, и т. д.

Болгарский народный календарь

Болгарский народный календарь состоит из двух полугодий — зимнего и летнего, с рубежными праздниками в честь святого Димитрия (болг. Димитровден) и святого Георгия (болг. Гергьовден). В сущности это солнечно-лунный календарь, в котором новый астрономический год начинается с Рождества (болг. Коледа), отмечая точку зимнего солнцестояния и праздники пасхального цикла, которые ежегодно рассчитывается в соответствии с первым полнолунием после весеннего равноденствия.

Народный календарь состоит из 12 месяцев и 56 праздников. Четыре месяца имеют персонифицированые имена — январь, февраль, март и апрель. Одно из женских олицетворений — Баба Марта (март), сестра большого Сечко (январь) и малого Сечко (февраль). Имена других месяцев образуются в основном в соответствии с присущими для этого времени работами или по имени самого почитаемого святого в месяце.

См. также: Болгарские названия месяцев

См. также

• Древнеславянский календарь
• Славянские названия месяцев

Литература

• Майстров Л. Е., Просвиркина С. К. [astro-cabinet.ru/library/IAI_6/Iai_Ogl.htm Народные деревянные календари] // Историко-астрономические исследования, № 6. — М., 1960. — С. 279-298.
• Срезневский В. И. [www.bolesmir.ru/index.php?content=text&name=o716 Северный резной календарь]. — СПб.: Типография Императорской Академии Наук, 1874. — 108 с.
• Календарь народный / Толстая С. М. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1999. — Т. 2: Д (Давать) — К (Крошки). — С. 442—446. — ISBN 5-7133-0982-7.
• Толстая С. М. Полесский народный календарь. — М.: Индрик, 2005. — 600 с. — (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования). — ISBN 5-85759-300-X.
• Кашуба, М. С. Народы Югославии // [www.slovnik.org/main/ru/support/Obychai_i_Obriady.pdf Календарные обычаи и обряды в странах Зарубежной Европы. Конец XIX — начало XX в. Летне-осенние праздники. Институт этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР]. — М.: Наука, 1978. — С. 200–222. — 296 с.
• Чичеров В. И. [padabum.com/d.php?id=45044 Зимний период русского народного земледельческого календаря XVI – XIX веков]. — М.: Издательство Академии Наук СССР, 1957. — 237 с.
• Шмидт С . О. В. О. Ключевский и проблемы российской провинциальной культуры и историографии: материалы научной конференции, Пенза, 25-26 июня 2001 года, Книги 1. — М.: Наука, 2005. — 466 с. — ISBN 5-300-01265-3.
• Петровић П. Ж. Годишњак временски // [ru.scribd.com/doc/204003750/Srpski-Mitoloski-Recnik-Grupa-Autora#scribd Српски митолошки речник]. — Београд: Нолит, 1970. — С. 99–101. — 317 с. — (Библиотека Синтезе).  (сербохорв.)

Ссылки

• [slowianolubia.blogspot.ru/2013/08/pismo-sowian-czyli-jak-pisali.html Pismo Słowian, czyli jak pisali niepiśmienni chłopi cz. I]  (польск.)
• [wroclawskiedzieciaki.szkolnastrona.pl/index.php?c=page&id=163 Przysłowia o miesiącach]  (польск.)

Отрывок, характеризующий Народные календари у славян

«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.