Слётова-Чернова, Анастасия Николаевна
Поделись знанием:
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
(перенаправлено с «Слетова-Чернова, Анастасия Николаевна»)
| Анастасия Николаевна Слётова-Чернова | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Партия: | |
| Род деятельности: |
учительница, член Всероссийского учредительного собрания. |
Анастасия Николаевна Слётова-Чернова (1873, Тамбов — 1938, Ленинград) — учительница, член Всероссийского учредительного собрания.
Содержание
Биография
По происхождению из мещан, отец чиновник. Выпускница Тамбовской женской гимназии. Работала учительницей. Ездила заграницу для изучения там постановки внешкольного образования. Заведовала воскресной школой, после суда над ней, который был выигран при участии адвокатов Н. П. Карабчевского и А. Я. Тимофеева, заведовала "Обществом по устройству народных чтений"[1]. В 1898 году вышла замуж за В. М. Чернова. В мае 1899 г. Чернов вместе с женой эмигрировал. Осенью 1901 г. при активном содействии Чернова была создана новая партия — партия эсеров[2]. А. Н. Слётова-Чернова её член с момента образования. Вместе с мужем находилась в эмиграции.
В 1917 году момент выборов в Учредительное собрание проживала в г. Козлове. Член бюро фракции партии эсеров. Избрана во Всероссийское учредительное собрание в Тамбовском избирательном округе по списку № 1 (эсеры и Совет Крестьянских депутатов)[3]. Одна из 10 женщин из 716 депутатов, избранных в Учредительное собрание[4]. Участница его единственного заседания 5 января 1918 года. Когда большевики начали депутатов торопить, грозили потушить свет, А. Н. Слётова срочно достала откуда-то десятки свечей[5].
30 января 1918 года ЦК партии эсеров поручил ей совместно с А. А. Гизетти и В. Г. Архангельским организацию партийной работы среди учителей[6].
Многократно была арестована. Сидела в тюрьме в 1921 году[7]. В 1938 году вновь репрессирована, включена в "Список лиц, подлежащих суду военной коллегии Верховного Суда Союза ССР" по Ленинградской области от 12 сентября 1938 за подписью Сталина, Молотова и Жданова под номером 110 "по первой категории" (расстрел)[8][9], однако умерла в тюрьме до окончания дела[10].
Семья
- Брат — Степан (1876—1915), революционер-террорист, член партии эсеров.
- Сын — Борис Викторович Чернов (1900 — 28.09.1933) социалист-революционер[11].
- 1-й арест. В 1923 студент, арестован в декабре 1923 г., в феврале 1924 г. по обвинению по 62 статье (организованное сокрытие подлежащих обложению или учёту предметов) УК РСФСР сослан в Нарымский край.
- 2-й арест. В 1925 г. в ссылке в деревне Костарево Парабельского района Томской области, приговорён 3 годам заключения в Тобольском политизоляторе, затем ссылка в Тюмени.
- 3-й арест. В феврале 1929 сослан на 3 года в Кызыл-Орду.
- 4-й арест. В 1930 г. арестован в Кызыл-Орде, приговорён к 3 годам лишения свободы, отбывал по декабрь 1932 в Челябинском политизоляторе, приговорён к 3 годам ссылки в Сибирь. Умер в ссылке 8.09.1933[12] (по другим данным 28.09.1933).
- Дочь — Мария Викторовна (Эллен) Слётова (около 1908, Женева — не ранее конца 1960-х) в 1950-е жила в Холмогорах Архангельской области, заведовала научной станцией. Автор нескольких брошюр по животноводству. В 1960-е вернулась в Ленинград[13].
Напишите отзыв о статье "Слётова-Чернова, Анастасия Николаевна"
Литература
- [www.hrono.ru/biograf/bio_s/sletova_chern.php Протасов Л. Г. Люди Учредительного собрания: портрет в интерьере эпохи. М., РОСПЭН, 2008.]
- ГА РФ. Ф. 102 — Департамент полиции Министерства внутренних дел, ОО, 1907, д. 10, ч. 34; 256
Примечания
- ↑ [kk.convdocs.org/docs/index-94712.html?page=22 В. М. Чернов Перед бурей]
- ↑ [www.lerc.ru/?part=articles&art=16&page=21 Юрий Корчагин Виктор Чернов]
- ↑ [www.hrono.ru/biograf/bio_s/sletova_chern.php Хронос. Слётова-Чернова Анастасия Николаевна]
- ↑ Кроме неё были избраны от большевиков: Евгения Бош, Александра Коллонтай, Елена Розмирович, Варвара Яковлева; от эсеров: Екатерина Брешко-Брешковская, Ольга Матвеевская, Мария Первеева, Вера Фигнер и от левых эсеров Мария Спиридонова
- ↑ [fiction book.ru/author/aleksandr_valentinovich_amfiteatrov/dom_literatorov_v_petrograde_1919_1921_godov/read_online.html?page=2 Фельштинский Юрий Большевики и левые эсеры. Октябрь 1917 - июль 1918]
- ↑ [libes.ru/3893.html Протоколы заседаний ЦК Партии социалистов-революционеров (июнь 1917 - март 1918) с комментариями В. М. Чернова]
- ↑ [bookoff.com.ua/elektronnaya_biblioteka/felshtinskiy_yuriy/bolsheviki_i_levye_esery_oktyabr_1917_-_iyul_1918.77715/?page=21 А. В. Амфитеатров. Дом литераторов в Петрограде 1919–1921 годов]
- ↑ [stalin.memo.ru/names/p345.htm Сталинские списки]
- ↑ [stalin.memo.ru/spiski/tomi10.htm ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ. 1-я категория. АП РФ, оп. 24, дело 418, лист 237]
- ↑ [www.hrono.ru/biograf/bio_s/sletova_chern.php Протасов Л. Г. Люди Учредительного собрания: портрет в интерьере эпохи. М., РОСПЭН, 2008.]; в отличие от подавляющего большинства других фигурантов списка, отсутствует в числе расстрелянных в соответствующем 10-м томе "Ленинградского мартиролога" (включение в список по 1-й категории не означало немедленный расстрел, П. Ю. Орас, также значащийся в этом списке под № 87, вообще не был расстрелян, был осуждён к дительному сроку заключения в 1940 г. и умер в тюрьме только в 1943 г.)
- ↑ [socialist.memo.ru/lists/slovnik/l24.htm Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 года - список]
- ↑ [lists.memo.ru/index24.htm Жертвы политического террора в СССР]
- ↑ [dojkov.livejournal.com/30550.html Дойков Юрий Всеволодович К БИОГРАФИИ ДОЧЕРИ ЧЕРНОВА]
Отрывок, характеризующий Слётова-Чернова, Анастасия Николаевна
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
