Слай, Уильям

Уильям Слай (англ. William Sly, ум. август 1608) актёр английского ренессансного театра, работавший в шекспировской труппе.

Биография

О ранних годах жизни Уильяма Слая нет сведений. Первый раз он упоминается как исполнитель роли Porrex (Поррекса) в 1591 году наряду с Огастином Филлипсом, Томасом Поупом, Ричардом Коули, и Джорджем Брайеном (его будущими коллегами по труппе «слуги лорда Чемберлена») в пьесе «Семь смертных грехов», написанной, вероятно, Ричардом Тарлтоном. Предполагается, что в труппе «слуги лорда Чемберлена», созданной из трупп «слуги лорда Стренджа» и «слуги лорда-адмирала» в 1594 году, он был сначала наёмным актёром. В сохранившихся списках представлений труппы указано, что Слай играл в пьесах Бена Джонсона «Всяк в своём нраве» (1598), «Всяк вне своего нрава» (1599) и «Сеян» (1603). Возможно исполнял роль Озрика в «Гамлете» в 1602 году и позднее. После преобразования «слуг лорда Чемберлена» в «слуг короля» стал одним из акционеров труппы. Выведен под своим именем вместе с Ричардом Бёрбеджем в пьесе Марстона «Недовольный». В 1605 году Слай стал акционером театра «Глобус», а в 1608 году — театра Блекфрайерс, когда он был передан «слугам короля». Похоронен в церкви Святого Леонарда в Шордиче 16 августа 1608 года.

Литература

• Аникст А. [www.w-shakespeare.ru/library/anikst-shekspir.html Шекспир]. М.: Мол. гвардия, 1964. — 367 с. («Жизнь замечательных людей»)
• E. K. Chambers, The Elizabethan Stage, 4 Volumes, Oxford, Clarendon Press, 1923; Vol. 2
• F. E. Halliday, A Shakespeare Companion 1564–1964, Baltimore, Penguin, 1964

Отрывок, характеризующий Слай, Уильям

– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…